орбитальную станцию?! Никогда! Я предложил ему очистить станции самому. Он
сдался.
перемолвиться с ней накоротке парой словечек. Но та словно сквозь землю
провалилась, подземный лабиринт опустел - духу крысиного не осталось...
невесомость и перегрузки Зибелла. Зато управление "Вихрем" по причине
малости роста никому из моих товарищей не далось. Ерофей к современной
технике вообще неспособен - он путал авиагоризонт со спидометром...
Поэтому мне предстояло трудиться одному за всех.
копошиться червячок сомнения, занудливо точил: а вдруг... Но загрохотали
могучие двигатели, нас со страшной силой вдавило в кресла, даже кости
захрустели. Чудовищная мощь "Вихря" ощущалась с первой секунды разбега.
сменилась белизной облаков. Но мы и моргнуть не успели, как белый цвет
превратился в прозрачный голубой, сияющий бирюзовый... Всего один вдох - и
голубизна смешалась с чернотой, превращаясь в глубокий фиолетовый цвет.
Конечно, под прессом перегрузок вдох был достаточно долгим, но
калейдоскопическая быстрота перемен заставляла голову идти кругом. Вот
только солнце каким было, таким и осталось. Палить еще более свирепо ему
было не под силу.
увеличивающееся ускорение плотно припечатало его к креслу рядом со мной.
Ерофей только недовольно бурчал себе под нос и что-то ощупывал за пазухой.
Оно и понятно. В некотором роде он являлся персоной нематериальной,
сущности не имеющий, хотя и вполне осязаемой. Поэтому он лишь ворчал да с
явным интересом поглядывал в иллюминатор.
зажмурился. С детства не люблю бездонные провалы, шахты, колодцы и тому
подобное. Все время кажется, что вот-вот ноги подкосятся, и я полечу,
истошно вопя, в засасывающую бездну.
полета, но человек с сильной натренированной волей способен на такое. Вот
и я не отрывался от изучения плафонов. Лишь когда пилот известил, что мы
приближаемся к станции, я рискнул выглянуть в иллюминатор.
привелось посетить, поэтому я смотрел во все глаза.
точка, регулярно брызгающая пронзительными зелеными сполохами. Точка
постепенно росла. Когда она приобрела заметные для глаза ширину и высоту,
я различил, что по поверхности голубого шарика пробегают дрожащие черные
полосы. По мнению Ерофея это немного напоминало атмосферу Юпитера, только
переведенную в голубую часть спектра. Я даже руками всплеснул, пораженный
энциклопедическими познаниями домового.
вращающуюся вокруг своей оси - этим и объяснялось размеренное мелькание
света и теней. Наш корабль подошел к станции вплотную, и я смог наконец
разглядеть одно из лезвий "Трезубца" во всей его грозной красе.
диаметром более ста метров. Она казалась карандашом, просунутым в бублик -
вокруг центральной трубы обвивался исполинский многогранный тор. Именно он
сверкал и мельтешил за счет бесчисленных ребер, выступов, иллюминаторов,
антенн. На верхний конец стержня был наложен гигантский кубик ангара,
матово-голубой, светящийся с успокаивающей мягкостью. Его верхняя
плоскость имела два больших прямоугольных люка, размерами превышающих
самый крупный из грузовых кораблей, не то что наш крохотный десантный
катер. На люках красовались цифры "1" и "2". Для катеров предназначались
другие причалы - на боковых поверхностях кубика я заметил крышки
аппарелей. Одна из них откинулась, и в проеме торчал острый нос катера.
Нижний конец трубы был постом управления. Красный шар опоясывало ребристое
черное кольцо, на котором, как патроны в пулеметной ленте, были укреплены
многочисленные цилиндры. Они! Стартовые кассеты ракет. Любая из них в
тридцать раз мощнее хиросимской бомбы. Помимо средств нападения "Сварог"
был недурно оснащен и средствами защиты. На граненом торе я заметил
несколько башен с лазерными пушками.
пилотском пульте зажегся зеленый сигнал, и динамик гнусаво
поинтересовался:
ответил пилот.
- Послышалось внушительное кашляние, и уже совершенно казенный голос
продолжил: - Станция "Сварог" слушает.
особыми полномочиями.
- В каком чине?
Элеватор номер один. Командир станции извещен.
красно-зеленая цепочка, углы куба полыхнули пронзительным белым светом, в
пространство устремились четыре ослепительных белых столба. Крышка люка
номер один превратилась в бледно-розовую.
"Вихрь" выполнил что-то вроде иммельмана и с математической точностью сел
в самый центр элеватора. Поняв, что теперь под шасси катера имеется нечто
вроде твердой почвы, я почувствовал себя увереннее. Зибелла с Ерофеем тоже
обрадовались.
пластина размером с футбольное поле легко стряхнула катер и бесшумно
скользнула вверх, закрывая отверстие в потолке ангара. Даже сквозь толстые
борта "Вихря" долетело шипение насосов. Ангар заполнялся воздухом.
лучшем виде.
вахлак вахлаком.
- отрапортовал офицер в голубом комбинезоне.
полковник Ерофей.
лаптях. Его появление неизменно повергало любого в оцепенение, не была
исключением и станция "Сварог". Потом оцепенение прошло, и по строю
офицеров прокатилось сдержанное хихиканье.
я говорю! А вам товарищи, рекомендую запомнить: насмешек я не потерплю и
буду взыскивать за них беспощадно. Мы ведем жестокую борьбу, и никакие
раздоры в наших рядах недопустимы. Особенно если они вызваны полной
безграмотностью в вопросах оперативной маскировки.
заполнился туманом, дикий сквозняк сорвал у меня с голову пилотку. Все
невольно подняли головы. Истошный вопль резанул уши, строй рассыпался,
перед выходным люком образовалась непристойная куча-мала. Я стоял как
завороженный, глядя на ворочающуюся плиту элеватора. Еще немного - и
космос высосет все находящееся в ангаре. Да, противник не зря
беспрепятственно выпустил нас с Земли, правильно рассчитав, что в
пространстве с нами можно будет расправиться проще и вернее. Здесь даже не
вполне удачная попытка может принести успех.
признаться, что первым оправился от растерянности Ерофей. Пулей он
подскочил к массивной стойке элеватора, с разбегу прыгнул на нее и
сноровисто принялся карабкаться вверх. Успеет или нет? Успел. Прежде чем
плита элеватора окончательно вырвалась из створа, домовой хлестнул ее
чем-то. Ах, да, прутик омелы. Противный поросячий визг показал, что
старания Ерофея не пропали даром. Плита задрожала. Если бы я не знал, что
это невозможно, то я под присягой поклялся бы, что толстый броневой лист
пытается изогнуться и сложиться вдвое. Ерофей ударил еще раз - и плита
замерла, превратившись, как ей и положено, в кусок безжизненного металла.
посмеивались.
перепачканные машинным маслом ладошки.