- Прелестный экземпляр, ты не находишь?
- Прелестный, - недоумевая, согласился Полынов. Жук сделал еще один оборот
и стал медленно, с достоинством удаляться. Лесс коротко и сухо рассмеялся.
- Ты чего? - с недоумением спросил Полынов.
- Так, ничего, вспомнился один анекдот. Мальчик ловит сачком жука, хочет
наколоть его на булавку, а жук ему говорит....
- Жук?
- Он самый. "Разве папа не запретил тебе баловаться с электричеством?"
- Веселый анекдот, - сказал Полынов. - Очень веселый.
- Уж какой есть.
Вот даже как, сказал себе Полынов. Все будет хорошо. Значит, таким вот
образом... Нюхай цветочки, стало быть, и вообще... Ну ладно. Лессу, в конце
концов, видней. Да, ему видней.
- Не обессудь, - внезапно сказал Лесс. - День сегодня нескладный. Но ты не
беспокойся, отдохнем на славу.
- Я не беспокоюсь, - ответил Полынов. - Нисколько.
- Вот и прекрасно.
...Край обрыва порос соснами. Стволы некоторых накренились, а корни повисли
над пустотой, словно деревья спрашивали: "Шагнуть или не стоит?" Людей на
пляже было немного, вдали ослепительно белели треугольные паруса яхт. Море
с шумным вздохом накатывало на песок, оставляя неровные строчки пены.
Лесс и Полынов сбежали, на ходу стаскивая одежду. Море - ласковое, теплое,
колышущееся - приняло их, смыло заботы, убаюкало на волне. Они резали его
гладь, ныряли, так что зыбкое пятно золотистого света вверху туманилось
синевой, отдыхали на спине и снова ввинчивались в податливо-упругую воду. А
когда они наплавались и вышли, их мокрые тела охватило приятное тепло. Они
повалились на песок, раскинулись в блаженстве, как когда-то, как в детстве,
до всяких полетов в космос, до проблем науки, которые пришлось решать, до
степеней и званий, которых они достигли.
- Осторожней, тут мазут, - предупредил Лесс, когда Полынов захотел
сдвинуться.
- Ничего, - пробормотал Полынов. - Я вижу. Они помолчали, следя за полетом
чаек.
- Дураки были эти кроманьонцы, - после недолгого молчания проговорил Лесс.
- Угу, - согласился Полынов. - А почему, собственно?
- Чего им не сиделось? Саблезубых тигров и всяких там пещерных медведей они
уже победили, в их власти оказалась вся планета - и какая! Без промышленных
комплексов, ядерных бомб, грязи, неврозов, проблем и наркотиков. Зачем их
потянуло к цивилизации? Ловили бы себе мамонтов, ели, спали, нежились, как
мы, на бережку, жили бы, не считая веков, - просто, спокойно, долго.
- Считаешь, могли бы? - Полынов лениво пересыпал меж пальцами песок.
- А разве нет?
- Конечно, нет.
- Так уж и нет? Неисчерпаемые ресурсы, никаких серьезных соперников,
никаких, стало быть, стимулов прогрессировать.
- Сладкий сон о несбывшемся. - Полынов прикрыл глаза. Солнце светило в лицо
и пронизывало тьму сомкнутых век всплесками багровых протуберанцев. -
Прикончить бы того пещерного гения, которому не жилось спокойно, а.? И не
надо было бы старине Лессу спешить по своим высоконаучным делам, соорудили
бы мы вместо этого шашлычок из мамонта... Чем плохо? Вот только прежде
огонь следовало изобрести.
- Как знать, может, и стоило гения-то... - пробормотал Лесс.
- Идеалист несчастный! - Полынов перевернулся набок. - Кто только что
говорил о ловушках эволюции? Никаких конкурентов, планета неисчерпаема,
плодись, значит, кроманьонец, и процветай? Славно! Кроманьонец радостно
последовал рецепту и размножился, как треска. А дальше? Дальше повальный
голод. Много ли возьмешь с земли без скотоводства, посевов - прогресса то
есть? Помирай или прогрессируй! Кроманьонец не дурак, знал, что выбрать.
- И ни от чего не спасся. - Кулак Лесса рубанул воздух. - Ни от голода, ни
от смерти. В направленности эволюции я не хуже тебя разбираюсь. А что
получается? Не вольны люди выбирать себе путь, вот что выходит! Мы создаем
обстоятельства, они диктуют нам, как поступить, и мы поступаем - о, по
доброй воле, конечно! - с учетом обстоятельств. Смысл, смысл? Других планет
достигли, а счастья? Грызем друг другу глотку, кто кого сильней, тот того и
съел. И все, все говорят о благе. Как это у Платона в его законах
устройства счастливого общества? Все должны не только повиноваться Закону,
но и славословить его. Что мы публично и делаем.
Внезапная и яростная горечь Лесса, столь неуместная здесь, в солнечной
неге, горечь без видимого повода, столь противоречащая характеру друга, так
ошеломила Полынова, что он не сразу нашелся с ответом. А когда нашелся, то
было уже поздно. Лицо друга обмякло, сконфузилось, взгляд, как бы ища
отступления метнулся к часам.
- Боже мой - полдень!
Лесс вскочил, торопливо натягивая одежду.
- Ты извини, - бормотал он. - Веду я себя нескладно, говорю нескладно, но
это в последний раз. Понимаешь?..
- Нет.
- Разумеется, разумеется, - Лесс, пыхтя, заправлял рубашку. (Полынов
напрасно ловил его взгляд.) - Я тут нафилософствовал... Пустое, не обращай
внимания. Все нервы, жара и спешка.
Полынов тихонечко присвистнул.
- Что?
- Так, ничего. Жара, нервы.
- Сердишься?
- Просто не понимаю.
- Порой я сам себя не понимаю. С тобой так не бывает?
- Бывает.
- Вот.
- А может быть, все-таки...
- Нет. Надо бежать. Не умею опаздывать.
- Ладно. До вечера.
- Да, да. Успеем, все успеем. Ты останешься или пойдешь куда?
Полынов заколебался. Ему показалось, что вопрос был задан не просто так.
"Черт знает что, я становлюсь подозрительным..."
- Я еще часик-другой поваляюсь на песке.
- Правильно, - Лесс кивнул. - Отдыхай. Когда проголодаешься, в трехстах
метрах отсюда - вон там - чудесный ресторанчик. Кстати, я достал настоящую
красную икру.
- Икру? Зачем?
- Темный ты, оказывается, человек, - Лесс с улыбкой покачал головой. - Не