вдруг протяжный стон. Улисс метнулся туда, но и эта дверь была заперта
изнутри. Стон повторился. С другого конца коридора донесся чей-то
надрывный кашель.
из них поддалась, и он неожиданно оказался в тесной пустой комнате с
низким потолком и бетонными стенами. Грязный худой человек сидел на полу
комнаты, сжимая в руке маленький флакончик из тонкого стекла. Увидев
Улисса, он поспешно сунул флакончик в рот и с хрустом принялся его жевать.
На лице его появилась блаженная улыбка.
не знаешь? Осока снова выбралась из шахты. Она бродит по этажам и собирает
всех, чтобы увести с собой. Слышишь? Она идет сюда!
ползком попятился к противоположной стене.
наверное, не удивился бы, если бы в самом деле увидел погибшую весной
старшую дочь Канителей.
палицей, в комнату вошел Шибень, старый приятель Улисса, один из городских
сторожей.
у них, знаешь, что-то странное творится, я чуть не тронулся - ничего
понять не могу!
Улисса насмешливым взглядом.
каким-то чужим, сдавленным голосом, - от этого ты стал меньше, и я все
равно убью тебя.
застыла спокойная уверенность, как у опытного лесоруба, примеривающегося
свалить подходящее дерево.
похож на одного парня.
бессмысленно задумчивых, будто незрячих. Он почувствовал вдруг страх перед
этой комнатой, перед худым, грязным человеком, бьющимся в судорогах у
испачканной кровью стены, он почувствовал себя погребенным в Большой Яме,
как в могиле.
Улисс!
был настоящий охотник, да! Он ничего не боялся, даже в новые земли
собирался идти... Только потом передумал. Я, говорит, лучше пойду в
Большую Яму. Старуха Канитель меня любит, она отдаст мне все ящики, и я
открою их, и все ампулы будут мои! - в глазах Шибня загорелся ужас, он
перешел почти на крик. - И я, говорит, буду разламывать их, одну за
другой, и пить сок! И никому! Никому! Никогда! Ни капли не дам
попробовать!
заметил.
отбиваясь от невидимого врага. - Никому! Ни капли! Он все выпьет сам! Так
нельзя. Неправильно так! Все хотят! Я хочу, я!
бормотал что-то неразборчивое, а затем вдруг умолк, поднял глаза на Улисса
и спокойно произнес:
твои лыжи и унесли еду, а потом разбудили свирепня...
одновременно.
старуха и так дает их очень редко. А тебя она любила и могла отдать все
сразу.
всех сил. - Ты можешь мне объяснить, что это такое?
Канитель.
такой же на его глазах сжевал неподвижно лежавший теперь на полу грязный
человек.
ящиков таких штук где-то в нижних этажах. Она попробовала этот сок
раз-другой, а потом стала всем говорить, что он очень вкусный, угощала и
Шибня, и Вихра, и Проныру тощего, да и других... В общем, всем, кто к нам
приходил, она этого сока дала отведать. Одни плевались и больше не хотели
и пробовать, другие говорили, что, мол, ни то ни се, но потом снова
приходили и просили угостить. Когда-то я такие ампулы видала еще в
Убежище, и было в них лекарство, поэтому и не ждала никакой беды, думала
даже, полезные они. Мне ведь невдомек было, отчего Осока стала вдруг
меняться на глазах, есть ничего не хотела, исхудала вся... А по ночам
встанет и ходит, будто ищет что-то. Окликнешь - не обернется, только
разговаривает сама с собой. Пробовала я ее лечить, да все без толку. Одна
ей радость - разломит ампулу, сок высосет и уходит скорей куда-то в нижние
этажи. Забиралась в самую глубь, да однажды и совсем не вернулась.
Бросилась я искать, к шахте спустилась, но нашла только одежды клок, да
пролом в настиле - гнилой он совсем, перекрытие ржавое, а под ним ничего
нет до самого дна.
приходят и требуют, дай им ампулу, и все тут. Мясо приносят, дрова, воду
чистую где-то достают, последнее из дому волокут - только ампулы давай. Да
и не дай попробуй. Бешеные ведь делаются - убьют и не заметят.
завтра и с компанией здешней не свяжешься! Ведь никак мне с ними не
справиться - звери уже, а не люди. Плюнула бы на все да и ушла куда глаза
глядят, да боюсь, ящики эти они найдут и в Город притащат. Что же будет
тогда? Конец Городу. Он и так еле жив, а то и вовсе вся жизнь
прекратится...
руках Улисса. - Что ты городишь, старуха! Никакой жизни не бывает! Только
сны. Один страшный, длинный - там снег, холод, свирепень, уроды. Целый
город уродов! Там кругом отрава, и Яма, и старуха, и ампулы, и стены, и
потолки, и темень, шахта! Там страшно. И хочется только проснуться... А
другой сон... Там не так. Там солнце и тепло. И цветы. Знаешь, что такое
цветы? И я не знал, а там увидел. И земля там - огромная, и никаких
Мертвых Полей, беги, куда хочешь. Или лети. Я там летаю много... Летишь! А
под тобой цветы. И вода - прямо из ручья. И небо - не серое, и не черное,
как у вас, а такое, знаешь... Другое совсем. А вы тут... Эх! Не надоело
вам? Так и будете всегда в одном сне? Удавиться ведь легче! Проснитесь,
дураки! Как же вы не понимаете, что лучше там умереть от счастья, чем
сдохнуть здесь в стылой конуре? Как же вы... Эх! Да что с вами говорить!
проворно отбежав в дальний угол, он дрожащими пальцами отломил стеклянную
головку и стал поспешно высасывать из ампулы содержимое.
обращал на него внимания.
по одному и осторожно, чтобы не рассыпать ампулы, спускаться по крутым
железным ступенькам. Он боялся надолго оставить их без присмотра, хотя
знал, что в Яме все спят, успокоенные нооой порцией "сока". Последней
порцией, подумал Улисс, нащупывая ногой ступеньку. Как хотите, ребята, а
больше вам этой отравы не пить.
- ты сам-то пробовал? Ты попробуй сначала, а потом уж говори - отрава...
Дурак! Зачем куда-то идти, зачем искать новые земли, когда я тебе и так
могу сказать: да, новые земли есть. Да еще какие! Без конца-края, без
снега, без горя! Вот они, у тебя в руках! Разломи только ампулу - и они
твои!
назад. А уж остальные можешь выбрасывать, бить и топтать, сколько злезет.
Потом.
в узкий дверной проем. - Если я не выброшу их сейчас, больше уж никто не
сможет!
больше людей, как будто зря уцелели в войну их предки, как будто зря они
сами приспособились к жизни на холодной и отравленной земле.
взгромоздил его на остальные и в изнеможении опустился на пол.