трамплина то бугорок, то кочку.
поудобнее ухватиться за куртку Дария, да рука скользнула по мокрой коже. Тот не
мог не почувствовать этого (выведенный из равновесия мотоцикл сразу зарыскал),
однако не предпринял никаких попыток помочь пассажиру и даже не сбавил
скорости.
окружающее пространство постепенно светлеет. Мотоцикл продолжал нестись по
какой-то твердой и ухабистой поверхности, хотя создавалось впечатление, что
вокруг, в том числе и внизу, - пустота. Мир, где они оказались, не был ни
твердью, ни хлябью, а чем-то совсем иным. Так он, наверное, выглядел до того
момента, когда бог решил сотворить небеса и землю.
каким-либо другим техногенным сооружениям это место никакого отношения не
имело. Синякову даже показалось, что над ним шелестят ангельские крылья, а
неземной голос мурлыкает что-то из классического репертуара.
очертания какого-то огромного сооружения (у Синякова возникло подозрение, что
он видит сейчас все ту же недостроенную электростанцию, только в ином ракурсе),
и Дарий наконец-то смирил прыть своего железного коня, хотя глушить мотор не
стал.
или вечер.
асфальту которой многократно прошелся шершавый язык климатических воздействий,
довершивший то, что не удалось сделать большегрузным автомобилям и гусеничным
тракторам.
автобусов, однако практической пользы от нее не было никакой - чья-то шкодливая
рука переделала номера всех маршрутов в цифру "666".
правой руки, не то салютующего кому-то, не то запускающего в небо авиамодель.
Дырявое ведро заменяло пионеру головной убор, а на левой уцелевшей руке губной
помадой была намалевана свастика.
затем обратился к Синякову, еще не решившемуся покинуть мотоциклетное седло.
принять и за рычание. - Хочешь, фокус покажу?
пятьсот вперед и там развернулся.
теперь приобрело полное сходство с недостроенной электростанцией, даже труба
обозначилась в тумане, зато на месте пионера-инвалида и стойки с расписанием
автобусов торчали два дерева - голые и печальные, как в самый разгар зимы.
поехали дальше.
электростанции появлялась то слева, то справа от них, а потом вдруг оказалось,
что это никакая не труба, а деревянная вышка наподобие пожарной каланчи.
трехэтажный терем, который Синяков принял издали за недостроенную коробку
электростанции, просторные амбары, часовня с колокольней и забор-частокол,
украшенный поверху глиняными горшками.
какое-то зеленоватое - и седина, и ветхие лохмотья, и монисто, составленное из
древних медных монет, и даже косые, бельмастые глаза.
правду тебе скажу. Как зовут, откуда родом, какая печаль камнем на сердце
лежит, чем душа успокоится. Не веришь мне? А зря! Знай, что красавица твоя на
прежнем месте стоит и горькими слезами заливается.
руку в боковой карман куртки.
страшная она у тебя! - скороговоркой выпалила цыганка и превратилась в рой
зеленых падальных мух, некоторое время еще сохранявших очертания ее тела, а
затем разлетевшихся в разные стороны.
менее прошел неприятный холодок. Это ж надо - был человек как человек и вдруг
стал тучей мух.
равномерно стучал в кузнице молот. Ну не жизнь, а идиллия. Полное пейзанство,
как говорила Нелка, очутившись на лоне природы. Только воздух здесь был
какой-то совсем не деревенский - затхлый, застоявшийся, словно в шкафу, где
хранятся пересыпанные дустом бабушкины шубы.
крынки парного Молока и ломтя свежего хлеба.
даешь, свояк... Правило третье. Не заходи без особой нужны в помещение, которое
ты видишь в первый раз. Ночуй только на свежем воздухе или в шалаше, устроенном
при твоем участии.
мясом! Наверное, там шашлык готовили, а то и целого поросенка на вертел
нанизали. Синяков, после ужина у Грошева маковой росинки во рту не имевший,
непроизвольно сглотнул слюну.
не бери у чужих, а тем более не ложись с незнакомой женщиной.
твоя мужская сила на одной из них может и закончиться. Хотя нет, кто это
испытал, потом не жалеет. - Речь Дария приобрела не свойственную для него
задумчивость.
другую тему.
Остальные ты скоро сам уяснишь. Если, конечно, будет чем уяснять... А теперь
пятое, и самое главное предварительное правило. Умей вовремя распознавать
опасность, откуда бы она ни исходила.
вела себя на диво спокойно - не жгла, не колола, - только отмахнулся.
тебя в эту мышеловку потянуло? - Очевидно, он имел в виду усадьбу.
нельзя.
распахнутым воротам усадьбы. За забором сразу наступила тишина - умолкла
домашняя живность, перестал стучать молот и даже дозорная вышка, похоже,
перестала поскрипывать на ветру.
Дарий. - Не меня ли?
что-то, похожее на пригоршню шелухи от семечек.
сокровища воротам. - Чешуя ядовитой змеи, которую сначала вскормили мясом
черных котят, а потом живьем сварили в уксусе, смешанном с укропной водой.
Хочешь попробовать?
человеческим.
такого любезного типа, как ты? - Дарий смачно плюнул в ладонь, а затем облепил
мелкими черными чешуйками притворный столб ворот, приговаривая: - Мрет, гниет,
рассыпается, как этот гад ползучий в прах превращается...
отсюда подобру-поздорову, пока цел.
угодил Дарию прямо в голову, слава богу, защищенную мотоциклетным шлемом. В
усадьбе раздался взрыв хохота. Похоже, ликовали все - и свиньи, и коровы, и
даже куры.
заглушил мотоцикл (что случилось впервые с того момента, как они расстались с
Дашкой).
узнаешь, на что я способен в гневе. Уж если меня вынудили спешиться, беды не
миновать...
вокруг - дважды спиной к забору и один раз лицом. Дело это было не такое уж и
легкое, что Синяков знал по себе, однако Дарий справился с ним шутя. Вдобавок
он все время делал руками какие-то странные пассы и бормотал: "Будешь тлеть,
будешь гореть, будешь дымом лететь, будешь искрой светить, будешь углем
чадить..."
бестелесный голос: из ворот, из-под крыши терема или со сторожевой вышки. - Что
ты сразу в бутылку лезешь? Нервы шалят? Или перед залетным фраером рисуешься?
Белоусов Валерий
Перумов Ник
Максимов Альберт
Буркатовский Сергей
Свержин Владимир
Панов Вадим