Чтение 6–й страницы книги ~ТП: повесть пространственных лет~

питаются. Честное слово: летит такая муха сквозь туман, а

за ней спиральный ход остается, словно она дыру в этом

рыжем киселе проедает. Потом одна такая муха - размером с

хорошего шмеля - мне на руку села. Я даже охнуть не успел,

а она деловито проткнула всеми четырьмя лапками кожу -

боли никакой! - и стала наливаться моей кровью. Да как

быстро! За две-три секунды раздулась до величины

теннисного шарика. Я сбил ее другой рукой - она шмякнулась

в жижу и... утонула. Ушла на дно. Если, конечно, у этого

болота было что-то такое, что можно назвать дном.

Поверхность зеленого сусла при этом не шелохнулась.

Вот, папка, когда мне опять стало страшно. Ведь если

налетит с полсотни таких мух - во мне и крови не

останется. Я принялся обдумывать, как же выбраться из

этого болота.

Но, видно, кто-то обо мне всерьез заботился. Воздух

задрожал, задвигался, в жиже - с оглушительными хлопками -

стали появляться большие воронки. Словно по мне кто-то

принялся палить гигантскими воздушными пузырями. Причем

весьма прицельно. Воронки все ближе, ближе. Вдруг - хлоп!

- и опять в глазах черно. Опять свист. Кратковременное

удушье. Потеря орие...

...ном пространстве в абсолютной черноте, перед его глазами во всех
подробностях вставало это ненавистное лицо. Возник бы он сейчас перед
Филиным въяве - не ушел бы живым. Иван Данилович со сладострастием
представлял в мечтах, как стискивает руки на шее Сыча, или крепко возит
его мордой по кирпичной стене, или медленно погружает в ванну с кислотой.
Не было такой казни, которую Филин не вспомнил бы и не применил к
воображаемому подонку.

Что было совсем плохо - Иван Данилович не мог вести счет времени. Он
даже приблизительно не ориентировался, как долго он висит в темноте -
минуты или часы. Это было пространство без времени.

И тут начало подкрадываться удушье.

Сначала пришло ощущение дискомфорта. Усилилось чувство тревоги, чуть
быстрее заколотилось сердце. Появилась легкая одышка. Затем по телу прошла
волна испарины. Дышать стало ощутимо труднее. Сердце дернулось и выдало
экстрасистолу. Пот сразу стал холодным. Он теперь лил не переставая -
холодный липкий пот страха перед смертью.

Воздуха не хватало. Сердце уже не билось, а трещало в груди.
Судорожно разинув рот, Филин извивался в конвульсиях - и ничто на свете не
могло ему помочь. Сердечных средств с собой не было, ветерка не ожидалось,
а кондишен в этом пространстве, очевидно, не предусматривался.

"Все, умираю... - подумал Иван Данилович. Затем еще раз: "Все,
умираю..." И еще: "Умираю..." А потеем и эта мысль расползлась на рваные
клочья. Сознание залил черный, обжигающий льдом ужас, паучий смертный
страх, не имеющий ни эмоциональной окраски, ни словесного выражения и
сравнимый лишь с кошмаром нечаянного убийства.

Сознание...

...сле второго переноса, папка, я уже твердо знал,

что это никакие не шутки. Кто-то властно и целенаправленно

бросал меня из одной среды в другую - словно играл с

котенком, привязав к леске фантик, словно дергал за нитки

марионетки. Я не знаю, чем я заслужил все это или в чем

провинился. Может быть, невидимый кукловод испытывал меня

столь странным образом. Может быть, кто-то пытался сломить

меня. Может - запугивал. Я, наверное, этого никогда не

установлю. Но, по крайней мере, я выстоял. Не сломался и

не струсил. Ты, папка, хорошо воспитал меня.

Вторым броском меня переправили в ледяную пустыню.

Над головой висело низкое закопченное небо, к которому

прилипли сахарные крупинки звезд, а вокруг расстилался...

как бы это выразиться... не бурелом, а ледолом. Торосы,

глыбы льда, изломы, сугробы, трещины... Было очень

холодно. Не настолько холодно, чтобы нельзя было терпеть,

но я физически ощущал, как из тела уходит тепло.

Какие-нибудь полчаса - и я превращусь в сосульку, стану

еще одной драгоценностью в этом ломбарде ледяных сокровищ.

Выход, папка, был только один. Я схватил

полупрозрачную темную глыбу размером с виолончель, поднял

над головой и с натугой швырнул на острые изломы. Глыба

рассыпалась на тысячи сверкающих осколков. Я поднял еще

глыбу и тоже бросил. Через десять минут я уже был мокрый

от пота, моя одежда исходила паром - хотя какая это

одежда: ночная пижама! - но я не останавливался: все бил и

бил лед, отчетливо понимая, что даже короткая передышка

равносильна смерти. Да, я знал: если спасение не придет в

ближайшие полчаса, я погибну - от перенапряжения ли, от

холода или от крупозной пневмонии. Но неужели я должен был

ждать смерти сложа руки?

У меня немели пальцы, ноги дрожали от частых

приседаний, но я продолжал ломать лед. Вдруг краем глаза я

заметил движение. Что-то мелькнуло среди бутылочно-зеленых

глыб. Я присмотрелся. У подножия невысокого тороса

извивался огромный кольчатый червь. Маслянисто-блестящее

тело его - казалось, собранное из тысячи колец - достигало

метров пяти в длину, а толщиной эта тварь была - с

футбольный мяч. Голова чудовища как таковая отсутствовала,

но безглазый передний конец тела открывался огромной

зубастой пастью, в которую вполне могла войти моя нога

целиком. Или голова.

Отвратительно извиваясь, червь довольно быстро полз

по направлению ко мне. Я не стал дожидаться, пока он

доползет, и пустился в бегство.

И сразу же увидел еще одного червя - метрах в

двадцати впереди. Этот гад был куда больше в размерах. А

чуть дальше - третий. И четвертый...

Меня затрясло. Все видимое пространство вокруг кишело

чудовищными червями, которые, похоже, сползались ко мне.

Словно я был долгожданной приманкой или самым аппетитным

лакомством на свете.

Я продолжал бег, но теперь это было движение по

какой-то немыслимой кривой. В голове словно включился

компьютер: я оценивают расстояние до ближайшего гада,

огибал его, держась как можно дальше, потом засекал

следующего червя, снова менял направление, ловил взглядом

двух-трех чудовищ, избирал оптимальный путь - и так я

несся без цели, без плана спасения, без логики - иной,

кроме логики автомата.

А потом, папка, я заметил впереди большой синеватый

торос с плоской вершиной. Он был похож на тепуи в

миниатюре - на те столовые горы в Южной Америке, которые я

не раз видел в географических видеофильмах. Может быть,

мне это сравнение пришло в голову позднее, а тогда я

увидел и оценил почти отвесные стены тороса, прикинул

высоту - больше трех метров - и понял, что это хоть

какой-то, но шанс. Я подбежал к торосу и, не помня себя от

страха и ненависти к тем, кто вздумал вершить мою судьбу,

полез наверх. До сих пор не знаю, как мне это удалось. Я

впивался в лед ногтями, зубами, сбивал колени и локти,

срывался, но снова припадал к стене - карабкался все выше,

выше, выше, выше...

И вот я на торосе. Ровная, как видеоэкран,

поверхность. Во все стороны - ледяной лом. И множество

поблескивающих кольчатых тел, ползущих к торосу. Стоп,

папка, почему - поблескивающих? Ведь сначала была ночь,

это я отчетливо вижу, а потом она сменилась каким-то

невообразимым временем суток. Помнится, меня это поразило.

Не сразу, правда, но поразило: солнца нет, но и облаков

нет, и темнота ушла - какая-то светящаяся дымка затянула

небо, и это немного напоминало ту волшебную пору

московского зимнего дня, когда только-только начинают

сгущаться сумерки.

И все же - поблескивающие кольца червей. Откуда

взялся этот блеск? Может быть, электрические разряды?..

Нет, папка, тогда я об этом не думал. Не до того

было, честное слово. А думал я - ты удивишься! - об

экологии. Клянусь!

Вот не сойти мне с этого места - я трясся от страха

на вершине тороса, но при этом думал: что за психованная

экология в этой идиотской ледяной пустыне?! Обитают здесь

какие-то гигантские черви - пяти-, семи-, чуть ли не

десятиметровые. А другой живности вроде не видно. Чем же

питаются эти гады? Друг другом? Нецелесообразно - природа

такого не потерпит. Воздухом? Сказочки. Вон как они прытко

передвигаются - что за метаболизм у этих червей?

И тут же на этот вопрос я получил ответ - нет,