предусмотреть, что Серсил не выдержит страшного свидания с богом Поклюсом.
Это отбивали часы в монастыре святой Троицы. Следом ударили по два раза в
церквах святого Николая и мученицы Параскевы.
запах щекотал ноздри. Под ногами похрустывала облетевшая сухая хвоя.
ночь ему снилось страшное. То черный кот прыгал на грудь, то собака грызла
белое тело княгини. Андрейша старался развязать разбухшие узлы на веревке
- он торопился, ломал ногти, - а узлы не поддавались. А распутать нужно,
обязательно нужно. В мешке кто-то шевелился, и чей-то голос настойчиво
звал: <Эй, молодец! Эй, молодец!>
ногу и повторяла:
Федора.
Федорова дочь.
Людмилу. Солнце только всходило, красными лучами освещая девушку. Зеленые
одежды, волосы, лицо - все было облито утренним светом.
девушки и стараясь заглянуть ей в глаза.
вернуться в храм, откуда ее силой взял в жены князь Кейстут.
жрец просил. А тебе он велел сказать, чтобы ты не боялся и ждал.
тело ее матери и твердо решил ехать вместе с невестой. Но тут же пришла
другая мысль: он не волен в своей судьбе, пока московские бояре не
закончат посольские дела. Ох, эта княгиня Бирута! Он жалел, что стал ее
спасителем, он ненавидел ее.
малость, я скоро освобожусь.
любимый. - Девушка снова прижалась к груди Андрейши.
другие литовские купцы везут товары. Гребцы хорошо вооружены. Не бойся,
любимый, они не дадут нас в обиду. Я провожу княгиню в Палангу и буду
свободна. Ты найдешь меня возле храма богини Прауримы. Каждый день в
полдень я буду ждать у входа. А если я останусь с тобой, нас ждут страшные
несчастья. Так сказал великий жрец. - В глазах Людмилы мелькнул страх.
язычников. Он, собственно, не боялся жрецов и верил, что словом божьим их
всегда можно победить. Но, с другой стороны, здравый смысл подсказывал
ему, что ссориться с могущественными жрецами опасно. А уж если сам великий
жрец вмешался в их судьбу...
незабудочка... А где Серсил? - вдруг вспомнил он. - Что с ним?
башни великого жреца.
прозвонили колокола других церквей. Людмила спохватилась:
углом дома.
Он заложил руки за голову и стал думать. <Людмилу околдовали жрецы, она на
себя не похожа, что-то скрывает, не договаривает>, - терзался он. Вдруг
ему вспомнилось, что в глазах девушки мелькнул испуг, и тревога снова
заползла в сердце.
дорогу. Они хотели добраться в Москву до осенних дождей. Князь Ягайла на
прощание расщедрился: дал им в охрану десять русских воинов, родом
половчан, запасных лошадей из великокняжеского табуна и отменного харча на
две недели.
Ягайла хотел узнать, какова собой московская княжна: не слишком ли высока,
не худа ли. Кто-то из приезжих московских купцов рассказывал, что Софья
Дмитриевна пошла в отца - дородна и высока ростом. Ягайла был тщеславен и
не хотел, чтобы невеста была выше его. Сладким речам боярина Голицы он не
слишком доверял. Лютовер должен был глянуть верным глазом на княжну. А на
всякий случай он вез письмо знакомому человеку при дворе московского князя
- боярину Кобыле.
его.
Роман Голица, - великий князь таких любит.
отказался.
дальнюю дорогу. Растворив царские врата, он вышел в праздничных ризах, с
Евангелием в руках и начал напутственное моление.
Смоленск.
вместительной лодки, и сговорился с ним о плавании вниз по реке Неману, до
самого Варяжского моря.
сыновья и дочери тоже имели в ней свои <моленья>, - иконы и кресты, -
однако заходили редко. Литовские князья не хотели показывать на людях свою
приверженность к христианству. Даже имена в княжеском роде давались
двойные, языческие и православные, - так повелось с давних времен.
Одна стена до самого потолка занята иконостасом в несколько ярусов. Иконы
в золотых и серебряных окладах украшены крестиками, серьгами, перстнями,
золотыми монетами. Горели огни в больших и малых лампадах. Сверкали густо
позолоченные толстые свечи, пахло воском, ладаном и лампадным маслом. В
глубоких оконных нишах хранились восковые сосуды со святой водой и
чудотворным медом.
Иоанна Златоуста и других отцов церкви.
лицом и большими синими глазами, она с первого взгляда покоряла суровых
воинов. После смерти мужа, Ольгерда, княгиня жила мыслями о церкви, о
победе православия в Литве. Одевалась она, как монахиня, во все черное.
Характер ее еще больше укрепился. Крупную старуху с властным взглядом
боялись одинаково и слуги, и высокие бояре.
слышала много раз. Слова дьячка мерно и однотонно, словно цокот лошадиных
копыт, шли мимо сознания.
Ольгерда, она хотела наложить на себя руки. Как, уйти из родного дома, с
русской земли к чужим людям, к язычникам? Позабыть удалого князя Ивана,
часто наезжавшего в гости к брату? Но тверской князь Михаил строго
посмотрел на сестру и сказал:
ты станешь его женой. Так надо, о чем тут разговаривать!
речами? Но выхода не было. И Улиана послала к знакомой знахарке за
смертельным зельем.