даст торжества латинянам... Князь Скиргайла отказался веру менять и в
Краков ехать.
свои утешки, не растравляй душу.
думы, однако совладать с собой не могла. Ее душило бешенство. Ягайла
разрушил все, что было ей дорого. Она понимала, что произойдет с землями
великого литовского княжества, попавшими под власть католической церкви.
Галицкая Русь не выходила у нее из головы. Папские насильники измываются
над древней русской землей, думала она. Ягайла говорил, что не допустит
насилия, да разве у него будет власть! Краковские паны да ксендзы всем
будут править.
сыном Иваном станут русские православные земли. Может быть, вступится
московский князь Дмитрий. И жемайтские кунигасы не согласятся на латинский
крест. Прольется кровь, много крови. И в то же время Улиана чувствовала,
что хозяйкой в Вильне она не будет. И это угнетало самолюбивую княгиню,
вдову великого литовца Ольгерда.
осилить упрямства сына, княгиня приняла монашество. Архимандрит Давид
своими руками постриг ее...
подъемного моста. За воинами тронулась тяжелая княжеская повозка на
высоких колесах.
оконца своей опочивальни и тяжело вздохнула.
гулко били копытами скованную морозом землю.
ночные сторожа у гостиных подворьев да встревоженные вороны видели
скромный отъезд великой княгини Улианы.
набухшими мешками под глазами вышел на крыльцо. Все было готово к отъезду
в Краков. Многочисленное добро погружено на телеги и крепко увязано
веревками. Еще вчера двинулись в родные земли тысячи освобожденных из
плена поляков. Телохранители и ближние бояре толпились на дворе, ожидая
княжеского знака садиться в седла.
левой ноги. А ведь все удалось, как он хотел. Несколько дней шли
переговоры с краковскими послами. Раздумавшись, Ягайла решил, по обычаю,
отступиться от кое-каких обещаний, но не тут-то было: краковчане упорно
держались на своем. На худой конец Ягайла хотел взять с собой любимую
рабыню Сонку, но послы и здесь заупрямились, чем очень огорчили князя.
Но он твердо вознамерился завладеть польской короной, и в конце концов
пришлось согласиться на все условия краковских послов. Кое-кто из ближних
бояр, мня себе выгоду, держал сторону великого князя.
магистра Конрада Цольнера и велел послать ему приглашение на крестины и
свадьбу. Ягайла знал, что его женитьба на польской королеве придется не по
вкусу магистру, и заранее ликовал.
сына ранили ее сердце, словно острые камни. О ее упрямство разбивались все
доводы и уговоры краковских послов. Она наотрез отказалась благословить
брак и грозила анафемой всему Ягайлову роду, если он изменит православной
церкви.
великая княгиня. - Не видано и не слыхано, чтобы великий князь свою веру
менял! Не будет счастья тебе от жены, ни детей от нее...
с любимой Сонкой. Он еще надеялся утром уговорить мать, выпросить у нее
благословение. Проснувшись и узнав, что княгиня уехала, он пришел в
бешенство и собственной рукой избил двух бояр, проспавших ее отъезд.
он не прочь был помолиться, попросить у бога заступничества. Но у какого
бога? От русского он отказался и боялся его мести, латинскую церковь еще
не считал своей. Оставался старый Перкун и другие литовские боги, и князь
подумал, что будет совсем не лишним задобрить их.
Медленно двинулись бояре через крепостные ворота. Застучали тяжелые
копыта, зазвенело оружие. На золотых шишаках засверкали лучи вставшего
из-за леса солнца.
подъемный мост, из дверей языческого храма вышли старейшие жрецы в белых
одеждах. Впереди шел Гринвуд в остроконечной шапке с золотым
набалдашником. Жрец шатался от слабости - целую неделю он не прикасался к
пище, умолял великого Перкуна о милосердии.
двигался с трудом, будто против сильного ветра, зацепляя ногами лежавшие
на дороге камни. Когда князь приблизился, Гринвуд молча повалился на
землю, охватив руками копыта Ягайлова жеребца.
городе! - закричали на разные голоса жрецы. - Не езди в Краков, не
крестись в латинскую веру! Перкун не хочет твоей женитьбы на польской
королеве!
Ягайла растерянно оглянулся. По обочинам дороги стал собираться народ.
Князь Витовт потупил глаза, смотрели в землю братья и ближние бояре.
Уткнувшись лицом в засохшую траву, застыли на коленях жрецы в белых
одеждах.
маленьких серебряных колокольчиков. Курился синеватый дым жертвенного
костра, попахивало паленым мясом.
лежавшему на земле Гринвуду, - ты слышишь? Конь совсем белый, как перо из
ангельского крыла. Пусть только мне будет удача в пути.
лицах ближних бояр был написан испуг.
девичий голос. - Священный дуб закрыл тебе путь!
почувствовал испуг и заколебался. <Может быть, отложить поездку? - думал
он. - День начался плохо. И еще эта тень, и жрецы... Худой, ох худой
знак!>
на правой руке, надетому от дурного глаза и наговора, и хотел повернуть
коня.
сутане, перепоясанной простой веревкой, настоятель францисканского
монастыря отец Венедикт.
можно вам, будущему королю Польши, склонять голову перед поганской силой.
Я пойду впереди и всемогущим крестом развею козни дьявола. За мной, ваше
величество...
францисканец скрипучим голосом стал выкликать заклинания, Ягайла, все еще
колеблясь, чуть тронул поводья. Вороной конь осторожно переступил через
неподвижное тело жреца.
Гринвуд; его красную бороду в завитках, лицо, изрезанное морщинами, ярко
освещало осеннее солнце. - Священный дуб больше не будет защищать землю
предков. Я, последний криве-кривейте, сегодня принесу себя в жертву
великому Перкуну...
последние слова жреца.
княжеские братья и ближние бояре. Вслед за боярами и краковскими попами
пошли иноземные всадники в боевых доспехах. За войском, поскрипывая, ехали
сотни высоких телег, груженных княжеским добром.
на бритых ксендзов с крестами и четкими в руках, скакавших на резвых
конях, на золоченые доспехи иноземных рыцарей.
выкрикивали добрые пожелания литовские жрецы.
изменился, выглядел плохо, борода изрядно поседела, черная суконная куртка
висела на нем складками и казалась с чужого плеча. Этой осенью он часто
жаловался на сердце и три раза в день пил горькую темную настойку,
изготовленную дворцовым врачом.
попытать военное счастье. Потеряв крепость Мариенвердер, он решил
захватить Жемайтию с другого конца.