Чтение 18–й страницы книги ~Дисбат~

"Три года... Три года...", и он напролом ринулся к сыну, которого выводили
из клетки. Конвой умышленно замешкался, давая им возможность переговорить.

- Прости, папа, - сказал Димка, в глазах его поблескивали не то слезы, не
то осколки разбитой надежды.

- За что? Перестань!

- Ты уедешь?

- Нет, побуду здесь. Постараюсь найти тебя.

- Думаешь, это будет легко? Хотя попробуй... Если получится, я тебе
напишу. На главпочтамт, до востребования.

Невесть откуда появился комендант гауптвахты. Просто удивительно было, с
какой легкостью и бесшумностью передвигался такой амбал. Не галифе ему нужно
было протирать в кабинете, а охотиться на снежных барсов где-нибудь в Гималаях.

- Вот возьмите. Ему уже не пригодится. - Он протянул Синякову Димкины часы
и цепочку с серебряным крестиком...

На лестничной площадке Синяков наткнулся на адвоката. Тот, покуривая, о
чем-то дружески болтал с красноглазым прокурором. С Синяковым он заговорил без
тени смущения:

- Неправильно вел себя ваш сынок. На суде каяться надо, а не права качать.

- В чем каяться? - Синяков пошел прямо на него. - Ни один свидетель не
подтвердил факта драки. Разве на этом нельзя было строить защиту? Как же
тогда... - он запнулся, припоминая мудреное словечко, слышанное им еще в
студенческие времена, - как же тогда презумпция невиновности?

- Вы не путайте гражданский суд и военный, - ответил адвокат с прежней
дружелюбной улыбочкой. -Тут свои законы, хоть и неписаные.

Синяков хотел было в сердцах обложить его матом, да застеснялся
окружающих, среди которых было немало женщин. Адвокат же расценил молчание
Синякова по-своему.

- Вы, наверное, деньги принесли? - поинтересовался он с самым невинным
видом.

- Какие еще деньги? - огрызнулся Синяков.

- Мой гонорар.

- За что?

- За юридические услуги.

- Не дорого ли будет? Вы пять минут говорили, и все впустую! Какая мне
польза от ваших услуг?

- Мне ведь еще кассационную жалобу предстоит писать, не забывайте.

- Толку от этих жалоб... На, подавись! - Синяков сунул ему заранее
приготовленные деньги.

- Не надо так расстраиваться, - сказал прокурор примирительным тоном. -
Подумаешь, срок - три года! На одной ноге можно отстоять! Будет себя примерно
вести, оформим условно-досрочное освобождение.

Уже почти не контролируя себя, Синяков гневно глянул на красноглазого.
Конечно, это не был взор из преисподней, так напугавший прошлой ночью
милиционеров, но какие-то отблески нижнего мира в нем, по-видимому,
сохранились, иначе почему бы прокурор резко отшатнулся назад и чуть не
подавился недокуренной сигаретой...

Опомнился Синяков на скамеечке в том самом скверике, где в сумерках
заступали на трудовую вахту жрицы любви, а сейчас праздные мамаши выгуливали
своих отпрысков.

Нестерпимо хотелось напиться, но это было бы подлостью по отношению к
Димке. Стыдно ублажать себя винцом, когда сын мечтает о сигаретном окурке.

К Синякову приблизилась худая желтоглазая кошка. Ее шерсть, когда-то
белая, теперь имела цвет ваты, снятой с гнойной раны. Взгляд у кошки был не
просящий, а скорее взыскующий, как у красноармейца на знаменитом плакате "А ты
записался в добровольцы?". Все движения ее были предельно осторожны, да и села
кошка так, чтобы ее нельзя было достать ударом ноги.

Куски вчерашней закуски еще оставались в карманах Синякова, и он бросил
кошке огрызок колбасы. Самому ему сейчас в горло и копченая лососина не полезла
бы.

Кошка хоть и была голодна, но за еду принялась без остервенения,
аккуратно. При этом она ни на мгновение не спускала с Синякова взгляда своих
печальных желтых глаз.

- Не бойся, - сказал он. - Я тебя не обижу.

Сейчас, когда с ним самим случилась такая беда, он не имел никакого права
обижать других. Он должен был подкармливать всех бездомных кошек, подавать
милостыню всем нищим, помогать каждому, кто в его помощи нуждался.

Только это могло как-то рассеять зло, тучей висевшее над Синяковым, к
которому, как ему казалось, он имел такое же непосредственное отношение, как
мизантроп-прокурор, пустобрех-адковат, циник-судья, злой звереныш Хомутов и все
остальное, мучительное и подлое, что сейчас ассоциировалось для него с желтым
зданием барочного стиля, где раньше служили милосердному богу, а нынче
безжалостному Молоху.

Глянув на циферблат часов, Синяков убедился, что время едва-едва
перевалило за полдень. Оказывается, вся эта казнь египетская продолжалась не
больше часа.

Он отдавал себе отчет, что повидаться с сыном в ближайшие дни вряд ли
удастся. Скорее всего его уже посадили в автозак и увезли туда, где
располагался тот самый загадочный дисбат.

Теперь нужно было или самостоятельно искать это мрачное заведение, где, по
слухам, жизнь тяжелее, чем в армии, но легче, чем в тюрьме, или ждать весточки
от Димки. Какой путь выбрать? Конечно же, первый! Хватит нянчить свое горе и
упиваться собственным унижением! Пора браться за дело! Пусть другие посыпают
себе голову пеплом!

Отдав желтоглазой кошке последний кусок колбасы, а хлебные крошки рассыпав
по асфальту в надежде, что их отыщут птицы. Синяков вернулся на вокзал. Как он
и надеялся, справочное бюро находилось на прежнем месте и даже расширило
перечень своих услуг, естественно, небесплатных.

Купив сразу с десяток адресных бланков. Синяков принялся старательно
заполнять их. И если с фамилиями и именами никаких проблем не возникало, то в
графе "Отчество" почти везде пришлось поставить прочерк. В среде однокурсников
было не принято называть друг друга по отчеству. Год рождения Синяков тоже
указал приблизительно - как правило, свой собственный.

Большинство бланков вернулось с пометкой "По учету не значится", зато
сразу да трех были указаны адреса и телефоны.

Это было даже больше того, на что рассчитывал Синяков. Часть его друзей
имела отношение к семитской расе, часть обнаруживала пагубную склонностыс
алкоголю, еще одна часть - тягу к авантюризму. Спрашивается, где спустя
четверть века искать столь ненадежных друзей? Одних, естественно, в Тель-Авиве,
других - на захудалых кладбищах, третьих - в мордовских и сыктывкарских
лагерях. ан нет! Трое все же остались в родном городе!

Потенциальный авантюрист стал крупным милицейским чином, потенциальный
алкоголик - литератором, а потенциальный эмигрант - научным сотрудником. В
общем-то, все логично.

Звонить по квартирным номерам было еще рановато, как-никак самый разгар
рабочего дня, однако Синяков все же рискнул покрутить телефонный диск. Из трех
абонентов ответил только один, тот самый милицейский начальник по фамилии
Мартынов, на которого, если честно сказать. Синяков возлагал самые большие
надежды.

Судя по всему, Мартынов ждал какого-то совсем другого звонка и долго не
мог взять в толк, кто же это беспокоит его в столь неурочный час. Особой
сообразительностью он никогда не отличался, но в конце концов до него дошла
суть ситуации.

- А, Синяк... - без особого энтузиазма пробурчал он. - Ну, здравствуй...
Вот уж не думал, что еще свидимся. Ты по делу к нам?

- Можно сказать и так. Хотелось бы увидеться.

- Увидеться... - задумчиво повторил Мартынов. - Это можно. Вопрос - где.

- Ты же хозяин. Сам должен знать... Давай в каком-нибудь кабаке.

- Ну ты скажешь тоже! Только кабаков мне еще не хватало... Ладно, приезжай
ко мне. Часам к пяти. Записывай адрес.

- У меня есть, - наивно признался Синяков.

- Комик ты! Думаешь, я тебя к себе приглашаю? Это совсем другая хата. И в
другом районе.

- Конспиративная? - Синяков понизил голос.

- Какая тебе разница. Записывай.

- Говори. Я и так запомню...

Славка Мартынов занимался борьбой самбо в том же самом обществе, что и
Синяков, но поскольку вес имел куда более солидный, их пути на ковре не
пересекались.

Когда Синяков забросил самбо ради футбола, он продолжал упорно
совершенствоваться в избранном виде спорта и достиг немалых успехов. Особой
техникой он не блистал, но мало кто из соперников мог выиграть у него хотя бы
"активность". (Была в то время в самбо такая оценка. Применялась она в тех
случаях, когда борцам не удавалось провести ни одного технического приема.
Тогда предпочтение отдавалось тому, кто более удачно симулировал желание
бороться.) Сам же Мартынов всегда улучал момент, чтобы под занавес схватки
выиграть пол-очка или ту же самую "активность". Короче говоря, был он борцом
стабильным и очень ценился за это тренерами.

Учился Мартынов примерно так же, как и боролся.

Звезд с неба не хватал, однако твердую тройку имел по всем предметам. На
первом курсе его авантюризм никак не проявлялся, но вскоре он стал отмачивать
номера один почище другого.

Однажды вечером Мартынов поймал в темном коридоре молоденькую
преподавательницу математики, делавшую обход с профилактической целью. Надо
сказать, что по этому коридору частенько шлялись девицы легкого поведения,
навещавшие проживающих здесь же иностранных студентов. Вот и спутал Мартынов
математичку, недавно прибывшую из разрушенного землетрясением Ташкента, с
банальной проституткой.

- Пойдем, - сказал он, обхватив ее сзади за грудь. - У меня комната пустая
есть. На палку запирается.

- Пустите! - взвизгнула преподавательница, не столько испуганная, сколько