тотчас переменилось, когда он вошел в их круг,. - спокойствие, нежность,
поддержка, ничего другого не стало в их лицах. Мысли и чувства всех
четверых смешались.
Теперь они вполне понимали его, понимали, что такое для него лес и охота,
что дано ему и не дано им, как не дано никому, чьи предки не обитали в
джунглях, а затем не осваивали дебри ригелианских планет. Вот и хорошо, не
надо больше об этом. Пусть кто угодно полагается на расчет и машинную
логику, мир слишком велик и непознан, грозен своей непредсказуемостью и
этим же глубок, чудесен, спасителен. Но... Никаких "но". Сейчас, скоро,
очень скоро я уйду от вас в свое далекое прошлое, где жизнь и смерть так
близки и неразделимы, что в этом свобода и беспечальность. Не старайтесь
меня спасти и не горюйте, жизнь - только вылетевшее изо рта дыхание, эта
легкость сейчас во мне, и я, еще не знаю как, ею воспользуюсь. А если...
Тогда заслонитесь, мы слишком крепко связаны, вас может опалить и сжечь.
Знаем, Юл. Мы верим и не прощаемся, но ты позовешь нас, если что. Вот и
хорошо. Ума, возьми свой иллир, спой что-нибудь напоследок о бесконечных
превращениях жизни, о звездах, которые всегда будут, о душах усопших, о
траве, которая разгладится у меня под ногами, о деревьях, которые укроют
меня, о зверях и птицах, которые сейчас спят, но проснутся и помогут мне.
И Ума кивнула. Она поняла, все поняли. Мы не расстанемся, Юл, мы никогда не
расстанемся...
Когда иллир умолк, небо уже потеряло свой серебристый блеск. Все еще спало
вокруг. Юл повернулся на бок, поджал ноги и задремал в лесу, как ребенок в
чреве матери.
Он проснулся, когда отпущенные для сна минуты истекли. Альцион еще не
взошел, но будто тронутое изморозью небо уже побелело над головой. Близился
час охоты. Юл выдрал пук режущей травы и полоснул ею по ногам с тем
расчетом, чтобы потекла кровь, но чтобы порезы не мешали бегу. След должен
быть, иначе преследователи насторожатся.
Сделав это, Юл припустил рысцой. Кое-где он петлял и запутывал следы, не
потому, что надеялся обмануть, а потому, что от него, конечно, ждали
хитростей и уловок. Так он добрался до мест, где деревья росли погуще и
где, наверное, его станут искать в первую очередь. Поиграйте, поиграйте,
звал его извилистый след. Позабавьтесь упорным мальчишкой, который тем не
менее слабо искушен в древнем искусстве обмана, ибо сам никогда не
охотился, а уж быть дичью ему и не снилось.
На мгновение в его душе взметнулась дикая ярость. Ведь они охотятся на
человека, на человека!
Да. и, очевидно, находят в этом утонченное наслаждение. Не Достоевский ли
утверждал, что цивилизация лишь все утончает?
Юл не додумал мысль, наоборот, подавил ее, как и бесплодную ярость, ибо то
и другое было сейчас бесполезным, а значит, вредным.
Ну так где же преследователи? Они стремятся поскорее засечь его, а ему -
вот не поверят! - надо поскорее увидеть их.
Потоки яркого света просквозили листву голубоватыми мечами и копьями. В
недавнем безмолвии ожила разноголосица птиц, вокруг Юла трепетными
лоскутами шелка запорхали многокрылые бабочки, косую завесу света с
бомбовозным гудением прочертил огненно-красный жук, спадающие со стволов
пряди мха зашевелились, вкрадчивым движением волоконцев утаскивая себя в
тень, к замерзшей ноге подползла трехглазая ящерка и для пробы лизнула
капельку крови. Юл не шелохнулся. Затылочный глазок ящерки обиженно замигал
- кровь человека оказалась неудобоваримой, она тут никого не могла
прельстить. "Знание - это просто сила, - мимолетно подумал Юл. - Без
синтетической пищи, без всех достижений науки не было бы здесь ни меня, ни
охотников". Ящерка, поерзав, приладилась на ступне погреться. В воздухе
бронзовой молнией мелькнула какая-то птица и одной переливчатой бабочкой
стало меньше, остальные, как ни в чем не бывало, продолжали свой танец.
Ящерка приподняла голову и тут же ее опустила. Все было как везде, как на
всех планетах - кто-то за кем-то охотился, кто-то кого-то пожирал, а будучи
сыт и в безопасности, наслаждался жизнью.
Над кронами пронесся ветерок, вершины стройных деревьев встрепенулись, и
окрест разнесся протяжный певучий звук. Он был едва слышен, но вскоре
утренний ветер окреп и с ним вместе окрепли звуки. Теперь пело каждое
дерево, всякое на свой лад и тон, стволы гудели, как трубы органа, и все
полнилось этой музыкой леса. Юл знал о Поющих Лесах, еще на Ригеле не раз
слушал записи, и все равно его охватил такой благоговейный восторг, что он
на мгновение забыл о всякой опасности.
Но лес тотчас напомнил о ней диссонирующей нотой далеких птичьих голосов,
которые стали иными, чем минуту назад. Они выпадали из общего ритма, ибо
то, что их вызвало, было чужим для леса.
Потревоженная ящерка соскользнула с ноги. Юл отступил в тень и сам
уподобился тени.
Вскоре он различил двоих. Они старались идти бесшумно и наверняка были
уверены, что крадутся бесшумно, но в ушах Юла каждый их шаг отдавался
топотом буйвола. Господи, разве можно так ломиться через кусты! Ружья уже в
руках, действительно ружья, лоб каждого охвачен обручем, предусмотрительно,
ничего не скажешь. Что они предусмотрели еще? Что сейчас происходит в их
душах? А, старый знакомый! Ив Шорр, надо думать, сын того вельможи, уж
очень похож... Нет, не очень. Бравому капитану немного не по себе, это
чувствуется, молод еще, только жаждет стать суперменом, душа не железным
волосом проросла, пока это лишь пух щенячий... Правда, дичь он изобразил
собой ловко, посмотрим, каким ты окажешься охотником... А вот твой напарник
- волк! Идет с холодной беспощадной улыбочкой, знает, чем внушить трепет, а
может, все это рефлекторно.
Что ж, проверим реакцию обоих.
Юл сдвинулся так, чтобы его заметили, и рванулся, изображая испуг. Ружье
вскинул только Ив Шорр, рука спутника даже не дрогнула, сказались выдержка
и умение оценивать расстояние, лишь верхняя губа дернулась в презрительной
и ядовитой усмешке, Да, этот - опасен.
- Надеюсь, мальчишка блефует, - процедил старший. - Иначе все неинтересно.
- Да, - выдавил Ив.
Говорить ему мешало волнение. В груди засел какой-то сосущий комочек, и он
ничего с ним не мог поделать. "Поохоться, - сказал отец. - Ты заслужил,
вдобавок это закаливает". И он с радостью согласился - кто же откажется от
такой воистину королевской охоты! Откуда же теперь это сосущее чувство то
ли вины, то ли тревоги? Скольких нечков ему вот так довелось убивать, и
замутило только однажды, на самой первой охоте, когда пуля пробила в нечке
какую-то артерию и из него так страшно хлынула кровь. И крик, он так
походил на человеческий! И сам нечк внешне не отличался от человека, ведь
он упал лицом вниз, его уродливые красные глаза закрылись. Отец тогда
похлопал по плечу. "Привыкай, малыш, к власти над себе подобными. Ничто
великое не делается без крови, это хорошо понимали спартанцы, чью игру мы
воскресили. Только они охотились на людей, настоящих двуногих рабов, когда
те слишком размножались. А это же нечк, чего ты дрожишь? Не надо, на тебя
смотрят, будь патрицием, будь сильным".
Какая худая, беззащитная спина у этого мелькнувшего в просвете мальчишки!
Может, отсюда все? Ребенок... Хотя в этом что-то есть, недаром спартанцы...
Интересно, девочек они тоже подстреливали? Но каковы эти, из Звездных
Республик! Ив крепче стиснул ружье. Лицемеры, послать на убой мальчишку!
Ладно, ладно, мы еще позабавим вас настоящей спартанской игрой, уж пули в
ружьях будут тогда настоящими...
А сейчас-то и убивать не придется. Это же политика, не убийство, чего
волноваться! Все беды от воображения и рефлексии, сколько раз тебе это
говорили!
- Надеюсь, парень немного помотает нас, - Ив очнулся. - Надоели нечки,
никакой игры ума, натаска для ребятишек. Посмотрим, на что способен
человек. Посмотрим, это пригодится. Привыкли на кнопки нажимать, заплыли
жирком, не так ли?
- О вас этого не скажешь, ваша звездность.
Воспользуйся охотой, советовал отец, она сближает. Нужного напарника я тебе
подобрал, ты его знаешь. Связи, связи и еще раз связи! Покажи себя,
гроссадмирал любит, когда с ним умно спорят, а от него мно-о-огое зависит!
- Да, обо мне этого не скажешь, - гроссадмирал сдержанно улыбнулся. - А как
вы думаете, почему?