Александр БЕЛЯЕВ

ЧЕЛОВЕК-АМФИБИЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

"МОРСКОЙ ДЬЯВОЛ"

Наступила душная январская ночь аргентинского лета. Черное небо
покрылось звездами. "Медуза" спокойно стояла на якоре. Тишина ночи не
нарушалась ни всплеском волны, ни скрипом снастей. Казалось, океан спал
глубоким сном.

На палубе шхуны лежали полуголые ловцы жемчуга. Утомленные работой и
горячим солнцем, они ворочались, вздыхали, вскрикивали в тяжелой
дремоте. Руки и ноги у них нервно подергивались. Быть может, во сне они
видели своих врагов - акул. В эти жаркие безветренные дни люди так
уставали, что, окончив лов, не могли даже поднять на палубу лодки.
Впрочем, это было не нужно: ничто не предвещало перемены погоды. И лодки
оставались на ночь на воде, привязанные у якорной цепи. Реи не были
выровнены, такелаж плохо подтянут, неубранный кливер чуть-чуть
вздрагивал при слабом дуновении ветерка. Все пространство палубы между
баком и ютом было завалено грудами раковин-жемчужниц, обломками
кораллового известняка, веревками, на которых ловцы опускаются на дно,
холщовыми мешками, куда они кладут найденные раковины, пустыми
бочонками. Возле бизань-мачты стояла большая бочка с пресной водой и
железным ковшом на цепочке. Вокруг бочки на палубе виднелось темное
пятно от пролитой воды.

От времени до времени то один, то другой ловец поднимался, шатаясь в
полусне, и, наступая на ноги и руки спящих, брел к бочке с водой. Не
раскрывая глаз; он выпивал ковш воды и валился куда попало, словно пил
он не воду, а чистый спирт. Ловцов томила жажда: утром перед работой
есть опасно - слишком уж сильное давление испытывает человек в воде, -
поэтому работали весь день натощак, пока в воде не становилось темно, и
только перед сном они могли поесть, а кормили их солониной.

Ночью на вахте стоял индеец Бальтазар. Он был ближайшим помощником
капитана Педро Зуриты, владельца шхуны "Медуза".

В молодости Бальтазар был известным ловцом жемчуга: он мог пробыть
под водою девяносто и даже сто секунд - вдвое больше обычного.

"Почему? Потому, что в наше время умели учить и начинали обучать нас
с детства, - рассказывал Бальтазар молодым ловцам жемчуга. - Я был еще
мальчишкой лет десяти, когда отец отдал меня в ученье на тендер к Хозе.
У него было двенадцать ребят учеников. Учил он нас так. Бросит в воду
белый камень или раковину и прикажет: "Ныряй, доставай!" И каждый раз
бросает все глубже. Не достанешь - выпорет линем или плетью и бросит в
воду, как собачонку. "Ныряй снова!" Так и научил нас нырять. Потом стал
приучать к тому, чтобы мы привыкли дольше находиться под водою. Старый
опытный ловец опустится на дно и привяжет к якорю корзинку или сеть. А
мы потом ныряем и под водой отвязываем. И пока не отвяжешь, наверх не
показывайся. А покажешься - получай плеть или линь.

Били нас нещадно. Не многие выдержали. Но я стал первым ловцом во
всем округе. Хорошо зарабатывал".

Состарившись, Бальтазар оставил опасный промысел искателя жемчуга.
Его левая нога была изуродована зубами акулы, его бок изодрала якорная
цепь. Он имел в Буэнос-Айресе небольшую лавку и торговал жемчугом,
кораллами, раковинами и морскими редкостями. Но на берегу он скучал и
потому нередко отправлялся на жемчужный лов. Промышленники ценили его.
Никто лучше Бальтазара не знал Ла-Платского залива, его брегов и тех
мест, где водятся жемчужные раковины. Ловцы уважали его. Он умел угодить
всем - и ловцам и хозяевам.

Молодых ловцов он учил всем секретам промысла: как задерживать
дыхание, как отражать нападение акул, а под хорошую руку - и тому, как
припрятать от хозяина редкую жемчужину.

Промышленники же, владельцы шхун, знали и ценили его за то, что он
умел по одному взгляду безошибочно оценивать жемчужины и быстро отбирать
в пользу хозяина наилучшие.

Поэтому промышленники охотно брали его с собой как помощника и
советчика.

Бальтазар сидел на бочонке и медленно курил толстую сигару. Свет от
фонаря, прикрепленного к мачте, падал на его лицо. Оно было
продолговатое, не скуластое, с правильным носом и большими красивыми
глазами - лицо арауканца. Веки Бальтазара тяжело опускались и медленно
поднимались. Он дремал. Но если спали его глаза, то уши его не спали.
Они бодрствовали и предупреждали об опасности даже во время глубокого
сна. Но теперь Бальтазар слышал только вздохи и бормотание спящих. С
берега тянуло запахом гниющих моллюсков-жемчужниц, - их оставляли гнить,
чтобы легче выбирать жемчужины: раковину живого моллюска нелегко
вскрыть. Этот запах непривычному человеку показался бы отвратительным,
но Бальтазар не без удовольствия вдыхал его. Ему, бродяге, искателю
жемчуга, этот запах напоминал о радостях привольной жизни и волнующих
опасностях моря.

После выборки жемчуга самые крупные раковины переносили на "Медузу".

Зурита был расчетлив: раковины он продавал на фабрику, где из них
делали пуговицы и запонки.

Бальтазар спал. Скоро выпала из ослабевших пальцев и сигара. Голова
склонилась на грудь.

Но вот до его сознания дошел какой-то звук, доносившийся далеко с
океана. Звук повторился ближе. Бальтазар открыл глаза. Казалось, кто-то
трубил в рог, а потом как будто бодрый молодой человеческий голос
крикнул: "А!" - и затем октавой выше: "А-а!.."

Музыкальный звук трубы не походил на резкое звучание пароходной
сирены, а веселый возглас совсем не напоминал крика о помощи утопающего.
Это было что-то новое, неизвестное. Бальтазар поднялся; ему казалось,
будто сразу посвежело. Он подошел к борту и зорко оглядел гладь океана.
Безлюдье. Тишина. Бальтазар толкнул ногой лежавшего на палубе индейца и,
когда тот поднялся, тихо сказал:

- Кричит. Это, наверно, о н.

- Я не слышу, - так же тихо ответил индеец-гурон, стоя на коленях и
прислушиваясь. И вдруг тишину вновь нарушил звук трубы и крик:

- А-а!..

Гурон, услышав этот звук, пригнулся, как под ударом бича.

- Да, это, наверно, он, - сказал гурон, лязгая от страха зубами.
Проснулись и другие ловцы. Они сползли к освещенному фонарем месту, как
бы ища защиты от темноты в слабых лучах желтоватого света. Все сидели,
прижавшись друг к другу, напряженно прислушиваясь. Звук трубы и голос
послышались еще раз вдалеке, и потом все замолкло.

- Это о н...

- Морской дьявол, - шептали рыбаки.

- Мы не можем больше оставаться здесь!

- Это страшнее акулы!

- Позвать сюда хозяина!

Послышалось шлепание босых ног. Зевая и почесывая волосатую грудь, на
палубу вышел хозяин, Педро Зурита. Он был без рубашки, в одних холщовых
штанах; на широком кожаном поясе висела кобура револьвера. Зурита
подошел к людям. Фонарь осветил его заспанное, бронзовое от загара лицо,
густые вьющиеся волосы, падавшие прядями на лоб, черные брови, пушистые,
приподнятые кверху усы и небольшую бородку с проседью.

- Что случилось?

Его грубоватый спокойный голос и уверенные движения успокоили
индейцев.

Они заговорили все сразу. Бальтазар поднял руку в знак того, чтобы
они замолчали, и сказал:

- Мы слышали голос его.., морского дьявола.

- Померещилось! - ответил Педро сонно, опустив голову на грудь.

- Нет, не померещилось. Мы все слышали "а-а!.." и звук трубы! -
закричали рыбаки.

Бальтазар заставил замолчать их тем же движением руки и продолжал:

- Я сам слышал. Так трубить может только дьявол. Никто на море так не
кричит и не трубит. Надо быстрее уходить отсюда.

- Сказки, - так же вяло ответил Педро Зурита.

Ему не хотелось брать с берега на шхуну еще не перегнившие, зловонные
раковины и сниматься с якоря.

Но уговорить индейцев ему не удалось. Они волновались, размахивали
руками и кричали, угрожая, что завтра же сойдут на берег и пешком
отправятся в Буэнос-Айрес, если Зурита не поднимет якорь.

- Черт бы побрал этого морского дьявола вместе с вами! Хорошо. Мы
поднимем якорь на рассвете. - И, продолжая ворчать, капитан ушел к себе
в каюту.

Ему уже не хотелось спать. Он зажег лампу, закурил сигару и начал
ходить из угла в угол по небольшой каюте. Он думал о том непонятном
существе, которое с некоторых пор появилось в здешних водах, пугая
рыбаков и прибрежных жителей.

Никто еще не видел этого чудовища, но оно уже несколько раз
напоминало о себе. О нем слагались басни. Моряки рассказывали их
шепотом, боязливо озираясь, как бы опасаясь, чтобы это чудовище не
подслушало их.

Одним это существо причиняло вред, другим неожиданно помогало. "Это
морской бог, - говорили старые индейцы, - он выходит из глубины океана
раз в тысячелетие, чтобы восстановить справедливость на земле".

Католические священники уверяли суеверных испанцев, что это "морской
дьявол". Он стал являться людям потому, что население забывает святую