Чтение 25–й страницы книги ~Губитель максаров~

- В той, с которой ваши люди расстреливали арьергард вражеской колонны.
Ведь если бы не лодка, они могли бы преспокойно отступить и не понести столь
сокрушительных потерь.

- Никакой лодки не было. - Шед непроизвольно отодвинулся подальше от гостя
и вдруг сорвался на матросский жаргончик, куда более привычный ему, чем речь
недоучившихся законников и самодовольных купчишек. - Ты, прежде чем пердеть с
наветренной стороны, сначала мозгами пошевели! Да тут на всем озере ни одной
лодки нет, чтобы больше пяти морд вмещала!

Кто из нее стрелять станет, если один на руле сидит, а другой на веслах?
Три баклана? Да наплевала бы шваль королевская на такую силу! Ловишь на ухо?
Нет? В наградную комиссию, наверное, специально таких остолопов, как ты,
подбирают!

Дальнейший обмен мнениями не обещал быть продуктивным, и Хавр покинул
шатер ни с того ни с сего разбушевавшегося героя. Резюме, высказанное им себе
самому под нос, было предельно кратким: "Врет. И врет упорно".

Пребывая в состоянии крайней задумчивости, он едва не столкнулся с
направлявшимся к шатру совсем еще молодым воином, лицо которого было
обезображено глубокими, словно по ниточке проведенными шрамами. Но Хавра
удивили не эти странные шрамы и даже не граничащее с подобострастием почтение,
высказываемое юноше стражниками, а его проницательный быстрый взгляд.

На обратном пути Хавр не поленился сделать крюк, чтобы самолично осмотреть
место боя, важнейшие детали которого со временем не только не прояснялись, а,
наоборот, становились все более и более загадочными.

Ничего примечательного, кроме нескольких свежих братских могил, ему
обнаружить не удалось. Ветер с озера крепчал, и волны, перекатываясь через
узенькую полоску берега, еще недавно служившую ареной кровавого побоища,
разбивались о скалы. Низкие тучи почти цеплялись за верхушку старого маяка,
одиноко торчавшего посреди низкого, заросшего тростником островка.

Выгоревший до последнего дома поселок был безлюден, и только на причале
Хавр обнаружил старика, время от времени тыкавшего острогой в мутную
неспокойную воду. Сначала он не хотел разговаривать с чужаком, но золотая
монета быстро развязала ему язык.

Старик поведал, что с детства жил в этом поселке, а в тот страшный день,
когда победители, заподозрившие местных жителей в симпатиях к королевской
власти, устроили резню, отлучился на ближайшую солеварню за солью. Терпеливо
выслушав длинный перечень всех погибших родных и друзей старика, Хавр
поинтересовался, нельзя ли поблизости найти лодку, чтобы переправиться на
противоположный берег.

- Сожгли все лодки, - охотно пояснил старик. - Вместе с домами сожгли.
Даже рыбачить теперь с берега приходится. Но если вам очень приспичило, могу
плот сколотить. Как-нибудь и доберемся, если не потонем.

- Боюсь, не выдержит твой плот, - сказал Хавр с сомнением. - Ведь я же не
один, а с попутчиками. Да и лошадей бросать не хочется.

- Так лошадей бы и лодка не взяла. В обход скачите. По берегу. Время,
конечно, потеряете, зато надежней. - Старик уже в который раз нанес удар по
невидимой рыбине и снова промахнулся.

- А говорят, здесь недавно видели большую лодку, - собственно говоря, это
был главный вопрос, из-за которого и приехал сюда Хавр. - Такую, что и двадцать
человек в ней свободно поместятся.

- Вот вы про что! Так бы сразу и сказали! Только это не у нас. Это у них.
- Старик махнул рукой в сторону маяка. - Лодка и в самом деле славная. Большая,
а главное, быстрая. Без весел и паруса ходит. Только я что-то давно ее не
видел. Пропала, наверное, вместе с хозяином.

- Что же это интересно, за хозяин у такой замечательной лодки? - Хавру не
нужно было предпринимать никаких усилий, чтобы скрыть свои истинные чувства:

привычка к лицемерству уже давно стала его второй натурой.

- Пришлый человек, - охотно ответил старик. - По слухам - ученая шишка, а
по виду - совсем еще сопляк.

- Один он жил?

- Двое слуг при нем состояли. Чужеземцы. Нашего языка почти не понимают и
с мечами не расстаются. Это я для них рыбу ловлю. Платят хорошо, - он с
гордостью продемонстрировал золотой, в точности похожий на те, от которых
когда-то отказался Хавр, золотой из сокровищницы какого-то максара.

- Так ты говоришь, что хозяин исчез, а слуги остались, - задумчиво
промолвил Хавр.

- Остались. Дом стерегут. А его с тех пор, как я вернулся, не видно.

- Надо же... Сопляк, а уже ученый и богатый... С чего бы это, как ты
думаешь?

- Кто его знает! Может, он только с виду сопляк. В чужую душу ведь не
заглянешь. Дед мой рассказывал, что раньше на земле жили колдуны, которые умели
возвращать себе молодость. Что, если и он такой?

- Вряд ли, - покачал головой Хавр. - А ты случайно не заметил, руки у него
нормально действуют?

- Еше как! Машут, что твои мельничные крылья. Вот только с лицом у него не
все в порядке. Кто-то его крепко разукрасил.

- Вот так, так и так? - Хавр, никогда и ничего не упускавший из памяти,
пальцем провел несколько линий по своему лбу и щекам.

- В точности! - подтвердил старик. - Так ты, наверное, знаешь его?

- Знаю не знаю, а кое-что слыхал. Овец он раньше воровал, вот его пастухи
и разделали. Чтоб, значит, другим неповадно было.

- Ай-яй-яй! - опечалился старик. - А мы-то и не догадывались. Как в
человеке ошибиться можно!

- Ты мне лучше вот что скажи. - Хавр перехватил древко остроги, которую
старик в очередной раз занес над водой. - Как ты рыбу на остров доставляешь?
Ведь говорил же, что сгорели все лодки...

- Зачем мне лодка? - удивился старик. - Встал на любое бревнышко да плыви
себе, шестом отталкивайся. Здесь же мелко. При желании и пешком дойти можно.
Если, конечно, портки замочить не боишься. Вон, видишь сбоку, где трава из воды
торчит? Там в самом глубоком месте и по пояс не будет. Пора такая. Ветер воду
от берега отгоняет. Потому и рыбы мало.

- Тогда веди меня на остров. - Хавр ласково улыбнулся старику и привычным
движением сбросил с плеча многозарядку. - Тот человек, про которого мы здесь
говорили, и в самом деле колдун. А слуги его вовсе не слуги, а овцы
заколдованные. Мои, между прочим. Если я их сейчас не заберу, то хотя бы
прикончу, чтобы чужаку не достались. А если ты, старик, помешать мне захочешь
или хоть одно слово поперек скажешь, я заодно и тебя к праотцам отправлю. Так
что шагай вперед!

Побоище у озера, говоря банально, подняло в душе у Окша настоящую бурю.
Так резвящийся волчонок, настигнув какую-нибудь несчастную лягушку и отведав ее
холодной крови, превращается в заправского хищника, твердо знающего о своем
истинном предназначении.

Все, что было прежде: страсть к ремеслам, тяга к познанию тайн природы,
увлечение древними книгами, кропотливая и тяжкая работа над клинком, - разом
утратило для Окша интерес. Он понял, что рожден для побед, для кровавых утех
войны и что отныне люди для него такой же материал, каким раньше было железо.
(И это живое железо тоже нужно добывать, сплавлять в разных пропорциях, ковать,
закалять, шлифовать и постоянно держать в готовности.)

Однако первые удачи не вскружили Окшу голову, и он никогда не забывал об
осторожности. Дабы свести число свидетелей, знавших о нем хоть какую-то ме-

лочь, к минимуму, он сначала приказал казнить всех пленных, потом позволил
вольным братьям уничтожить рыбацкую деревню, а напоследок не пощадил и их
самих, бросив в безнадежную контратаку на тяжелую кавалерию и самоходы врага.

Единственным, кто хотя бы приблизительно знал об истинной сущности Окша,
был Шед Пика, человек заведомо обреченный, но пока необходимый, если не как
щит, то хотя бы как мишень для излишней хвалы и напрасной хулы. На него
списывали и жестокость, неизбежную в период превращения разношерстых банд в
спаянную железной дисциплиной армию, и всяческие огрехи, проистекавшие от
неопытности самого Окша. В перспективе участь Шеда была незавидной. Сыграв до
конца свою роль, содержание которой знал только его юный повелитель, он должен
был сойти со сцены, но обязательно со всеми надлежащими для такого случая
эффектами.

При всем этом Окш не ставил перед собой никаких корыстных целей вроде
достижения вершин власти или сказочного обогащения. Его увлекала сама стихия
войны, непредсказуемая, коварная, одинаково способная и погубить, и прославить,
сотканная из самых низменных страстей и самых высоких порывов души. Это была
единственная область приложения сил, где Окш имел достойных противников - не
жалких людишек, вся подноготная которых и так была у него на виду, - а Ее
Величество Судьбу и столь неравнодушный к нему рок.

Конечно, Окш не забывал ни о Карглаке, постоянно преследовавшем его с
какой-то не до конца еще ясной, но явно недоброй целью, ни о Генобре,
искалечившей и заживо похоронившей несмышленого, хотя и далеко не безобидного
ребенка. Он не собирался прощать их, своих главных врагов, но это была
перспектива не завтрашнего и даже не послезавтрашнего дня.

Сначала надо забрать все возможные призы в той игре, в которую он уже
вмешался. И чем более хитроумным и стойким окажется противник, чем запутанней
получится сюжет игры - тем большее удовлетворение ожидает его в финале.

У Окша было немало качеств, необходимых для великого полководца. Случись
завтра генеральное сражение, он, без всяких сомнений, выиграл бы его. А в
условиях затяжной братоубийственной войны, подлинные причины и движущие факторы
которой оставались тайной за семью печатями, рано или поздно должна была
сказаться его житейская и политическая неопытность. Ведь до сих пор Окш
побеждал только в отдельных, пусть и кровопролитных стычках, где он держал под
контролем если не всех, то хотя бы основных бойцов, да еще успевал оказывать
угнетающее воздействие на противника. В массовом, длительном, обширном по
площади сражении такое было вряд ли возможно. Однако Окш о своем единственном,
а тем более быстро проходящем недостатке даже и не догадывался, как здоровый
человек не догадывается о тех муках, что может принести тяжелая болезнь.

Сейчас он рвался в бой, злился на чересчур осторожных врагов и любыми
средствами пытался отрезать им путь отступления в центральные районы страны.
Единственное, что по-настоящему смущало его, было чувство постоянной опасности,