спиной к алтарю, начал нудно читать какой-то латинский текст. Повинуясь
его указаниям, охранники извлекли спрятанное большое деревянное распятие
и, уложив его на алтаре, начали на нем прыгать. Хруст ломаемого дерева
слегка перебивал непонятные латинские слова.
- Что творят, что творят, антихристы! Да не держи ты меня, участковый, я
им сейчас...
- Батюшка государь, - скромно вмешалась Яга, - уж ты не серчай, а только я
тя щас в лапоть превращу али в лютик какой...
- Царя?! - ахнул Горох.
- А не мешай милиции...
Между тем охранники спрыгнули с алтаря и, войдя в центр пентаграммы,
опустились на колени. Трое монахов, передав факелы близстоящим товарищам,
вновь взялись за ножи и прежде, чем мы поняли, что происходит, вспороли
глотки несчастным. Черный бархат залило кровью...
- Митенька, не пущай, не пущай его!
- Куда, участковый?! Их не спасешь, а себя погубишь!
- Бабуля, рот чем-нибудь заткните Никите Ивановичу, а уж мы с государем
его удержим...
Видимо, у меня что-то перемкнуло в голове. Спокойно смотреть на ритуальное
убийство в школе милиции не обучают. Самообладание вернулось не сразу...
- Ладно, пустите... все...
Пастор продолжал заунывное чтение, но его голос постепенно становился все
громче и увереннее. В нотах проскальзывала истеричность и безумная радость
настоящего религиозного фанатика. Мне показалось, что над распростертыми
телами заклубился черный густеющий дым. Он все плотнел и плотнел, уже под
самым потолком сбиваясь в грязный силуэт, обретающий мощь и объем.
- Насекомая... - на выдохе констатировал Митька.
Под потолком храма возилась, приводя себя в порядок, уродливая черная муха
величиной с хорошую лошадь. Мы замерли, завороженные увиденным. Пастор
Швабс воздел к ней руки и в полный голос завопил по-русски:
- О великий и прекрасный Вельзевул! Повинуйся слову моему, выйди из глубин
ада на порочную землю Руси. Порази могуществом силы своей всю нечисть духа
славянского. Покарай храмы их, грехи и заблуждения и дай нам, единственным
хранителям истиной веры...
В этот момент в дверях церкви раздался взрыв! От дубовых досок не осталось
даже петель... Из клубов желтоватого порохового дыма шагнула долговязая
фигура немецкого посла:
- Все кончено... и будьте вы прокляты! - В его руке тускло блеснул ствол
длинного пистолета.
Грохот выстрела слился с предсмертным визгом священника. Но он же и помог
нам скинуть с плеч непонятное оцепенение.
- Еремеев, давай! - взревел я.
В тот же миг черные полотна рухнули на пол, а стены буквально озарили весь
храм невероятно прекрасными фресками! Черная муха, яростно жужжа,
заметалась под потолком, не зная, куда деться от суровых взглядов Иисуса
Христа, Божьих архангелов и православных святых, изображенных на стенах с
соблюдением всех канонов. Иконописцы не подвели! Даже мне теперь стало
ясно, что та несусветная сумма, запрошенная ими за свой труд, - ничто в
сравнении с тем ударом, который получил Повелитель мух. Стрельцы, во главе
с царем, бросились на заезжих монахов, закипела рукопашная. Вельзевул
неожиданно рухнул вниз и, сбив Кнута Гамсуновича, стал протискиваться
наружу.
- Митька, бей! - заорал я, устремляясь в погоню. Наш младший сотрудник в
порыве служебной отваги рванул вперед и так врезал мухе в зад, что та
пробкой вылетела во двор. Следом выбежали мы с Ягой. Черный демон ада,
треща крыльями, с яростным жужжанием пытался взлететь, но... из-за забора
слышались грозные церковные песни.
Однако взбешенный Вельзевул сумел оторваться от земли, и тут... произошло
чудо! Иного названия этому событию я не нахожу. С золоченого креста храма
Ивана Воина сорвалось золотое копье, которое, беззвучно взрезав мглу ночи,
насквозь пронзило брюхо гигантской мухи! От нечеловеческого рева вскочил
на ноги весь квартал... Люди выбегали в одном исподнем, по небу метались
перепуганные облака, запах горелой плоти резал ноздри, но... все было
позади. Повелитель мух грохнулся наземь и исчез, как бы провалившись
сквозь землю.
- Все, что ль, Никитушка? - тяжело дыша, подбежала ко мне Баба Яга.
Я виновато пожал плечами. Действительно, все. Столько нервов, столько
приготовлений, а вся война непосредственно с демоном заняла каких-то
десять минут. Несерьезно...
Стрельцы успокаивали встревоженных немцев и отправляли спать набежавших
лукошкинцев. Отец Кондрат заявился мокрый от волнений, долго плевался на
то место, где сдохла муха, и ушел домой, лишь заручившись моим обещанием
отстоять благодарственный молебен в храме Ивана Воина. Ему не пришлось
меня уговаривать, я бы и сам предложил нечто подобное, но батюшке, видимо,
хотелось несколько унять праведное волнение. Из его переулочка взлетевший
Вельзевул был очень хорошо виден...
Фома Еремеев подошел с перевязанной головой. Четверых взяли в плен, двое
убиты, трое стрельцов ранены. Мы пожали друг другу руки, говорить не о
чем, все завтра...
Царь Горох прибежал довольный по уши. Он тащил за руку "воскресшего"
немецкого посла.
- Уважаемый гражданин участковый, я очень перед вами виноват. Мне
следовало бы внимательнее прислушиваться к советам опытного оперативника.
Когда я наконец понял, в какое положение попал и какие люди меня окружают,
было поздно. Мне едва удалось спрятаться в амбаре у наших пекарей и не
высовывать носу, так как меня искали все. А если бы нашли, то это могло
кончиться только "несчастным случаем"...
- Понимаю, хотя... если бы вы попытались войти с нами в контакт, можно
было бы избежать многих проблем. Теперь это уже не важно. Я только хотел
спросить, почему они устроили обыск в вашем кабинете?
- Я писал докладную в Германскую Епархию по поводу планов черной мессы и
злонамеренного поведения пастора Швабса. В тот день он сам открыл мне свои
намерения и предложил присоединиться к ритуалу. В противном случае мне
угрожала смерть. Я обещал подумать, написал письмо и попытался тайно
покинуть территорию слободы, но увы... Однако этой ночью я вспомнил, что
такое дворянская честь и долг перед страной, принявшей нас. Пистолеты были
у меня с собой, порох я украл ночью. Мне казалось, что, убив пастора, я
сумею остановить черную мессу...
- Вы вели себя мужественно. Спасибо. Жаль, что нельзя будет увидеть Швабса
на скамье подсудимых, но, в сущности... он бы получил тот же приговор.
- Только так! - поддержал меня государь. - Видишь, сколько тут интересного
было, а ты меня брать не хотел! Вредный ты мужик, Никита Иванович,
неуважительный... Вот не дам тебе мою царскую награду, будешь знать!
Из храма вышел заспанный богомаз Савва Новичков. По-моему, он так и не
проснулся до конца. В его глазах застыло простодушное недоумение - он
уснул среди авангардных демонов, а проснулся под укоризненными взглядами
христианских святых. Ладно, ладно, потом объясню... Лично мне уже ничего
не хотелось. Ни наград, ни почестей, ни разговоров. Накатилась какая-то
невозможная усталость... Яга спорила с Митькой, царь командовал
стрельцами, посол по-немецки успокаивал своих, а я сел в уголок у ворот,
привалился спиной к теплому бревнышку и тихо уснул. Господи, должны же и
милиционеры хоть иногда спать...
Утро. Тишина. Я поплотнее укутываюсь в лоскутное одеяло, стараясь укрыться
с головой. Бесполезно... Нахальное солнце уже нащупало своими лучами мой
нос и теребит ресницы. Почему не слышно петуха? Либо день начинается с
чудес, либо этот маньяк, схлопотав от меня тапочкой, больше не рискует
орать под окном в четыре утра. Снизу доносится какой-то манящий запах... Я
невольно приподнимаюсь, отрывая голову от подушки, - куриный бульон! Вот
что это такое! Неужели... неужели где-то услышали мои молитвы и Баба Яга
все-таки сварила суп из голосистого мерзавца? В полном воодушевлении я
вскочил с кровати, плеснул в лицо ледяной водой из рукомойника и, наскоро
одевшись, бросился по ступенькам вниз. Так и есть! Баба Яга, празднично
наряженная, доставала ухватом из печи дымящийся горшок.
- Никитушка? Сам встал, сокол наш ясный, а я уж собралась идти будить...
- Что у нас на сегодня? - кровожадно подмигнул я.
- Да вот, супчику с потрошками тебе приготовила. А то чтой-то заморился ты
совсем, силы тебе поддержать надо... Куриная лапшичка тут наипервейшее
лекарство!
- Куриная? - Я чмокнул се в щеку. - То-то с утра нашего петуха слышно не
было... Спасибо, бабуля!
- Ох, да кушай на здоровье... - Старушка аж покраснела от моей сыновней
ласки. - А петуха-то я того...
- И правильно! Давно пора...
- Соседке отдала на денек. Она уж как просила, говорит, ее-то пустозвон
совсем кур не обихаживает, у тех и цыплят-то нет... Никитушка, что с
тобой? Обжегся, сердешный?
Я меланхолично вытирал подбородок... Только спокойствие. Итак, негодяй
жив. Он еще не раз будет портить мне кровь. А в супе плавает какая-нибудь
безвинно умерщвленная курица...
- Батюшка сыскной воевода, поймал! - От Митькиного рева мы с Ягой едва не
подпрыгнули. - Вот он, арестант беглый! - воодушевленно вопил счастливый
Митяй. - Я его, злодея, на спиртное приманил! Думаю, раз ты мужик, так все
одно вылезешь... Спозаранок разлил водочку у него на подоконничке, а
бутылку недопитую там же оставил. Сам в лопухах спрятался и жду... Глядь,
есть! Висит на форточке, басурман, и носом водит. Потом бутылку
заприметил, огляделся так воровато да и спрыгнул вниз. Я уж напрягся, а он
в горлышко лезет... Тока-тока влез, тут я его и накрыл! Во! Получите!
Тепленький.
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Березин Федор
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк