Чтение 5–й страницы книги ~Администрация леса~

мундира.

Такие знаки - и отец это прекрасно знал - присваивались только за
исключительные заслуги в деле лесоводства и лесоустроения, - например,
если кто-то смог бы единолично засадить пальмами и баобабами всю пустыню
Сахару.

Трижды Дуб забрал у отца заявление вместе со всеми подколотыми к нему
справками, копиями, выписками и квитанциями, переложил все это в зеленую,
сверкающую лакированной кожей папку и затем провел краткий инструктаж:

- Войдя в кабинет, вы остановитесь на месте, указанном мной, и на
протяжении всей беседы будете на нем оставаться. Стоять навытяжку нет
необходимости, но махать руками, слишком энергично переминаться с ноги на
ногу, становиться к НЕМУ боком, а тем более спиной, не рекомендуется. На
вопросы отвечайте кратко и четко, исчерпывающе, но без лишних
подробностей. Иногда ОН может задать какой-либо странный, на первый
взгляд, вопрос, в котором, однако, будьте уверены, всегда содержится
глубокий затаенный смысл. Коли не знаете, что ответить, следите за мной.
Вот так, - он опустил веки долу: - Да! А так, - он вылупил глаза: - Нет!
Не смейте сами задавать вопросы! И никаких просьб, кроме тех, что изложены
в заявлении. ОН добр и великодушен. ОН может сделать нам какое-нибудь
лестное предложение. Отказывайтесь, обязательно отказывайтесь! Кабинет
покинете по моему знаку. Не забудьте поблагодарить ЕГО вне зависимости от
принятого решения. Все понятно? В таком случае прошу следовать за мной.

То, что они увидели, войдя в покои Верховного Администратора,
ошеломило и отца и сына, правда, в разной степени. Место, в котором они
оказались, могло быть чем угодно, но только не рабочим кабинетом. Яркие
потоки света косо падали вниз, через стеклянную двускатную крышу, однако в
гуще кустов и деревьев царил приятный полумрак. Два огромных волка,
сверкая стеклянными зенками, скалили пасти на застывшую в грациозном
прыжке косулю. Кабан, напрягая загривок, упирался рылом в муляжный валун.
Кондиционированный ветерок плавно покачивал стайки птиц, подвешенных на
тончайших, почти невидимых нитях. В небольшом озерце, из которого, журча,
вытекал веселенький, весьма натуральный ручеек, плавали толстобрюхие,
длиннохвостые рыбины - живые, не чучела.

Всему этому великолепию может быть несколько объяснений, подумал
отец. Или Верховный страдает клаустрофобией, или же он, как Маугли, вырос
в лесу среди зверей и с тех пор не может существовать в иной обстановке.
Учитывая характер некоторых его свершений, не имеющий ничего общего ни с
человеческой моралью, ни со здравым смыслом, последний вариант выглядел
предпочтительнее. Впрочем, существовал еще третий, самый простой ответ:
этот чиновный сатрап просто взбесился от собственной власти и могущества.

Трижды Дуб молча ткнул пальцем в ровную, выложенную мраморными
плитками площадку, посреди которой красной краской был изображен круг
вроде тех, что рисуют на посадочных палубах вертолетоносцев, только,
конечно, поменьше размером, а сам, петляя, исчез среди пышных деревьев,
названия которых отец не знал, но по внешнему виду плодов мог догадаться,
что это нечто экзотическое, не то ананас, не то папайя.

Чуть дальше росла сосна, вся опутанная тропическими лианами, рядом
ива склонилась над саксаулом, а на корявой арктической березке восседала
обезьяна, навечно зажавшая в лапе вылепленный из воска банан.

Среди всего этого великолепия очень непросто было разглядеть торчащий
в дальнем углу зала стол, выполненный в виде огромного древесного пня. За
этим пнем в свободной позе восседал Верховный Администратор, одетый как у
себя на даче. Кряжистый, загорелый и светлоглазый, с лысым крепким
черепом, осененным благородным седым пухом, он был чем-то похож на
библейского апостола - старого, заматерелого, намного пережившего своего
Учителя, давно растерявшего все иллюзии молодости, однако сумевшего нажить
и власть, и богатство, и своих собственных учеников.

Дымя сигаретой, он что-то писал. Трижды Дуб, прижимая к груди папку,
скромно стоял у него за спиной.

Иногда Верховный отрывался от своей работы и, особенно глубоко
затягиваясь, размышлял над чем-то. Взгляд его при этом рассеянно блуждал
по сторонам, но лишь на третий или четвертый раз он выделил из мира флоры
и фауны два незнакомых человеческих существа.

- А, вы уже здесь, - сказал он, продолжая, однако, писать. - Я
информирован о вашей просьбе. К работе можете приступить хоть завтра.
Испытательный срок - две недели.

- К работе? - опешил отец. - К какой работе?

- Именно к той, которой вы так добивались. Помощником вахтера
запасного выхода. Или, быть может, вы претендуете на мое место? -
Верховный добродушно хохотнул собственной шутке.

- Прошу прощения, на я просил совсем не этого.

- Не этого! А чего же? - удивился Верховный и даже отложил в сторону
ручку. Трижды Дуб наклонился к его уху и что-то зашептал. - Ах, вот оно
что!.. Да-да... Прошение о лицензии... Понятно. - Он взял зеленую папку и
немного полистал ее, впрочем, без особого интереса. - И чем же, интересно,
вам не угодил этот самый... как его...

- Болетус эдулус, - подсказал отец.

- Вот именно. Болетус. Зверь этот, надо сказать, весьма редкий... -
Трижды Дуб вновь торопливо зашептал что-то, и Верховный, выслушав его,
добродушно крякнул: - Так бы сразу и сказали - белый! Что я, белого не
знаю? А то какой-то болетус-парапетус! Язык сломать можно. - Он покачал
головой, словно дивясь человеческой глупости, и через все пространство
кабинета-оранжереи впервые пристально глянул на отца. - Повторяю вопрос.
Чем вам этот белый не угодил? Ведь все живое священно. Даже цветок сорвать
- грех. В этом вопросе наша позиция непоколебима и однозначна. Мы обязаны
сберечь природу для будущих поколений. Там, где Администрация леса, - там
порядок, там надежда.

- Готов согласиться с вами, что цветы рвать нельзя. Ведь впоследствии
они могут дать семена, родить новую жизнь. Но в данном случае этот пример
не совсем подходит. Я никоим образом не мешаю продолжению рода. Это то же
самое, что остричь овцу или выдоить корову. Мы добудем только то, что и
так обречено на гибель в течение нескольких ближайших суток.

- Это действительно так? - Верховный подставил ухо Трижды Дубу и,
получив от него исчерпывающую информацию, удовлетворенно закивал тяжелой
квадратной головой. - Ну, если так, то совсем другое дело. Хотя понять вас
все равно трудно. Одному нужны белые, другому рыжие! А совсем недавно
проходил какой-то тип, просил лицензию на добычу слона. Как вам это
нравится?

- Слоны у нас не водятся, - подал голос мальчик, едва заметным среди
буйной растительности.

- Разве? - удивился Верховный, а Трижды Дуб сделал за его спиной
страшные глаза. - Тогда, возможно, он имел в виду тех слонов, которые
содержатся в зоопарках. Они, кажется, тоже числятся по нашему ведомству.

- И вы разрешили?

- Не помню. Впрочем, скорее всего - нет. Разрешать что-либо не в
наших правилах. Гораздо мудрее запрещать. Ведь вам только дай волю!
Представляете последствия? Про насилие и хаос я уже не говорю. Но что
останется от справедливости, краеугольного камня нашей морали? Вы об этом
никогда не задумывались? А зря! Ведь свобода и справедливость понятия
несовместимые.

В условиях свободы сильные начнут обижать слабых, хитрые - обманывать
доверчивых, умные - издеваться на дураками. Мир держится исключительно на
запретах. Сними сегодня все ограничения - и завтра человечество погибнет.
Запрещать, запрещать и еще раз запрещать - вот наш девиз. А если иногда
что-то можно разрешить - мы разрешаем. В условиях строгого контроля и при
условии выполнения всех рекомендаций. Например, как в вашем случае. Вам
это, надеюсь, понятно?

- Понятно, - сказал отец. - Нет ничего дороже справедливости. Главный
враг справедливости - свобода. Ограничивать свободу можно запретами. Чем
больше запретов, тем меньше свободы, а следовательно - больше
справедливости. Итак, максимум справедливости может быть достигнут только
при условии полного запрета.

Трижды Дуб смотрел на них, словно хотел обратить взглядом в пепел.
Верховный задумчиво пожевал губами, поскреб переносицу, словно пытаясь
поймать какую-то ускользающую мысль, и изрек:

- В общих чертах правильно. Приятно побеседовать с умным человеком...
Так значит, помощником вахтера вы не хотите?

- Нет, премного благодарен.

- И даже на парадном выходе?

- Нет-нет. Образование, знаете ли, не позволяет. Да и здоровье тоже.

- Жаль. Многие наши корифеи начинали именно с этого... Ну, что же,
ваша просьба будет удовлетворена. Лицензии получите завтра. Остальное
зависит от вас. Желаю удачи.

Спустя некоторое время они, вдыхая бензиновую гарь и смрад
разогретого асфальта, сидели на бетонной скамейке в тени вознесенной над
улицами монорельсовой железной дороги и разговаривали, стараясь
перекричать грохот непрерывно снующих над их головами составов. Мальчик
пил лимонад из пластмассового стаканчика.

- Тот дядя добрый? - спросил он.

- Нет, он самый злой из всех. Иначе он никогда не сидел бы в этом
кабинете. Трудно даже представить, через что он перешагнул, пробираясь
туда, скольких людей обманул и предал, сколько раз торговал своей
совестью, сколько раз унижался, наушничал, клеветал. После всего этого
нельзя оставаться добрым человеком.

- Но ведь он разрешил нам пойти в лес!

- Мы слишком далеки от него, слишком ничтожны. И никогда не сможем
претендовать на то, что имеет он, а ему не нужно ничего нашего. Ему нет от
нас ни пользы, ни вреда. Как от слепых бездомных котят. Но случается