Дмитрий Биленкин.
Десант на Меркурий.
Полынов знал, что к психологам в космосе относятся с иронией. Прежде всего
потому, что редко кто замечал их работу. И не случайно: плох тот психолог,
чья деятельность заметна для окружающих.
В этом были, конечно, свои минусы. Когда человека брали в полет на
должность "врача-биолога-психолога", капитана несравненно больше
интересовало, какой он врач и какой биолог. А зря! На последней конференции
космопсихологов кем-то из выступавших был рассказан случай из практики.
Ситуация была точно такой: чужая планета, посадка, нервная лихорадка
пальцев... Психолог на том корабле был шляпой из шляп: хорошо зная капитана
корабля Тугаринова, он тем не менее не удосужился провести профилактику. И
в самый ответственный миг Тугаринов взял управление кораблем на себя!
Тугаринова вовремя оттащили. Но секунда, когда капитан руководил спуском на
Венеру, кое-кому стоила седины в волосах. Даже стажеру известно, что
человек с его медлительной реакцией, неспешной сообразительностью просто не
в силах сам, без участия автоматов посадить корабль на незнакомую планету,
что взяться в такой ситуации за рули - значит прямехонько улечься в гроб да
еще захлопнуть крышку.
Конечно, поступок Тугаринова объясним. Трудно, очень трудно покорно лежать
в кресле, когда решается: чет или нечет, победа или гибель. Решается-
автоматикой. Взвоешь! Не один Тугаринов, многие ворчали. А сорвался именно
Тугаринов. Недоверие к автоматам? Ха... Не к автоматам, а к людям. Тем для
космолетчиков безвестным, безымянным людям, которые делали всю эту
аппаратуру. Тугаринова испортила былая слава - вот что. Высокомерие и
самоуверенность таились в нем как болезнь; в опасную минуту наступил кризис.
И межпланетчик "погиб". Ему запретили летать, поместили в санаторий "чинить
нервы".
Эти воспоминания всегда будили в Полынове злость. Нервы! Сколько можно
доказывать всем и каждому, что они требуют неизмеримо большей заботы, чем
механизмы? И на Земле и в космосе. Особенно в космосе. Ладно, пусть тот же
Бааде считает психолога кустарем, пусть! Шумерин, конечно, не чета
Тугаринову, но на всякий случай он, Полынов, обязан позаботиться, чтобы
сейчас капитаном не овладели ненужные мысли.
- Интересно, - сказал Полынов, - каким окажется Меркурий?
- Обыкновенным, - ответил Шумерин, не задумываясь. Его руки отдыхали на
подлокотниках кресла. - Мы знаем о Меркурии почти все. АМС-51, АМС-63, я
уже сбился со счета, сколько их там побывало.
Бааде, севший было за расчеты, поднял голову.
- Ты, Михаил, не романтик. Сухарь ты. На встречу с новой планеты, - он
важно поднял палец, - надлежит идти как на свидание с Прекрасной
Незнакомкой.
Иногда трудно было понять: иронизирует Бааде или говорит серьезно.
- Правильно, - подзадорил Полынов, - пока не поздно - почитай Блока.
Способствует настрою. А то какой в тебе будет азарт, когда ты впервые
вступишь на Меркурий?
- К чему мне все это, я не мальчишка...
- А солидный капитан-межпланетник, - подхватил Полынов. - Между прочим, Я
однажды слышал хорошие слова:
"Мы стареем потому, что стыдимся молодости".
Шумерин что-то пробурчал и протянул руку к киберштурману, давая понять, что
ему некогда.
- О, это колоссальная мысль! - проронил Бааде, качая головой.
- А вы вспомните, - не выдержал Шумерин, - каким нам представлялся Марс!
Необыкновенным, таинственным. Прилетели. И ничего особенного.
- Вот это да! - Бааде снова оторвался от расчетов. - А епихордизация,
например?
- Я не о том, поймите. Для ума там много интересного. И на Венере тоже. Я
же говорю о чувственном восприятии... Небо, песок, горы... Похоже, все
похоже!
- .И ты разочаровался? - Психолога заинтересовал разговор. Он открывал в
капитане что-то новое.
- Разочаровался - не летал бы. Просто я не жду встречи с Прекрасной
Незнакомкой, как вы только что выразились.
- Правильно, - сказал Бааде. - Правильно! Дважды два - четыре, и никаких
гвоздей. Все остальное эмоции, я тоже так считаю.
Полынов ничего не сказал. Он вслушивался. Рубку всегда наполнял легкий
стрекот - лишнее напоминание о титанической работе, которую ведут
спрятанные за панелями и кожухами приборы: тысячи, миллионы всяких там
реле, схем и прочих. деталей электронной кабалистики. Теперь стрекот чуть
усилился. Значит, жди сигнала посадки.
- Знаешь, Михаил, кто ты? Думаешь, скептик? Межпланетный Печорин? Ничего
подобного. Ты примитивный мистик, как тот школьник, который твердит перед
экзаменом: "Провалюсь, провалюсь", в надежде, что судьба любит поступать
наперекор.
Молчание. Шумерин смотрит в обзор.
- Яша, у нас, по-моему, еще масса дел, - наконец проговорил он. Вежливый
подтекст: "Я занят, ты мне мешаешь".
"Все в порядке, - решил психолог. - Теперь он будет переживать. Переживай,
переживай, это заставит тебя забыть о своем положении Ионы во чреве кита.
Меркурий уже напоминал о себе. Органы чувств корабля ощущали его близость.
Поверхность планеты ощупывали импульсы радаров; разглядывали глаза
телескопов - пристально, километр за километром; пальцы дистанционных
анализаторов, управляя бомбозондами, шарили в атмосфере. Ничего этого люди
не видели и не слышали: все представало перед ними в препарированном,
дистиллированном образе цифр, знаков, электронных символов. Впрочем, люди
могли любоваться серебристым, слегка затуманенным, быстро растущим серпиком
планеты. Или следить за ускоренным бегом цифр и знаков, чтобы поправить
корабль, если нужно. Но этого, как правило, не требовалось.
Когда до поверхности осталось совсем немного, включилось еще одно реле, ибо
пришло время напомнить людям, чтобы они сделали то-то и то-то. Зажглось
табло, прозвучал сигнал, кресла пришли в движение, занимая
противоперегрузоч-ное положение. Все захлопотали.
Послышалось гудение, оно охватило весь корабль - заработала тормозная
установка. Огромный корабль первого класса "Александр Невский" падал вниз:
туда, где был невидимый Меркурий. Но люди могли видеть небывалое - первую
посадку на эту планету - опять лишь в зеркале осциллографов, в электронных
рисунках кривых.
Перегрузка росла. Вопреки этому, вопреки растущей тяжести они ощущали
падение, от которого холодело в груди. Они падали из космоса, из пустоты, и
она уходила из-под ног, разваливалась, крошилась; сжавшееся тело невольно
ждало удара.
Он не замедлил последовать.
* * *
Конечно, смешно было назвать его ударом: просто толчок. Как при внезапной
остановке лифта. Но его слишком долго ждали.
Спинки кресел приподнялись и посадили их. Шумерин вытер пот.
"Пожалуй, мы так избалуемся, - подумал Полынов. - Летели, летели -
томились; сели в кресла, поволновались чуть-чуть; толчок - здрасьте! -
Меркурий! Пассажиры могут выйти..."