Морель погрузился в этот безграничный океан; каждый день приносил ему
что-нибудь новое, изумительно интересное. Морель был похож на
золотоискателя и целыми днями, забывая о еде, подбирал свои "самородки"
или бродил по лесам в поисках новых сокровищ. Морель-ученый спасал
Мореля-человека от полного одичания, и все же в Мореле происходил
незаметный для него, но огромный внутренний процесс упрощения психики. В
его мозгу оставались нетронутыми только клетки, принимавшие участие в
его научной работе. Во всем остальном он действительно дичал. Он был
нетребователен, как дикарь, в пище, запустил свою внешность. Его волосы
отросли до плеч. Костюм давно висел на нем лохмотьями. Только ногти он
остригал маленькими ножницами или чаще откусывал зубами, чтобы они не
мешали ему при работе над насекомыми.
постепенно угасало само чувство общественности. Ему не только не нужно
было общество людей, но и научная работа как бы потеряла для него
общественную ценность. Она стала самоцелью. Он делал величайшие
открытия, которые привели бы в восторг не только натуралистов, но и
химиков. Он находил новые красящие вещества, растения, содержащие
огромное количество эфирных масел, ароматических смол, или такие, сок
которых обладал свойствами каучуковых деревьев. Всего этого имелись
здесь колоссальные, неистощимые запасы. Но ему ни разу не пришла мысль
об эксплуатации находящихся здесь богатств.
открытия. Если бы Морель узнал, что все человечество, до последнего
человека, погибло от какой-нибудь катастрофы и на безлюдной Земле
остался только он один, - это едва ли потрясло бы его и он продолжал бы
заниматься своими научными работами по-прежнему. Даже честолюбие угасло
в нем. Он уже не мечтал о славе. Мысль о возвращении к людям все реже
посещала его. Только когда вторично наступил период дождей, Мореля
охватило смутное беспокойство. Но он объяснил его тем, что дожди мешают
ему совершать обычные экскурсии. Тогда он начал усиленно заниматься в
своей лаборатории, приводя в порядок коллекции.
Календарь, который он вел одно время, вырезывая на палочках зарубки, был
заброшен. Он стал отмечать только годы по периодам дождей, но вскоре
оставил и это. К чему? Единственным измерителем времени мог служить его
музей, который все пополнялся. Но и этот измеритель был неточен. Когда
полки, стены и даже пол его рабочего кабинета переполнялись собранными
им насекомыми, как поле, покрытое саранчой, Морель начал выбрасывать
одинаковые экземпляры, оставляя ЯЬ одному каждого семейства или
подсемейства. Но так как экспонаты все продолжали прибывать, ему
пришлось выбрасывать одних насекомых, чтобы положить на их место других,
более редких или впервые открытых им. Только феноменальная память Мореля
сохранила всю историю его научных исследований. Однако эти драгоценные
знания были затеряны вместе с их обладателем в дебрях бразильских лесов.
воображаемым слушателям. Незаметно для себя он утрачивал речь и
превращался в бессловесное существо.
мог припомнить:
казалось таким привычным, знакомым. Эти усилия припоминания мешали ему,
вносили беспорядок в работу мысли, и он постарался запрятать надоедливое
слово в глубокий ящик подсознания. Морель не знал, что в этот день он
стал человеком без имени.
Глава 9
БЕССЛОВЕСНОЕ СУЩЕСТВО
Ибис любит болота.
по-португальски, сын его учился в университете. Жил он в Рио-де-Жанейро,
где имел собственный дом и магазин, обслуживавший главным образом
туристов и путешественников, приезжавших в Бразилию из Старого и Нового
Света, чтобы поохотиться в лесах или собрать коллекции. Ни одна научная
экскурсия или экспедиция не миновала его магазина. Здесь можно было
найти ружья, палатки, сетки для москитов, складные кровати, фляжки -
словом, все необходимое для путешествия. Главной же приманкой был сам
Джон. Никто лучше его не знал малоисследованные области Бразилии. К его
советам прислушивались профессора. Одетый по-европейски, сухой,
подвижной, он мог сойти за испанца-коммерсанта. В его крови не умерло
только одно наследие предков: склонность к приключениям бродячей жизни в
лесах. Как дикая перелетная птица в неволе, каждый год он испытывал
приступ тоски, желание расправить крылья и лететь... И ежегодно перед
наступлением дождей он отправлялся с каким-нибудь путешественником к
верховьям родной Амазонки.
Бордо, натуралисту-любителю и страстному охотнику.
на плоскодонный речной пароход, по Риу-Негру поднялись до Сан-Педро,
затем пешком отправились на север. Через два дня пути они миновали
низменный бассейн реки и взобрались на возвышенность, поросшую густым
лесом. По мнению Джона, в этом месте не могло быть красных ибисов.
белых. Здесь чудесно, Джон! Какая растительность... Те...
получеловека-полузверя, сидевшего на земле. Длинные седые волосы дикаря
- если только это был человек - ниспадали на плечи. Чрезвычайно худые,
но жилистые руки и ноги были голые, а туловище неизвестного покрывали
обрывки серой ткани, словно он намотал на себя паутину. Дикарь сидел
спиной к Сабатье и, видимо, был погружен в какие-то наблюдения.
людей. Он повернул голову, из-за его плеча показалась длинная,
всклокоченная борода, достигавшая согнутых колен. Старик сделал
неожиданный прыжок и бросился в кусты с такой стремительностью, как
будто он увидел не людей, а ягуара. Диана взвизгнула и с отчаянным лаем
погналась за убегающей "дичью". Сабатье и Джон поспешили за собакой. Без
сомнения, она живо догнала бы беглеца, не будь на его стороне
значительного преимущества: он, очевидно, прекрасно знал местность и с
необычайной ловкостью пробирался сквозь лианы и папоротники, тогда как
Диана с разбегу не раз попадала в петли и узлы лиан и принуждена была
останавливаться, чтобы освободиться. Она давно упустила из виду
двуногого зверя, но шла по следу, руководствуясь обонянием и инстинктом.
Сабатье и Джон следовали за нею, прислушиваясь к ее удалявшемуся лаю.
Наконец они нагнали собаку у большого дерева. Подняв морду, Диана
яростна лаяла. Джон посмотрел на вершину дерева.
густых ветвях дерева спрятавшегося старика, который смотрел на них молча
и враждебно.
по-английски и еще раз по-португальски.
я влезу на дерево и сброшу оттуда этого лесовика?
убедится, что мы твердо решили познакомиться с ним, то, быть может, и
сам спустится к нам.
чайник, консервы и сухари, разложил костер и вскипятил воду. Сабатье,
сделав аппетитные бутерброды, высоко поднял руки и показал бутерброды
старику, причмокивая губами, как будто приглашал есть кошку или собаку.
Дикарь зашевелился. Вид пищи, видимо, возбуждал его аппетит. Приглашение
к столу говорило о мирных намерениях неизвестных людей, так неожиданно
нарушивших его одиночество. Однако старик еще долго не мог побороть
чувства неприязни и недоверия. Он тихо замычал, как немой, и спустился
ниже.
своего мешка с продовольствием. Прошел еще добрый час, пока старик,
спускаясь с ветки на ветку, оказался над самой головой охотников Диана
вновь неистово залаяла, но Сабатье заставил ее замолчать, и с
недовольным ворчанием она улеглась у его ног.
схватил несколько кусков вяленого мяса и стоя начал с жадностью
поглощать мясо, почти не разжевывая и давясь.
одобрительно сказал Джон, протягивая старику новый кусок.
изучая их, и кивнул головой. Этот простой жест доказывал, что охотники
имеют дело с существом сознательным, хотя и крайне диким. Сабатье, со
своей стороны, внимательно изучал внешность старика. Это лицо,
безусловно принадлежало европейцу, хотя тропическое солнце и придало
коже темно-бронзовый оттенок. Главное же, старик носит очки. Значит,
когда-то он был знаком с цивилизацией. Сквозь стекла очков на Сабатье
смотрели странные глаза. В этих выцветших голубых глазах горел огонек