Чтение 34–й страницы книги ~Кольцо великого магистра~

слезы и синие круги под глазами девушки, вовремя догадался о чувствах,
разрывавших ее грудь.

- Дочь моя, - сказал он, - я знаю, тебе тяжко. Ты уходишь в страну
поганской веры, далеко от русской земли, родных и друзей. Но ты подумай о
том, сколько русских под рукой твоего будущего мужа. Он не только великий
князь литовский, но и русский. Многим русским ты облегчишь страдания,
поможешь избежать смерти. А наша православная вера? Укрепи ее, умножь
ревнителей. Ты молода и красива, будь хорошей женой, и князь Ольгерд
многое сделает ради твоей красоты. Первая жена Ольгерда тоже была русская
- витебская княжна Мария, - уговаривал попик. - Она построила каменные
церкви в Вильне. И мать Ольгерда была русская. Литовский князь и говорит
по-русски, он христианин.

Духовник много рассказывал ей о делах великого литовского княжества.

- Воспитай своих детей православными, - закончил отец Василий, - и ты
заслужишь вечную благодарность своего народа.

Княжна Улиана промучилась еще ночь без сна, а утром вытерла слезы и
перестала думать о смерти.

Перед отъездом в Литву она дала перед святым Евангелием страшную
клятву брату, тверскому князю, твердо хранить православную веру и никогда
не забывать родной земли.

<Сначала тверская отчина, а потом земля мужева>, - повторяла Улиана
слова брата.

Она вышла замуж за князя Ольгерда, родила ему шестерых сыновей.
Старшим был Ягайла.

Княгиня отличалась тихостью, кротостью и необычайной набожностью. Она
редко выезжала из Вильненского замка, все свое время отдавала воспитанию
детей. Литовский двор сделался при ней средоточием православия, и связь
Литвы с русскими княжествами еще больше укрепилась. Но, внешне покорная и
тихая, она проявляла поистине дьявольскую настойчивость, когда дело
касалось тверской земли или православия.

Ольгерд по ее просьбе трижды выступал с большим войском против
московского князя Дмитрия, в защиту шурина, тверского князя. Конечно,
Ольгерд соблюдал и свои интересы, но, не будь Улианы, дело пошло бы
по-другому.

Третий поход был неудачен. Литовские князья Ольгерд и Кейстут были
наголову разбиты князем Дмитрием и едва спаслись бегством. Ольгерд
запросил мира у московского князя и поклялся больше не вмешиваться в дела
своего шурина.

<Десять лет прошло с тех пор>, - думала княгиня.

Не меньше настойчивости княгиня проявила в делах православия. Ее
заботами построена в Вильне каменная церковь святой Троицы. Можно себе
представить, сколько сил пришлось приложить кроткой Улиане, чтобы
заставить мужа вырубить заповедную дубовую рощу. Церковь святой Троицы
была построена так, что престол главного алтаря оказался на месте, где рос
священный дуб. С того времени вся окрестность, раньше пустынная, стала
заселяться русскими и получила название Русского конца.

И дети княгини Улианы, шесть сыновей и четыре дочери, были
православными. Думается, что могущество и влияние великого жреца во многом
были поколеблены покорной и тихой Улианой.

Оценивая заслуги Улианы, надо представить себе твердого и жестокого
князя Ольгерда. Он никогда не был образцом покорного мужа.

После его смерти в великокняжеском роде Гедеминовичей старшим остался
Кейстут, и ему надлежало быть великим князем. Старший сын от Марии, первой
жены Ольгерда, Андрей по праву был на втором месте после Кейстута. Но по
усердному настоянию Улианы Ольгерд незадолго до своей смерти назначил
великим князем Ягайлу, старшего сына от второго брака.

Новые мысли обступили княгиню. Ее беспокоил первенец, великий князь
Ягайла. Уж больно легок он, беспечен - любит предаваться забавам,
тяготится делами государства. Набожен? По правде говоря, княгиня не верила
в глубину его чувств. Вот если бы старшим сыном был Иван, Скиргайла,
любимец княгини! Она вздохнула. Ванюша - умница, расторопен, храбр,
вникает во всякое дело...

- Матушка княгиня, - тихонько позвал духовник Улианы отец Давид,
появляясь в дверях крестовой, - письмо из галицкого княжества. Отец Таисий
привез.

Шурша черными одеждами, Улиана поднялась и подошла под благословение.

Отец Давид был мал ростом и толст. Черная густая борода веником
закрывала ему грудь. Лицо духовника продолговатое и красное, с синими
прожилками. Княгиня Улиана любила его за острый, изворотливый ум.

- Прости меня, матушка княгиня, - шепнул он, показывая глазами на
дьячка, - а только говорить нам здесь невместно.

Княгиня кивнула духовнику и направилась в смежную комнату. Там
несколько молодых пригожих боярышень сидели за рукоделием. Девушки низко
поклонились старой княгине, а духовник благословил их мимоходом.

У дверей княжеской опочивальни стоял мальчик-слуга, наблюдавший
песочные часы. Когда из склянки сбегал песок, он ударял палочкой в
серебряный колокольчик. Из мужчин только сыновья и духовники имели право
войти в эти двери.

Как и в крестовой, в опочивальне сильно пахло ладаном, много было
икон, горел огонь в синих и красных лампадах.

- Прости меня, матушка княгиня, - еще раз сказал отец Давид и,
усевшись на пушистый ковер, стал торопливо стаскивать правый сапог.

Разувшись, он острым ножом распорол подкладку голенища и вынул
продолговатый кусок пергамента, испещренный мелкими буквами.

- Мы, матушка княгиня, с отцом Таисием сапогами обменялись, - сказал
он, - надежнее так, ныне и стены видят и слышат. У тебя, матушка княгиня,
чаю я, в спаленке чужих нет, - шутливо добавил он.

- Читай письмо, отец Давид, - строго сказала княгиня Улиана.

- Из-под самого Галича письмо, архимандрит Николай пишет, - сказал
монах, быстро пробежав глазами пергамент. - Целует и обнимает твои ноги,
светлая княгиня. - Отец Давид пожевал губами, помолчал. - <Нам,
православным христианам, от польских ксендзов большая поруха, и жизни не
стало вовсе, - начал он снова. - Костелы они на русской земле строят, а на
святые церкви норовят замок повесить либо под костел опоганить. Нас,
православных святителей, наравне с погаными чтут. А князь Владислав
Опольский, оборотень, забыл святое крещение, за латинскую веру люто
стоит... Ныне по всей Польше идет междоусобие, брат с братом воюет. И
Сигизмунд венгерских поляков разоряет, и Зимовит Мазовецкий, и кому не
лень - все польскую землю топчут>. Умоляет тебя архимандрит Николай,
княгиня, заступница русских, - поднял глаза на Улиану духовник, -
замолвить слово перед великим литовским князем. <Самое время, - пишет
святитель, - ударить на поляков и освободить русскую землю>.

Княгиня Улиана с каменным лицом слушала своего духовника.

<О, если бы жил еще великий Ольгерд, мой муж и господин, - думала
она, - не задумываясь, пошел бы он на поляков. Ольгерд любил православную
веру и был храбр>.

На глазах у княгини выступили слезы, она нагнула голову и закрыла
лицо руками. Взглянув на нее, отец Давид, ступая на носки сапог, вышел из
спальни и тихонько прикрыл дверь.

Изнемогая от внутреннего волнения, Улиана преклонила колени перед
божницей и с жаром долго умоляла о чем-то свою покровительницу, плача и
кланяясь до земли.

Княгиня Улиана, и прежде страстная христианка, после смерти мужа
дошла до исступления. Каждый день выстаивала она по нескольку служб в
дворцовой церкви, с утра до вечера кланялась иконам, шепча сухими губами
молитвы.

С опухшими от слез глазами, но прямая и строгая, вышла Улиана из
спальни. В светличке у девушек она встретила своего сына Скиргайлу и
подивилась его сходству с отцом.

Высокий и красивый Скиргайла шутил с боярышнями, а они, забыв про
рукоделие, весело, от души смеялись.

С появлением княгини смех умолк. Девушки закраснелись и потупили
глаза. Скиргайла тоже смутился, но быстро оправился и подошел к матери.

- Матушка, - сказал он, целуя ее руку, - в гридне дожидается посол
князя Витовта... К тебе, матушка, - добавил он.

- От князя Витовта! Может ли быть? - Княгиня кинула быстрый взгляд на
сына. На ее бледных щеках выступили багровые пятна.

Она подошла к окну и стала смотреть сквозь разноцветные стекла. Но ни
двор, ни лес, окружавший замок со всех сторон, не привлекли ее внимания.
Княгиня лихорадочно соображала, что могло заставить Витовта обратиться к
ней. Какие причины толкнули князя, взбешенного убийством отца и матери,
пойти на примирение? В том, что Витовт делает первый шаг к миру, она не
сомневалась.

Случайно взгляд ее упал на странную фигуру посреди двора, походившую
на чучело. Сделав усилие, княгиня узнала постельничего Киркора,
посаженного на кол.

Княгиня была согласна с боярином Сурвиллом, что за постельничим
Киркором стоял верховный жрец. <Но ведь он и за Витовтом притаился, -
думала она. - Надо быть осторожнее>.

Улиана перевела взгляд на большую икону в углу и дала клятву не
верить ни одному слову язычника.

<Не хотят добром, пусть орден крестит их по-своему>, - решила она. А
князь Кейстут? Он был язычник, но всегда исполнял свое слово. И сам верил
слову даже врага. Был храбр до безрассудства и великодушен к побежденным.

- Пойдем, Ванюша, послушаем, чего хочет Витовт, - сказала княгиня.

И старуха, гордо подняв голову, распространяя вокруг себя запах
ладана, отправилась в гридню.

Боярин Видимунд при появлении княгини Улианы упал на колени.

Старуха сразу узнала родного брата княжны Бируты. Она много раз
видела его в замке еще при муже. Он приезжал на советы вместе с Кейстутом