Юрий БРАЙДЕР, Николай ЧАДОВИЧ

АДМИНИСТРАЦИЯ ЛЕСА

В первый из назначенных им кабинетов они вошли решительным шагом и,
можно было бы даже сказать, плечом к плечу, если бы только плечо младшего
не находилось на одном уровне с брючным ремнем старшего.

Хозяин кабинета - самое крайнее, но весьма немаловажное звено в
длинной чиновничьей цепи, намертво опутавшей то самое дело, ради которого
эти двое явились сюда спозаранку, - молча водрузил на нос роскошные очки,
больше всего похожие на прицельное устройство какого-нибудь
суперсовременного оружия, и принялся изучать заявление с таким видом,
словно намеревался обнаружить между строк некий другой, выполненный
тайнописью текст. Оставив на бумаге добрую дюжину загадочных карандашных
пометок, он, наконец, закончил чтение и заговорил, но почему-то не с
отцом, а с сыном. Это была плохая примета.

- Как тебя зовут, малыш?

- Никак, - ответил малыш.

- А почему ты такой сердитый? Хочешь конфетку?

- Нет, - ответил сын, стараясь не смотреть в белые, как у вареной
рыбы, жутко увеличенные мощной оптикой глаза. - Конфетки я не хочу. Я хочу
резолюцию.

Отец незаметно дернул его за рукав - не зарывайся!

- Какие мы все серьезные! - Физиономия чиновника сразу сделалась
брезгливо-кислой, как будто он случайно раскусил клопа. - Ваша просьба
будет рассмотрена. О результатах вас известят письменно.

- Прошу прощения. - То, каким тоном это было сказано,
свидетельствовало о наличии у отца бесконечного запаса терпения. Перед
визитом сюда он закончил курсы аутогенной тренировки и проштудировал всю
литературу по самовнушению. - Вы, очевидно, прочитали заявление
внимательно. Там сказано, что я уже стою на очереди. Без малого восемь
лет. В позапрошлом году я был двадцатым, в прошлом третьим. В этом году
двое, значившиеся в списке позади меня, уже получили положительный ответ.
Судя по всему, здесь имеет место какое-то недоразумение.

Лицо чиновника окаменело. По скулам загуляли желваки. Верхняя губа
хищно оттопырилась, обнажив желтоватые, сточенные казенной пищей резцы.
Дохлый карась в мгновенье ока обернулся беспощадной пираньей.

- Не хотите ли вы сказать, что причиной этого являются служебные
злоупотребления? - процедил он зловеще.

- Нет, не хочу, - по-прежнему спокойно ответил отец. - Я выразился
вполне определенно: недоразумение. Но если это недоразумение немедленно не
разрешится, я буду вынужден принять определенные ответные меры.
Полюбуйтесь! - Он расстегнул молнию пухлой дерматиновой папки. - Это
заказные письма. Каждое из них является копией моего заявления. Адресаты
самые разные: все ваши непосредственные начальники, некоторые другие
ведомства, так или иначе связанные с Администрацией леса, генеральный
прокурор, верховный суд, апелляционное жюри, с десяток наиболее
влиятельных газет, комиссия ООН по правам человека, Интерпол, всемирный
совет церквей, международная лига женщин-феминисток и так далее. Если вы
мне откажете, я прямо отсюда иду на почту.

Криво усмехнувшись - так, наверное, скалится все та же пиранья,
челюсти которой вместо нежной филейки нарвались на жесткое копыто, -
чиновник взял телефонную трубку и принялся небрежно крутить диск.
Набранный номер был подозрительно коротким, скорее всего, он не собирался
никуда звонить, а попросту ломал гнусную, годами отрепетированную комедию.

- Здравствуйте, - строго сказал чиновник самому себе. - Поищите мне
списки... Те самые... Кто меня интересует? Сейчас... - Безбожно коверкая,
он назвал фамилию отца. - Есть такой?.. Номер третий? Почему? Номером
третьим он был еще в прошлом году... Ах, вкралась ошибка! Понятно...
Впредь прошу вас быть аккуратней!

Из великого множества разнообразных карандашей, ручек, фломастеров и
стеклографов, украшавших его письменный прибор, чиновник выбрал один,
наиболее подходящий к такому случаю, и в левом верхнем углу заявления
наискосок начертал - "Не возражаю". Затем, полюбовавшись своей работой, он
выставил неразборчивую дату и еще более неразборчивую подпись.

- Вот видите, как быстро все уладилось, - с подозрительной
благожелательностью сказал чиновник. - Администрация леса старается
работать без ошибок и проволочек... А теперь пройдите в одиннадцатый
кабинет.

- Спасибо, - сдержанно поблагодарил отец и снова дернул сына за
рукав.

- Спасибо, - буркнул тот, но уходя все же не выдержал и с порога
показал чиновнику язык.

Одиннадцатый кабинет служил узилищем для референта по общим вопросам,
мужа необычайно подвижного и энергичного, обладавшего к тому же невнятной,
захлебывающейся речью и чумовым выражением лица. Простейший вопрос он мог
излагать часами, расцвечивая его совершенно не обязательными
подробностями, ничего не поясняющими примерами и всякой пустопорожней
болтовней. При этом подергивал левым плечом, обеими руками подтягивал
штаны, гримасничал и панибратски подмигивал слушателям.

Очередных посетителей он встретил чуть ли не с распростертыми
объятиями, а на заявление накинулся с таким энтузиазмом, как будто целый
день только его и дожидался. Читал референт быстро, с нескрываемым
интересом, то морщась, как от зубной боли, то удовлетворенно кивая
головой. Отец и сын терпеливо ждали, стоя на вытоптанном коврике в двух
шагах от письменного стола.

- Нет! - трагическим голосом вскрикнул вдруг референт. Можно было
подумать, что он прочел, как минимум, свой смертный приговор. - Нет! Нет,
нет и еще раз нет! Не могу! Даже и не просите!

Швырнув заявление на стол, где оно сразу же затерялось среди вороха
таких же бумаг-близнецов, он, как ошпаренный, забегал по кабинету.

- А как же резолюция отдела регистрации? - спросил отец. - Вы же
видели, там черным по белому написано - "Не возражаю".

- Это какая-то ошибка! Или уловка! Что значит - не возражаю? Не
возражаю, но и не настаиваю! Ведь можно было написать - "К исполнению!"
или хотя бы так - "Изыскать возможности!" Не возражаю - это то же самое,
что ничего! Он не возражает, а кто-то другой, представьте себе, возражает!
Это не резолюция, а пустое место! Отписка! Мне она не указ! Я
принципиально против! То, что вы затеваете, - опасно! Особенно в эту пору
года! Особенно вам! Я прекрасно помню ваше личное дело! С таким личным
делом вас на кладбище не возьмут! Сейчас вы в этом сами убедитесь!
Достаточно заглянуть в медицинскую карту!..

Он принялся лихорадочно рыться в кучах бумаг, загромождавших не
только его стол, но также стулья и подоконники. Не обнаружив искомого,
референт полез в сейф, где эти бумаги громоздились уже целыми монбланами.
Причем никакой разницы в степени секретности документов, хранившихся
навалом на столе и под замком в стальном несгораемом ящике, не
существовало. Просто в сейф сваливалось первое, что попадало под руку во
время очередного аврала, предшествовавшего визиту какого-нибудь высокого
начальства. Возможно, где-то здесь пылились без исполнения заявки
строителей Иерусалимского храма на ливанский кедр, жалоба шервудского
шерифа на безобразия, творимые в королевских угодьях браконьером Робином
Гудом, и челобитная небезызвестного Соловья-Разбойника с просьбой о
помиловании и возвращении на вечное поселение в Муромский лес.

- Здесь нет... И здесь... Куда же он, черт побери, подевался!.. В
общем, я его потом обязательно найду! Но анализы у вас были очень плохие!
Это я точно помню! С такими анализами не в лес идти, а в реанимации
лежать. А если с вами там что-нибудь случится? Кто будет отвечать?

- Медицинская карта, которую вы имеете в виду, заполнена восемь лет
назад, еще до того, как я встал на очередь. С тех пор многое изменилось. Я
бросил курить, прошел курс специальной подготовки, изменил образ жизни.
Вот самые последние анализы. Как видите, все в полном порядке.

- Почему я должен верить этим бумагам, а не тем! - взвился референт.
- Знаю я, как они пишутся! Цена им...

- Подождите! - отец не дал ему закончить. - Хочу предупредить, что в
кармане у меня находится включенный диктофон. Все, сказанное вами,
фиксируется на пленку. Если вы считаете, что эти анализы получены мной за
взятку или по протекции, я, совместно с подписавшими их лицами, возбужу
против вас судебное дело по обвинению в клевете.

- Я ничего подобного не говорил! - заверещал референт. - Прошу не
ловить меня на слове! Оговориться может каждый! Я один, а вас много!
Уважение надо иметь... Попробовали бы вы сами оказаться в моей шкуре!
Целый день от сумасшедших отбоя нет! Дома вам, видите ли, не сидится!
Далась вам эта лицензия! Ну, вот, скажите честно, зачем все это вам нужно?

- Этим делом занимался мой отец, мой дед и, наверное, даже дед деда.
Причем занимались свободно, не испрашивая ничьего разрешения. Просто шли
себе в ближайший лес, и все. С детства я слышал об этом массу рассказов.
Это у меня, можно сказать, в крови. Вы не имеете права мне препятствовать.
Я изучил все законы, консультировался с юристами. И если мне и моему сыну
откажут в разрешении...

- Что?! - Референт сделался зеленым, словно весь гемоглобин в его
крови в единый миг заменился на хлорофилл. - И сыну?! Вы что - мальчика
туда поволокете? Ну уж нет! Только через мой труп!

Теперь пришло время взъяриться отцу.

- Не исключено! - произнес он таким голосом, что референт из зеленого
стал белым. - Совсем не исключено! - Его рука скользнула за пазуху, где
под просторным плащом угадывался какой-то массивный продолговатый предмет.

- Так нельзя... - залепетал референт, хватаясь за заявление, как за