настолько, насколько изменился и он сам. Прическа только... Раньше у нее
была короткая стрижка, а теперь - локоны, спускавшиеся на плечи.
не за что было зацепиться. Полированная стенка из четырех секций, диван,
стол, два кресла - нормальный набор современного импортного интерьера.
Галка подтолкнула Романа Михайловича к креслу, в которое он и опустился,
сразу почувствовав, что смертельно устал и никогда больше из этого кресла
не поднимется. Галка вышла из комнаты, дала ему время придти в себя,
собраться с мыслями. А может, просто у нее чайник выкипал на плите, кто
знает.
кресло, а не, скажем, на диван. Прямо перед ним в простенке висела большая
- в половину ватманского листа - фотография. На мосту через широкую реку -
Волгу, наверно? - стояла девушка. Снимок был сделан с какой-то странно
высокой точки, была видна и вода внизу, и даже теплоход. Надя - он узнал
ее - смотрела на фотографа, приподняв голову, и оттого, наверно, выглядела
упрямой и строгой. Она была в легком летнем платье без рукавов, у Романа
Михайловича заныло сердце, он подумал, что приезд его нелеп, сейчас войдет
Галка, они будут смотреть на фотографию и молчать, потому что Галка
говорить не захочет, а он так и не найдет в себе сил спрашивать, посидит и
уйдет, опустошенный и проклинающий себя за душевную черствость, и сегодня
же улетит, и впредь сто раз подумает, прежде чем являться куда бы то ни
было незваным гостем.
блюдо с бутербродами, сахарница.
день готовить что-нибудь вкусное... Раньше не успевала, а теперь
заставляю. Ты поешь, хорошо?
рассматривала. Возникла неловкость: говорить с полным ртом Р.М. не мог,
чувствовал себя глупо, а Галка все не отрывала взгляда.
утешать. От слов мне бывает плохо, я начинаю реветь.
дочери, а о бывшем муже.
нас с ним было раньше, в первые дни... Так у него с ней, с его новой... У
нас это продолжалось месяц или два, потом привыкли, началась семейная
жизнь... То есть, хочу сказать - семейный стандарт, который иногда как
кость в горле, и не сбежишь, потому что стандарт, а от стандарта не
сбегают. Во всяком случае, такие, как я. Если бы я смогла все сохранить,
если бы он не ушел... хотя что я... все равно он бы ее встретил. Но если
бы... Мне все время кажется, что Наденька ничего бы не... Понимаешь? Так
мне кажется...
неожиданно увидел, что ее всю трясет. Она не плакала, внешне оставалась
даже спокойна, но ее била дрожь, и это оказалось так страшно, что Р.М.
растерялся вконец. Может, именно от растерянности он и сделал
единственное, что должен был сделать. Обошел стол, обнял Галку, заставил
пересесть на диван, и Галка прижалась к нему, продолжая дрожать, он
чувствовал теперь, как ей плохо и только сильнее прижимал к себе.
делает нечто, логически необъяснимое, но отстраниться не мог, нужно было
какое-то действие или слово, или то и другое вместе.
был так долго, Рома? Ты же умнее нас всех, и ты бы еще тогда все понял...
Я ведь понимать не хотела, только почувствовать и помочь. И другие тоже. А
нужно было именно понять... Только ты мог бы...
тебе не знаю. Я и услышал о тебе, то есть понял, что это именно ты, когда
мне сказали о рисунках... нет, и тогда не понял, потом...
поймешь, потому что кроме тебя некому. А я ведь сначала боялась, даже
отвечать на письмо не хотела, дура... Они ведь все решили, что моя
девочка... что у нее психическая болезнь. Все признаки нашли. Им надо было
как-то объяснить, почему она это сделала. Может, действительно я виновата?
А тебя не было. Ты бы посоветовал...
Господи, глупо как... Все время ищу виноватых. Я тебе все расскажу, только
не сейчас, ты ведь не уезжаешь? У тебя есть другие дела?
и принеси свои вещи, а я пока все приготовлю... Нет, не ходи. Там ведь у
тебя ничего такого? Завтра заберешь. А то уйдешь и не вернешься. Сиди тут,
я сейчас... Хочешь еще кофе? Или чаю?
технологический, если ты не забыл. А потом пришлось переквалифицироваться,
это уже после рождения Наденьки. На химическом стало невмоготу, постоянно
болела голова... Здесь тоже нелегко... Вот, пей и ешь, печеного ничего
нет, я завтра, после смены, мне в утреннюю...
видит Роман, и что у него с работой, он обязательно должен дать ей
почитать что-нибудь свое, из нового. О Наде не было сказано ни слова,
обоим нужно было привыкнуть друг к другу, подождать, чтобы в воздухе
возникли странные волны доверия, никем не определенные и все же не менее
материальные, чем мысль или чувство.
одеялом. Галка возилась на кухне, потом в ванной, наконец, все стихло,
Р.М. услышал ее шаги в соседней комнате, он не знал, что там, и пытался
представить. Наверно, такая же стандартная спальня, и Галка стоит у
зеркала в ночной рубашке и думает - о чем?
многое еще осталось несказанным.
почему-то понял, что ей опять плохо, что она вся дрожит, и вскочил,
подбежал к ней, не успев подумать, каким смешным выглядит в своих немодных
трусах, тощий и угловатый. Галка плакала, и Р.М. опять не знал, что
сказать и чем помочь, и начал целовать ее в глаза, щеки, губы, на миг
мелькнула мысль, что все это должно было произойти не сейчас, а двадцать
лет назад.
сквозь тяжелые занавески не проникал свет уличных фонарей. Все здесь было
сотворено из какого-то нереального внепространственного и вневременного
материала.
все так же темно, и он знал, что Галка тоже не спит, хотя и лежит
неподвижно, прижавшись лбом к его плечу. Он тихо провел ладонью по ее
волосам, и она коротко вздохнула.
нельзя вернуть все назад?
ведьмы из меня не получится. И я поняла, что больше для тебя не существую.
психологии.
рецензию.
что самым естественным было бы обнять ее и шептать слова, которые от
частого употребления стали невыносимо банальными, но тем не менее остались
единственными, и он не мог их произнести, потому что знал: тогда все
изменится в жизни, и не нужно это. Что же делать, господи?
что-то глупое, а потом он открыл глаза, и было уже утро, портьеры
раздвинуты, тонкий солнечный луч прорезал спальню по диагонали. Галки не
было.
будто дно огромной чаши, края которой угадывались где-то высоко вдали.
Уходящая к краю чаши перспектива дороги, по которой шагали глаза. Р.М. не
мог бы сказать, почему решил, что глаза движутся к зрителю - десятки глаз,
близких и далеких. Ничего больше, кроме глаз, на дороге, и вообще на
рисунке не было. И оттого становилось жутковато. Какая странная
фантазия... Каждое утро Галка, проснувшись, видела перед собой это.
Укоряющие, осуждающие, зовущие, смеющиеся глаза. Так и рехнуться недолго -
если постоянно видеть это. Когда Галка повесила рисунок? До или после?
Если после - зачем? И если это рисунок Нади... А чей же еще? Была ли это
только фантазия, игра воображения или... Что - или? Нет, рано об этом.
Даже думать рано. Думать - значит анализировать.