П.АМНУЭЛЬ

ДОЙТИ ДО ШХЕМА

В блоках памяти компьютеров Штейнберговского института можно найти
массу любопытного. Особенно для историка. Сотрудники очень настороженно
относятся к посетителям, и они правы. Обычно сюда приходят люди, которые
хотят узнать, как могла бы повернуться их жизнь, если бы они в свое время
не совершили поступка, который на самом деле совершили. Немногие верят в
то, что миры, в которых они поступили когда-то иначе, существуют реально.
Им кажется, что все это - игра воображения. Но почему бы и не поиграть -
все кажется таким реальным!

Праздных посетителей отсеивает автоматический контроль на входе.
Элементарно, кстати - проверяют альфа-ритм. Есть зубец - значит, человек
подвержен влиянию поля Воскобойникова, нет - значит, нет. Я вот оказался
неспособен. Для историка это, кстати, неплохо, иначе я просто запутался бы
в альтернативах, которые сам же и успел создать во Вселенной за неполные
сорок лет пребывания в этом лучшем из миров.

Михаэль Ронинсон, напротив, обладал ярко выраженным зубцом
Воскобойникова. Поэтому, когда он, пройдя обычный контроль, оказался перед
столом Доната Бродецки, у дежурного и тени сомнения не возникло в том, что
новый посетитель ничем не отличается от десятков прочих. Впрочем, одно
отличие было, причем бросалось в глаза: Ронинсон был одет в черный костюм,
белую рубашку, а на голове, несмотря на жару, сидела большая черная шляпа.
Под шляпой, несомненно, находилась черная же кипа, но, поскольку на
протяжении всего разговора посетитель шляпу не снял, убедиться в своем
предположении Поллок не сумел.

Хочу сразу предупредить - хотя многие из глав моей "Истории Израиля"
написаны по материалам, не имеющим однозначного подтверждения, все, что
связано с делом Михаэля Ронинсона, надежно документировано, и потому я
ручаюсь за каждое слово и каждый поступок, какими бы невероятными они вам
ни показались.

Итак, посетитель в черной шляпе вошел в холл Штейнбергского
института, миновал церебральный контроль, был фиксирован компьютером как
потенциальный реципиент, твердым шагом подошел к столу регистрации, за
которым сидел в тот день Донат Бродецки, и сказал:

- Шалом у врача. Я требую закрыть этот ваш институт, поскольку его
существование противоречит воле Творца.

Бродецки, глядя на экран компьютера, где высвечивались данные "бдики"
нового посетителя, ответил стандартной фразой, поскольку смысл сказанного
человеком в шляпе еще не дошел до сознания дежурного:

- У вас, господин, отличный зубец Воскобойникова, думаю, вы получите
все, за чем пришли.

- Я рад, что вы со мной согласны, - радостно сказал посетитель, - и
если вы готовы немедленно закрыть это заведение, то нужно сделать
сообщение для прессы.

- Прошу прощения, господин, - удивился Бродецки, - разве вы не
собираетесь подвергнуться тесту Штейнберга?

Черная борода посетителя затряслась от возмущения:

- Нет! Я сказал...

- Я слышал, - прервал его Бродецки, усомнившись в тот момент в
умственных способностях стоявшего перед ним человека. - К сожалению,
закрыть институт не в моей компетенции.

- В таком случае я пройду к вашему начальству.

Только в этот момент, переломный для истории Института Штейнберга,
Бродецки осознал, что разговор с самого начала велся на чистом русском
языке. Это и определило его дальнейшее поведение. Он встал, повесил на
окошко табличку "сагур змани" и вышел из-за стола. Посетителей в такую
жару было мало, двое других дежурных скучали и читали газеты, можно было
позволить себе лично разобраться с чернобородым и, возможно, даже научить
его манерам вести беседу.

- Пойдемте вот сюда, под пальму, - сказал Бродецки, - и поговорим
спокойно.

Место было действительно укромным, почти не просматривалось из холла,
два диванчика создавали уют, а шипящий бойлер обещал умеренное наслаждение
растворимым кофе или чаем "Высоцки".

Через три минуты, в течение которых Бродецки вопросы задавал, а
посетитель отвечал, выяснилось следующее. Михаэль Ронинсон репатриировался
из Молдавии в 2023 году. В Бендерах работал на заводе, но было ему тошно
жить, и причину этого он понял, когда случайно оказался перед пасхой в
местной синагоге. Пришел купить мацу для старушки-соседки, послушал рави и
осознал свое истинное назначение. Не то, чтобы рави обладал красноречием
Цицерона или убедительностью Рамбама - просто слова служителя культа
оказались "в резонансе" с настроением Михаэля, который в свои тридцать два
никак не мог понять, для чего он живет на этом свете.

Через год Ронинсон репатриировался в Израиль, поскольку, как ему
казалось, в родных Бендерах не мог бы служить Творцу с тем рвением, на
какое оказался способен. Возможно, для иного еврея главное - соблюдать
заповеди самому и не вмешиваться в дела соседа. Ронинсон же считал для
себя обязательным втолковывать каждому встречному еврею сущность Торы и
настаивать на том, что жить нужно не просто по совести, но и по закону,
ибо закон суть причина, а совесть и все остальные положения морали - лишь
следствия. Миссионерство противно иудаизму, но Михаэль не считал, что
осуществляет миссию, ибо вовсе не гоям объяснял он законы Моше, а евреям,
которые уже фактом своего рождения были обязаны соблюдать все шестьсот
тринадцать заповедей.

Никаких родственников у Ронинсона не было, а жена ушла от него еще до
того, как Михаэль осознал свое призвание. Вероятно, поняла во-время, что
характером муж весь пошел в пламенного революционного борца Якова
Свердлова - был столь же нетерпим к чужому мнению и столь же убежден в
правильности своих поступков. Наверно, ей повезло.

В Израиле Михаэль Ронинсон, естественно, начал обучение с азов в
иерусалимской ешиве "Шалом" и, возможно, провел бы в стенах этого
заведения всю жизнь, если бы однажды не прочитал в газете "Маарив" об
открытии Института Штейнберга, об эффекте Воскобойникова, об
альтернативных мирах и сдвоенной реальности.

В его голову пришла простая мысль, и он вынашивал ее, пока не решил
действовать, после чего, естественно, спросил совета и разрешения у своего
рави. Дискуссия между Михаэлем Ронинсоном и рави Бен Лулу - единственное,
пожалуй, недокументированное место в этой истории, и потому не стану даже
и излагать ее, хотя могу, в принципе, реконструировать, пользуясь
некоторыми намеками. Главное - разрешение действовать Михаэль получил.
После чего сел в автобус и отправился в Институт Штейнберга.

Дежуривший в тот день Донат Бродецки тоже был репатриантом из
пределов бывшего СССР. Знал об этом, но жизнь свою в городе Брянске не
помнил, поскольку провел на доисторической родине всего год, из них восемь
с половиной месяцев - в материнской утробе. Но русский язык знал не хуже,
чем те господа, что приезжали с последней, постдемократической, алией.
Родители Доната были специалистами по славянской культуре, в Израиль
поехали, будучи уверенными в том, что работать придется метлой и шваброй,
но жить в стране, которая тихонько скатывалась назад - от рынка в светлое
коммунистическое прошлое, - не имели желания.

Известно, что в стране, текущей молоком и медом, случаются изредка
чудеса - вскоре после приезда супруги Поллок узнали о том, что
Иерусалимскому университету позарез нужны слависты для работы с книгами по
антисемитизму, подаренными санкт-петербургской публичкой. Судьба сложилась
удачно. Единственный сын тоже нашел свой путь - стал биофизиком,
участвовал в теоретическом обосновании только что открытого метода
альтернатив, организации Штейнберговского института. Здесь и работал,
принимая посетителей, жаждавших поглядеть на упущенные ими возможности.

В Бога Бродецки не верил - бывает, не каждому ведь дано. К
собственному недостатку он относился с пониманием, но и людей, свято
верящих в Творца, он понимал тоже. Единственное, чего Бродецки не понимал
и не хотел принять - это неожиданные и не столь уж редкие случаи, когда
взрослый уже оле хадаш ми Русия обращался к Богу со рвением, казавшимся
Донату подозрительным. Он не любил людей, старавшихся быть святее Папы
римского. Фигурально, конечно же, не при иудеях, будь сказано. Именно
поэтому после трех минут общения Бродецки проникся к Ронинсону чувством
неприязни. Вовсе не черная шляпа и прочие атрибуты религиозности были тому
причиной, а исключительно факты из биографии посетителя.

- Честно говоря, - сказал Донат, - я не очень понял, что вы
предлагаете.

- Закрыть институт, ибо он неугоден Творцу.

- Чтобы поставить точки над i, скажу, что я недостаточно компетентен
и не могу принимать такое решение. А начальства сейчас нет. Но я,
исключительно в познавательных целях, хотел бы знать, почему, скажем,
завод по сборке атомных бомб Творцу угоден, а наш, сугубо мирный, институт
необходимо принести в жертву.

- Не нужно иронизировать, - обиделся Ронинсон. - Неужели вы не
понимаете, что все ваши альтернативные миры не имеют к реальности,
созданной Творцом, никакого отношения?

- Объясните, - предложил Бродецки и поглядел на часы: до обеда было
еще сорок минут, посетителей сегодня не густо, почему бы и не послушать
этого Ронинсона? В конце концов, разве не входит в его, Доната,
обязанности предоставлять в распоряжение посетителей Института кабину для
погружения в альтернативный мир и присутствовать при этом, чтобы снимать
объективные показатели и остановить сеанс в случае опасности для здоровья?
И если Ронинсон желает провести отведенные ему по программе полчаса не в
кабине перемещений, а в холле под пальмой, то это его личное дело, не так