содержалась хоть крошка золота. Были вырваны все золотые зубы, сняты все
обручальные кольца. Ценой неимоверных усилий был выплавлен слиточек весом
сто граммов.
наших усилий.
меня. - Так не бывает.
убедиться, что весь ваш так называемый жизненный опыт ломаного гроша не
стоит в магическом мире. Вы его совершенно не знаете. Там никому не нужно
наше золото. Жители магических измерений пользуются его зеркальным
отражением. Я положу слиток перед зеркалом, этот проходимец заберет себе
отражение - и все. Мы расплатились.
фиолетовому и взятку дам.
все-таки сошел с ума!
претензий. Насчет взятки я, конечно, пошутил, но вроде бы дал ему два
лишних отражения. А, чего там мелочиться. Тем более, что свою часть
контракта фиолетовый выполнил без промедления. К вечеру того же дня
подготовленный резервуар был полон гремлинами. Они так и кишели - зеленые,
хвостатые, злобные. Не те два бедолаги, гремлины в самом соку, мускулистые
и дикие. Даже заглядывать в яму было жутко.
шустрый и фиолетовый явно не походил на вызывавшихся мною демонов. Кто же
он? Я определить не смог. Ерофей, которому я рассказал о новом знакомом,
тоже лишь пожал плечами. Не видел, не слышал, не читал. Может я случайно
прорвался в новые измерения, еще не освоенные волхвами?
драгоценные патроны с серебряными пулями. Я предвидел, что ненасытная орда
попытается освободить товарищей. И оказался прав - дважды стайки гремлинов
пытались подобраться к резервуару, но очереди серебряных пуль отгоняли их.
На полу остались лужицы зеленоватой крови и клочья немытой шерсти.
шуршание и хрустение. Даже на первый взгляд количество заключенных изрядно
убавилось. Не думаю, что причиной тому был голод. Скорее злобный нрав
гремлинов. Я лично встал на часах. Полковник Фролов продолжал спать
тяжелым наркотическим сном, врач все еще опасался за его рассудок.
трепку. Ведь я стреляю только в десятку. Противник усвоил урок, но на
всякий случай стены реакторного зала обили ореховыми прутиками на
серебряных гвоздях. Это не слишком надежно, однако в трудную минуту
пригодится.
настоящие звери. Сплошные зубы и когти. Зеленый мех на загривках стоит
дыбом, хвост торчит как палка... Трое рядовых были пойманы за
недозволенным делом. Они устроили тотализатор на гремлинов - какой из них
уцелеет. В кассе тотализатора оказалось в общей сложности около пяти
тысяч. Неплохо! Пойманные заявили, что собирались взять себе только
небольшой процент. Все остальное должны, якобы, получить победители.
Ставки были коллективные, даже офицеры приняли участие в этом разврате. Я
сначала хотел отдать их под трибунал, но передумал. Деньги отобрал в Фонд
мира. В тот же вечер в полутемном коридоре в меня кто-то стрелял. Между
прочим, оружие имеется только у офицеров. Мало мне войны с неприятелем,
свои в спину начали палить. Та-ак, обстановочка. Все вернул назад и сам
поставил сотню на гремлина с обломанным правым рогом. Потом сказали, что
его кличка была Генерал. Была, была, да сплыла вместе с моей сотней.
Правда, эти мошенники пообещали мне три процента с общей суммы ставок.
Мне, генералу, начальнику Управления?! Дисциплина ни к черту. Доложил
Главному маршалу. Тот почесал усишки и пообещал принять самые суровые
меры.
заметно подросли. Если фиолетовый приволок мне малышей сантиметров по
десять росточком, эти стали по крайней мере вдвое выше. Человек пять
постоянно крутились возле бака, ожидая последнего боя. Пост я убрал за
ненадобностью. Все равно теперь ни один гремлин в бак не сунется, разве
что самоубийца.
Гремлин со странным синеватым отливом шерсти подкараулил момент, когда
соперник неосторожно повернулся к нему спиной, прыгнул и сломал ему
хребет. Зрители разразились громкими воплями, прямо как на хоккее.
Случайно или нет, но цвет шерсти нашего волка-гремлина напоминал цвет
офицерского мундира. И кличка хорошая - Оберст. Вообще-то у него в морде
действительно проглядывалось нечто гестаповское. Победитель уже навострил
зубы, чтобы плотно поужинать, но под радостные крики болельщиков был
извлечен из бака и отнесен в кают-компанию. Ему был предложен изысканный
ужин - белый хлеб, варенье, котлеты. Оберст принял подношение
благосклонно, хотя котлеты отверг вежливо и твердо.
инженер станции, ощупывая карман, куда только что сунул пачку банкнот.
спинке. Оберст от избытка чувств замурлыкал словно кот.
оттесненным на второй план. Самолюбивый горностай оскорбился до глубины
души. Он торжественно забрал из кухни свою мисочку и перебрался обратно в
мою каюту. Я простил изменника.
представлял, чем займется волк-гремлин. Мы предвкушали, как он начнет
давить зеленую заразу. Опеку над Оберстом неожиданно взял врач,
оказавшийся большим любителем животных. Он сказал, что Оберсту вредно
много общаться с людьми, это расшатает его нервную систему... Словом,
наговорил всякого вздора и уволок Оберста к себе в медотсек. Ехидный
начальник штаба предположил, что медик тренируется на животных.
совершенно не пугался людей, но и общаться с ними не желал. За гремлином
немедленно увязалась целая толпа сопровождающих. Мне как генералу неудобно
было бежать рядом с солдатами, поэтому мы с Фроловым следили за ним с
помощью голо.
отремонтирована, и я надеялся получить максимум удовольствия.
укромные закоулки, заглянул в кают-компанию, где дневальные прибирались
после завтрака. Не понравилось. От двери реакторного отсека он шарахнулся,
как от чумного барака. Возможно у Оберста оставались какие-то неприятные
воспоминания.
настоящего монарха, вступившего на престол и совершающего коронационный
тур. Гремлин принципиально не замечал людей, только неприветливо фыркал,
если кто-то неосторожно топал рядом. Все-таки росточка он был невеликого.
Оберст заметил норку, прогрызенную гремлинами. Он остановился, нервно
подергивая хвостиком с кокетливой кисточкой на конце. Потом шумно втянул
воздух поросячьим рыльцем. Видимо запах был достаточно соблазнительным,
потом что Оберст плотоядно облизнулся. Глазки его загорелись кровожадным
огнем, он радостно пискнул и стремительно юркнул в нору. Никто и слова
вымолвить не успел.
сигаретные дымки. Наиболее нетерпеливые начали строить предположения о
том, что сейчас происходит в глубине гремлинских ходов и лазов. Но камер
там не было, поэтому даже мы с Фроловым могли лишь гадать. Потом горячие
головы уверяли, что слышали топот крошечных копытец внутри переборок и
вентиляционных труб, но я склонен считать это игрой разгоряченного
воображения. Зато раздавшийся в медотсеке истерический вопль был
совершенной реальностью. Орал доктор, пригревший Оберста.
спиной в переборку, слиться с нею, раствориться в титановой стали.
Трясущейся растопыренной ладонью он тыкал куда-то в сторону и бессвязно
лепетал: