шестом убили моего брата, а год назад араб зарезал мою мать - прямо на
улице возле дома... Я не страну эту защищаю, пойми ты, а еврея. Еврея как
личность. Отца. Сестру. Тебя, хотя ты вообще в Него не веришь и, значит,
не еврей, если серьезно разбираться... Я знаю, что не должен был... Но я
не смог... Я был слаб..."
началось наступление, и было не до слов...
нового сообщения, он сам позвонит раву Гусману, Главному ашкеназийскому
раввину. Они не разговаривали друг с другом после перепалки на заседании
кнессета, Левингер понимал, что погорячился тогда, нужно было сделать шаг
примирения, "Агудат Исраэль" хоть и в оппозиции, но по некоторым вопросам,
например, по проблемам Иерусалима, эта партия всегда была лояльной, да,
нужно было быть сдержанней, и сейчас хороший повод для того, что сделать
шаг.
позволить такую роскошь), то, вполне возможно, что Мессия действительно
придет и спасет Израиль. Чтобы верить в Мессию, не обязательно верить в
Бога. Мессией мог стать Бен-Гурион, но ему нехватило веры в себя; с
некоторой натяжкой мог стать Мессией Бегин, но ему нехватило характера.
Относительно себя Левингер не заблуждался - не ему спасать нацию, дали бы
спокойно дожить до выборов...
послушал и показал глазами: тебя. Голос в трубке был настолько знаком, что
Левингер в первое мгновение не узнал его - это был сам рав Гусман,
духовный лидер оппозиционных религиозных партий. "Вот и не верь в
телепатию", - усмехнулся премьер-министр, отвечая на приветствие.
полагая, видимо, что, услышав эту новость, Левингер немедленно грохнется в
обморок, и нужно дать ему время придти в сознание.
сообщения, вынудив собеседника опуститься до более полной информации.
"Любопытно посмотреть на человека, который так обаял мудрецов, что они
готовы сделать то, чего не делали две тысячи лет", - думал он.
Премьер-министр не предвидел, что еще до вечера мир изменится, и ему
больше никогда не придется подойти к окну в своем любимом кабинете.
выступавшие по радио и в газетах с прогнозами о будущем страны, тоже не
сказали ни слова о том, что произойдет завтра. Любой здравомыслящий
человек сделал бы из этого единственно верный вывод - никогда больше не
полагаться на мнение астрологов и экстрасенсов. А между тем, на Израиле-2,
да и на всех прочих его эквивалентах, астрология процветает, ибо
человеческая вера столь же велика, сколь и непознаваема. Но это - к слову.
ведь не ведал о том, что еще до вечера прославится вовсе не в той роли, на
которую претендовал всю жизнь.
историческое решение о признании Мессии, а И.Д.К. покинул квартиру
Кремеров, так и не найдя общий язык с Диной) еще никто не мог даже
подозревать о том, как станут развиваться события. Ссылки историка
О.Нехамии (Институт Исхода, Израиль-3) на то, что Мессия, даже если
поступал интуитивно, все же знал цель и видел путь, несостоятельны - Илья
Давидович Кремер ничего не знал и не видел. Реувен Шай (Общество Мессии,
Израиль-4) в своих "Экскурсах" тоже склоняется к мысли о том, что уже в
утренних поступках Мессии можно отыскать его знание о последовавшем
Исходе. При желании все можно отыскать везде. На деле же никто не знал
ничего по той простой, но скрытой от исследователей причине, что И.Д.К.
был в это время в состоянии душевного дискомфорта, и действие
генетического аппарата, влиявшего на его личность, приостановилось.
во дворе и пока ни с кем не подрался. Дина улыбнулась про себя: сын был
драчлив, не в родителей пошел, а скорее в деда по отцовской линии,
умершего еще в шестидесятых; тот всю свою жизнь с кем-нибудь воевал -
сначала с Колчаком, потом с кулаками, с фашистами, а после войны даже с
безродными космополитами, хотя и сам принадлежал к таковым, но это
обстоятельство не могло помешать секретарю партъячейки выполнять свои
прямые обязанности. В последние годы жизни дед воевал исключительно с
жэковскими секретаршами, но воевал истово, отдавая всю душу и слабые уже
силы, и умер на поле боя, когда объяснял молоденькой паспортистке
существенную разницу между здоровым национализмом и махровым
антисемитизмом.
груди, около сердца, и испуганно присела на диван. Ей показалось, что
внутри, по кровеносным сосудам, течет, приближаясь к сердцу, расплавленное
масло, с шипением пробивая себе дорогу сквозь склеротически сросшиеся
стенки. Почему-то Дину больше всего и давно уже пугал возможный склероз,
видимо, с тех пор, когда она прочитала в журнале "Здоровье" о том, что
болезнь эта, во-первых, самая распространенная на планете, а во-вторых,
поражает не только стариков, как считалось прежде, но и здоровых молодых
бугаев.
клапанов, не успев проникнуть внутрь, а Дина неожиданно увидела перед
собой (на миг, изображение появилось, дернулось и исчезло) большой зал с
рядами длинных, похожих на парты, или скорее, на депутатские скамьи в
Кремле, столов, за которыми сидели и смотрели на нее белобородые старцы и
относительно молодые мужчины, бороды которых, хотя и были черны, но
свидетельствовали не о юности, а о благочестии.
мгновения выглядело суровым, требовательным и непрощающим. Именно эти
ощущения испытала Дина, хотя и поняла сразу, что это были не ее ощущения,
она лишь восприняла мысленный крик мужа, стоявшего на кафедре и
говорившего слова, которые шли вовсе не от его сознания, а откуда-то из
глубин души, которую он, как ему казалось, знал, но, как оказалось, на
деле и не знал, и не понимал.
ненавистью подумала об И.Д.К., который сотворил все эти напасти, сложности
и глупости. Подумав о нем, она сразу же и увидела предмет своей ненависти
- он выбирался из кустов роз в Саду независимости, на ходу вытаскивая
колючку из ладони.
колючку в более важное для жизни место - в сердце, например. Дина не
любила перемен. Но всю жизнь делала, в основном, то, что не любила. Начать
с того, что она поступила на филологический факультет университета, хотя
собиралась стать биологом. Но биологического факультета в ее родном
Чернигове не было, а на киевском филфаке оказался самый маленький конкурс
- один человек на полтора места, и не пройти мог разве что полный дебил.
Потом она вышла замуж за Илью - разумеется, не потому, что очень этого
хотела: ей надоело отвечать отказом на его ежедневные предложения руки и
сердца. Многие годы она проработала на кафедре славистики, и вовсе не по
призванию - таким оказалось распределение (потрясающе удачное, по мнению
всех), и менять что-то в дальнейшем Дина не пожелала. Когда муж,
поддавшись всеобщей еврейской панике начала девяностых, собрался в
Израиль, она прекрасно понимала, что это не более чем эффект толпы,
пыталась переубедить Илью, но он, рассчитав, по его мнению, здраво, и
будучи человеком импульсивным и поддающимся влиянию, решения своего на
этот раз не изменил, наивно, по ее мнению, полагая, что Бог Израиля
непременно поможет им на новой родине. Всевышний действительно помог -
Илья попал в ешиву, которая не была откровенно ортодоксальной, и потому
муж не требовал от нее повязать голову косынкой или носить парик.
Достаточно было регулярных омовений в микве. Но отношения Ильи с тестем и
тещей были испорчены - старые коммунисты Илью не понимали и даже немного
презирали, считая его поведение типичным приспособленчеством.
как хорошо было бы вернуться на день-два назад, чтобы все опять шло по
накатанным рельсам. Вывод напрашивался один - убить этого проклятого
И.Д.К. Абсурдность вывода была очевидной, но, тем не менее, перемалывая
мясо для котлет, Дина успела составить по крайней мере пять фантастических
планов убийства. Это ее отвлекло от мыслей о ближайшем будущем. Поставив
сковороду на плиту, она по привычке поглядела на часы - половина второго -
и начала ждать мужа, будто он должен был возвратиться не из Большой
синагоги, а, как обычно, из своей ешивы.
отказывается принимать реальность такой, какая она есть, и строит себе
убежище, восстанавливая обстановку, которая больше не существует.
вернулась в реальный мир и опять подумала об этих двух мужчинах - об Илье,
с которым прожила пятнадцать лет, и об И.Д.К., которого и знать не хотела.
И подумав, немедленно увидела обоих, будто одновременно смотрела два
цветных и объемных фильма: Илья ехал в машине рядом с благообразным
белобородым старцем и не знал, что ему делать в следующую секунду, а
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Майер Стефани
Якубенко Николай
Херберт Фрэнк
Жюль Верн