на высоком каблуке. Дамы надевали множество колец на пальцы. У некоторых
на руках тявкали маленькие собачки в серебряных ошейниках.
разбрызгивали по углам ароматную розовую воду. Выбитые из привычной колеи,
монахи жались по своим кельям, сетуя, что им негде побеседовать и выпить
вечерний стаканчик вина.
одежде. Иные из них подолгу сидели на виду, скрестив ноги, показывая своей
позой, что совершили путешествие в святую землю. Другие прославляли
красоту и добродетели своих дам.
слуги разносили конфеты и вино. В воздухе плавали ароматные волны душистых
вод и притираний. Пахло розами и апельсинами.
щегольском полукафтане. Ворот полотняной рубахи не закрывал шею, по плечам
лежали светлые волосы. Голову украшала бархатная шапочка с летящим назад
пером.
целуя белую руку.
в моем замке.
постараюсь помочь сколько хватит моих сил.
получит все, о чем мечтает.
раб! - Зимовит еще раз благодарно и почтительно приложился к руке Ядвиги.
золотых дукатов, и Зимовит решил считать за благо, что королем станет не
поляк, а австриец.
положение, создавшееся в Кракове.
державшей руку австрийского принца, примыкали все новые и новые
сторонники.
читать стихи, Гневаш из Дальвиц подошел к королеве, сидевшей рядом с
принцем, и что-то шепнул ей на ушко.
укромной нише в коридоре.
князя Мазовецкого, - сказала Ядвига, прижимаясь к его груди, - и никто не
посмеет просить моей руки.
проделал тяжкий и долгий путь. Два раза ему пришлось вступать в драку с
язычниками, пытавшимися его ограбить. Несколько дней он ждал переправы
через недавно замерзшую реку. А когда стал переходить по тонкому льду,
провалился и стал тонуть. Его с трудом спасли случившиеся поблизости
рыбаки. На другой день он заболел и целый месяц пролежал в доме
сердобольной католички.
дворцовые новости. Изрыгая проклятия, он бросился в замок.
серебряными волосами, выпив от грудной простуды горячего молока с медом,
собирался ко сну.
монах, - у меня важное дело.
побелел. - Благо отчизны, рыцарь, в твоих руках.
королевского совета.
литовского князя стать мужем королевы Ядвиги.
сделался настоящим мужем Ядвиги, - сказал хорунжий, - но, видно, судьба
была против нас, и Вильгельм третий день находится в покоях королевы.
Ягайла отдает вместе с Литвой и Жмудью все русские земли! Я убью себя,
если наше святое дело сорвется... Но прежде, панове, я передушу всех вас
своими руками. Выжившие из ума обезьяны... Церковь и его священство папа
никогда не простят вам предательства!
австрийского теленка и проломить ему башку, пока он не стал зубром... Это
все, что мы можем сделать для спасения святого дела.
подождем архиепископа? Его священство должен быть скоро в Кракове.
дозволено, когда дело идет во благо святой церкви. Ждать нам нельзя и
часу. Я хочу видеть настоящих поляков, а не выродков, которых нельзя
назвать ни поляками, ни немцами!
королевский казначей, - он подговорил князя Зимовита Мазовецкого, а
князь...
из Куроженк, - вы всегда были хорошим католиком. Я прошу вас через час
пропустить меня в королевский замок с верными людьми. Я все беру на себя.
тобой, - выдавил наконец из себя каштелян.
На рыночной площади не все обратили на нее внимание. Горожане продолжали
волноваться и проклинать рыцарей.
Кенигсбергским замком стало еще многолюднее.
поддержки у орденских рабов - славян.
площадь ворвался всадник на рыжем жеребце без седла и всякого вооружения.
Это был юноша Рудольф Вилле, сын хозяина харчевни <Лошадиная голова>.
Харчевня находилась в двух верстах от замка по литовской дороге. Каждый
приезжавший в город или покидавший его был рад промочить горло отличным
пивом у старины Петера Вилле.
подъезжают к нашей харчевне! Сам великий маршал и все остальные.
Берегитесь...
прислушиваясь к удалявшемуся топоту лошадиных копыт.
согласились остальные старосты цехов.
Но следующий раз...
слышите, господа, опять кто-то скачет.
на взмыленном коне. Боевая труба заиграла свою песню перед воротами замка.
Альтштадт и Кнайпхоф предупреждать об опасности.
глаз за темной, густой завесой. Стал накрапывать нудный земландский дождь,
которому нет ни конца ни края.
грязь.
один из трех рыцарей, едущих в ряд на белых лошадях. Святая дева Мария с
младенцем лениво колыхалась на белом полотнище.