неприкаянно, прячась от людей, ничего не понимая, обуреваемый скорее
животным страхом, чем стремлением понять. Что-то случилось ночью или
вечером. Нечто, чему он сам оказался свидетелем. Еврей, объявивший себя
Мессией и болтавший чушь с трибуны кнессета в Аль-Кудс? Да, безумие
началось именно после этой речи. И слова, которыми его встретили родные
братья, были, как понял Муса, отрывками из речи Мессии. Ну и что? После
этого - не значит вследствие этого. Так часто говорил его ученый брат Эйюб
и, наверное, был прав.
украсть? Будто в чужой карман лезешь? Впрочем, воровство - занятие вполне
благородное, если красть по- крупному. А мысли у всех, кого слышал Муса,
были мелки и мало отличались друг от друга. Ему быстро надоел шум в
голове, и он, сосредоточившись, заставил себя не слышать. Часа через два
после ухода из дома Муса уже вполне управлял своей способностью читать
мысли людей и обращался к ней лишь тогда, когда хотел понять тайные мысли
собеседника или истинную сущность того или иного человека.
отдала власть. Нация отдала веру. Что осталось? Остался автомат, висевший
у Мусы на плечевом ремне. Автомат - это самостоятельность.
почитал - так был воспитан, - знал, что, возвратившись, нарвется на
поучения в духе услышанных в мечети, куда он зашел в неурочное время и где
неожиданно застал несколько сотен молящихся, слушавших распевную речь
муллы. Речь человека, сошедшего с ума. О пришествии Мессии, о наступающем
царстве Божием, о потерянных коленах Израилевых, и об Аллахе, Боге едином,
истинного имени которого не знает никто.
его следовало пристрелить. Муса с трудом заставил себя опустить оружие.
Нужно было стрелять, но стрелять было нельзя. Он ушел. Всю вторую половину
дня Муса сидел на берегу моря, поставив автомат между колен, жевал лаваш,
не ощущая вкуса, и думал.
понимая, что ответа не найдет, запутается и лишится не только ясности
планов, но даже собственной независимости. Он-то с ума не сошел, и этого
достаточно. Он остался наедине с Аллахом. Аллах велик. Аллах подскажет.
Направит руку.
холодное оружие - топор, ножи. Где жить - не проблема. Тепло, ночевать
можно даже здесь, на берегу. Море не предаст. Завтра он пойдет в поселение
Нецарим и убьет еврея. Нет, лучше начать с муллы. Все в душе Мусы
восставало против этой мысли, но он понимал, что именно муллы и стали
главными отступниками, они служили Аллаху, были посредниками между Ним и
людьми, и если стали призывать к братанию с евреями (да что там - со всеми
неверными!), то ясное дело - их безумие оказалось более глубоким. Начать
нужно с них.
он увидел кафе. В небольшом зале человек на десять было пусто, хозяин
возился за стойкой, из кухни доносились женские голоса. Муса натянул
маску, послушал чужие мысли. Хозяин думал о том, что этот парень, видимо,
из ХАМАСа, и нужно поговорить с ним о Мессии, а на эту мысль накладывалась
другая, чуть менее ясная - о пережаренном мясе и испорченном обеде.
затихли. Захлопнулась дверь, изнутри ее начали подпирать чем-то тяжелым.
Сучки. Сдались вы мне. Муса перешагнул через тело, задумался на мгновение
- может, написать что-нибудь? Например "Мститель Аллаха". Ни к чему. Он
еще не начал мстить, он всего лишь хотел взять еду. Что Муса и сделал,
набив консервами и фруктами большой ранец. Уходя, дал очередь в потолок.
Пожалел о своей вспышке - патроны нужно беречь, кто знает, когда удастся
разжиться новыми.
просматривалась, и в этом было преимущество для Мусы - никто не подберется
незамеченным. Правда, и сам Муса оказался как на ладони, но это его не
волновало. Мало ли людей с автоматами шляется по дорогам? Да сегодня он
никому просто не интересен! Поглядим, что эти подонки запоют завтра.
Все, что можно разбить, было здесь разбито. Израильтяне, сволочи, раньше
держали на этом месте армейский наблюдательный пункт. Когда отступали,
оставили караван палестинской полиции, а те не стали здесь обосновываться,
еврейский дух, мало ли... Ничего, для Мусы сгодится.
несколько месяцев. Решение оставалось неизменным. Более того, ему
приснился сон. Он стоял на берегу моря, и к нему с неба простер руки
пророк Мухаммад. Пророк ничего не говорил, но руки его были сжаты в кулаки
и пахли пороховой гарью. Нельзя выразиться яснее. Проснувшись, Муса помнил
сон в деталях, но быстро забыл, осталось лишь ощущение приподнятости,
уверенности в том, что он - единственный в Газе, а может, и среди всех
палестинцев, человек, понимающий, что нужно делать.
людская непомерна. Все собравшиеся в мечети думали об одном - о Мессии, о
единении народов, о конце многовековой ненависти. Бред. Безумие. Более
того, мысли сливались в единый хор, а это выглядело нелепо и страшно. Как
можно думать совершенно одинаково?
стоял у входа, изнутри виден был лишь его силуэт. Когда мулла упал, мысли
людей смешались, Муса пришел в себя. Он крикнул "Аллах велик!" и медленно
отступил, поводя дулом по сторонам. Готов был бежать, но люди лишь
смотрели на него - без испуга, но с презрением, которого он не мог
перенести. Когда Муса вернулся в караван, наступила реакция - начали
трястись руки.
зачем нужно их убивать. Но в каком страшном сне он видел, что поднимет
топор на своего же, на палестинца? Пришлось. Сначала пришлось защищаться,
потому что в караван неожиданно явились двое мальчишек (он спал и не
слышал их мыслей, пока его не разбудил стук в дверь) и начали нести чушь о
единении людей (палестинцев с евреями?!), но быстро прекратили свои речи и
уставились на Мусу. Муса понял, что не только он, но и эти ребята умеют
понимать мысли, а мысли у него были правильные, только знать о них никому
не следовало.
мальчишке (звали его Саид, это имя крикнул, падая, другой) удалось
сбежать, Муса еще минуту, а может, и больше, слышал ужасные крики и не мог
разобрать - звуки это или мысленный вопль. Оставаться в караване было
больше нельзя, и Муса, быстро собрав свой нехитрый скарб, отправился на
поиски нового жилья. Ему везло - уже к вечеру он вполне комфортабельно
устроился в деревянном домике, довольно ветхом, но вполне пригодном для
жизни. Домик стоял на отшибе, раньше здесь был еврейский мошав, но после
ухода ЦАХАЛа израильтянам в полосе Газы устроили нелегкую жизнь, и они
сочли за благо смотаться в пределы зеленой черты. Туда им... А домик-склад
вблизи от бывших теплиц оставили. Могли бы, кстати, строить и получше,
осенью здесь наверняка холодно и течет с потолка. Рядом оказалась свалка
старых автомобилей, и Муса ходил туда справлять естественные потребности.
мешало, голова оставалась тяжелой. Мысли, интересовавшие Мусу, у всех были
одинаковы, и это еще больше убеждало его в том, что во всей Палестине он
остался единственным человеком, сохранившим верность себе и исламу.
Странно, что он не знал сейчас, какое слово поставить впереди: себя или
веру. Еще вчера этот вопрос и возникнуть не мог. Сегодня он не то, чтобы
начал сомневаться, сомнения - для думающих, а Муса просто понял, что у
Аллаха есть в отношении его свои планы, Аллаху нужно, чтобы он, Муса, стал
пророком вроде нового Мухаммада, и потому его, Мусы, личная
неприкосновенность, его, Мусы, безопасность - прежде всего. Сейчас. А
потом - видно будет.
его было негде, это означало, что нужно чаще прибегать к ножу и топору. Да
и шума меньше.
собственных сил нехватит, не сможет он один переломить ход событий, имя
Мессии становилось популярным не меньше, чем имя Аллаха, а евреев в Газе
сейчас было по меньшей мере столько же, сколько палестинцев. Хорошо еще,
что они не строили здесь новых поселений. Приезжали торговать.
недели три) произошел случай, который сначала испугал Мусу до дрожи в
ногах, но потом, когда страх улегся, этот случай убедил его в том, что
Аллах именно Мусу избрал для исполнения своей воли. Группа евреев,
торговцев из мошава Лапида, приехала в теплицу Салеха (Муса хорошо знал
этого относительно молодого мужчину, часто видел его в родительском доме),
чтобы оптом закупить помидоры для продажи на рынке в Беер-Шеве. Евреев
было четверо, Салех - один. И все безоружные. Такой случай упустить было
нельзя, Салех тоже умрет, предатель должен умереть, он хуже врага, потому
что - свой.
и произошло. Трое умерли сразу, а четвертый, бородач в черной кипе,
раненный в грудь, неожиданно выхватил пистолет (почему Муса не разглядел
оружия? Кипастый думал только о качестве товара, это обмануло). От
растерянности Муса стоял столбом - он успел расстрелять весь рожок. Надо
было бежать или хотя бы броситься на землю (хотя и это, скорее всего, не
спасло бы). Муса, как загипнотизированный, смотрел в черный глазок, и
неожиданно бородатый еврей охнул, рука его с оружием как-то странно
согнулась, грохнул выстрел, и пуля взвизгнула, отрикошетив от камня. А
Контровский Владимир
Роллинс Джеймс
Володихин Дмитрий
Жюль Верн
Корнев Павел
Афанасьев Роман