Чтение 24–й страницы книги ~Миры под лезвием секиры~

- Так я тебе и поверил... - Зяблик продолжал бы костерить
железнодорожников и дальше, но Смыков сунул ему под нос часы, напоминая о цене
каждой минуты. - Ладно... Лучше помогите нам машину убрать. Веселее, веселее...

Общими усилиями драндулет спихнули с переезда, и локомотив, несколько раз
пробуксовав на месте огромными ведущими колесами, тронулся. Смыков сказал
старшему охраннику:

- Предупредите машиниста, чтобы до Воронков гнал без остановки. А за
мостом пусть притормозит. Мы на повороте спрыгнем.

- Случилось что-нибудь?

- Нападение на Кастильскую миссию, - ответил Смыков и после паузы добавил:
- По непроверенным данным...

- Может, помощь нужна?

- Да не помешала бы, - неосмотрительно согласился Смыков, но Зяблик
решительно воспротивился:

- Обойдемся! Лишних ртов нам только не хватало!

Дон Эстебан славился своим хлебосольством, но всегда, вне зависимости от
числа гостей, выставлял только один бочонок вина. А бочонок был дубовый,
маленький - не чета нынешним двухсотлитровым.

Уже на подъезде к станции Воронки стал виден столб черного дыма над тем
местом, где должна была располагаться миссия. Для своего обитания кастильские
кабальерос выбрали старую, заброшенную церковь, чьи метровые кирпичные стены,
окна-бойницы и высокие купола наиболее соответствовали их понятиям о
безопасности. Под храмом они вырыли глубокие погреба и - по слухам - даже
подземный ход, уходивший за границу.

- Вы, братец мой, когда назад собираетесь? - прежде чем спрыгнуть с
платформы, спросил Смыков у старшего охранника.

- Сегодня и вернемся. Чего там задерживаться... Часов через пять-шесть
будем здесь. Если, конечно, ничего не случится.

- Жаль, - Смыков покосился на Зяблика. - Часов за пять-шесть мы в любом
случае не уложимся. Ну да ладно. Спасибо, что подвезли...

Все, кроме Цыпфа, приземлились удачно. Лева не внял советам Зяблика и в
последний момент вместо того, чтобы прыгнуть вперед по ходу поезда, сиганул
назад. Кости его остались целы, но мягкие ткани пострадали.

Пока Цыпфа врачевали Веркиными медикаментами и заново учили ходить, прошло
еще полчаса, а с того момента, как сторожу Моисееву стало известно о нападении
на миссию, - все четыре. На столь длительную перестрелку не хватило бы
боеприпасов во всей Отчине.

Ориентируясь на столб дыма, они спустились с железнодорожной насыпи в
лощинку, отыскали тропку, которая привела их совсем не туда, куда надо. Отмахав
лишний километр, вернулись обратно, задворками миновали станцию Воронки, чье
немногочисленное население кормилось челночной торговлей и набегами на Лимпопо,
вышли наконец на нужную дорогу и вскоре увидели впереди перестроенную под
феодальный замок церковь. Горело немного в стороне от нее. Пальбы и криков не
слышалось. Воронье не слеталось на легкую поживу, а мирно кормилось на свежем
жнивье. Причину того, что недолгий путь от железнодорожного полотна оказался
столь долгим и запутанным, Зяблик видел во врожденном скудоумии Смыкова, а тот
- в дырявой памяти самого Зяблика, ни разу не вернувшегося от дона Эстебана на
своих двоих.

У церковной ограды стояла на часах парочка кастильцев - не солдаты, а
пугала ряженые в шлемах-кастрюлях, в засаленном бархате и жестяных доспехах.
Завидев приближающуюся четверку, они принялись орать что-то, водрузили на сошки
свои громоздкие мушкеты и зажгли фитили.

Смыков, владевший испанским почти так же, как русским, разразился длинной
речью, из которой Зяблик понял только пару слов: "салюдо" да "амиго".

После этого один солдат трусцой направился к зданию, а второй, не гася
фитиля, продолжал держать гостей под прицелом. По нынешним понятиям мушкет был
оружием, далеким от совершенства, однако раны наносил ужасающие.

- А у них, похоже, все спокойно, - сказал Смыков, оглядываясь по сторонам.

- Было бы спокойно, нас сразу бы внутрь пустили, а не держали бы здесь,
как бедных родственников, - возразил Зяблик.

Вернулся посыльный, и они со Смыковым затараторили, перебивая друг друга.

- Дон Эстебан молится, - перевел Цыпф, знавший понемногу языки всех
окрестных народов.

- Нашел время... - разочарованно вздохнул Зяблик.

- Но скоро закончит и пригласит уважаемых гостей на обед, - добавил Цыпф.

- Вот это другое дело, - обрадовался Зяблик. - О чем они там базарят?

- Кастилец рассказывает, что совсем недавно на миссию напали
злоумышленники. Они ранили конюха и угнали всех лошадей.

- Не иначе как нехристи степные, - прокомментировал это сообщение Зяблик.
- Арапы верхом не ездят, чурки из Хохмы тем более.

На крыльце уже показался дон Эстебан - босой, в белом саване, со свечкой в
руках. Катастрофу, поразившую мир, кастильцы считали божьей карой и без устали
замаливали свои грехи.

Впрочем, даже это заупокойное облачение не могло придать гордому кабальеро
более или менее смиренный вид. Лицо его носило следы общения с добрым вином,
губками красавиц, шпагами соперников, а отнюдь не с богом. Свечку дон Эстебан
держал, как забияка - нож, а босыми ногами ступал так, словно на них были
надеты шпоры.

Обняв поочередно всех гостей, не исключая и малознакомого ему Толгая,
кастильский гранд пригласил их в трапезную.

Вожделенный бочонок уже был водружен на специальные козлы, и мордатый
слуга долотом выбивал затычку. Закуска была подходящая - жареная баранина,
свежие пшеничные лепешки и сыр. Было на чем разгуляться после опостылевших
манек и вяленой саранчи.

Пирующим подали фарфоровые чайные чашки, ценившиеся кастильцами куда выше
своих собственных кубков, а Зяблику отдельно - поллитровую алюминиевую кружку
(вино у дона Эстебана было приятно на вкус и ароматно, но, по мнению некоторых
энтузиастов, слабовато).

Перед обедом хозяин переоделся. Его и без того богатый костюм украшало
множество замков-"молний" (последний писк кастильской моды) и не менее
килограмма алюминия - цепей, брелков, пуговиц и медальонов. Сей экзотический
металл кабальерос ценили дороже золота.

Очень быстро завязалась оживленная беседа. Зяблику переводили сразу Цыпф и
Смыков. Выяснилось, что неизвестные бандиты скрытно подобрались к пасущемуся на
ближнем лугу табуну и, воспользовавшись отсутствием стражи, предававшейся на
станции Воронки разнузданному разврату, угнали лошадей в сторону Лимпопо. При
этом пострадал личный конюх дона Эстебана. Удар был нанесен сзади, и поэтому он
ничего не мог сказать о приметах злодеев. Уходя, конокрады зачем-то подожгли
громадный стог соломы, безо всякой пользы торчавший поблизости черт знает с
какой поры и служивший пристанищем для неисчислимого количества мышей. Сразу же
была организована пешая погоня, но надежды на ее успех почти не было. Поскольку
бандиты носили обувь на рубчатой подошве и отстреливались из пистолетов, версия
о причастности степняков сразу отпадала.

- Аггелы! - Дон Эстебан многозначительно ткнул указательным пальцем вниз,
туда, где в его понимании располагалась преисподняя.

- Абсурдо! - ввернул Зяблик свое любимое словечко. - Аггелы скот терпеть
не могут в принципе, а лошадей особенно. Ведь Авель, супротивник ихнего кумира,
пастухом был. А Кровавый кузнец всегда пехом ходил. В их понимании, он и сейчас
где-то по вселенной топает. Они его прихода дожидаются, как вы - мессии.

Выслушав перевод, дон Эстебан с сомнением покачал головой и сказал фразу,
которая по версии Смыкова звучала так: "Племя дьявольское не придерживается
божьих правил", а в изложении Цыпфа: "Что черт задумал, то святой не
разгадает".

- Верно, - кивнул Зяблик, обсасывая баранье ребрышко. - Верить этой
сволоте невозможно. Им человека обмануть что раз плюнуть... Было дело, накрыли
мы их берлогу. Одного аггела я в болото загнал, там и прихватил. Стал шманать,
вижу - баба молодая, хотя уже с рожками. Понимает, стерва, что назад из болота
мне ее тащить смысла нет. Рогатых мы в плен не брали. Стала хныкать. Неземную
любовь обещать. Такого ты, говорит, никогда в жизни не пробовал и больше не
попробуешь. В общем, заинтриговала меня. А вокруг на километр болото по колено.
Только деревца кривые торчат, сразу даже не поймешь, какой породы. Где
прицетроиться? А мне уже невмоготу! Хоть в грязь ложись. Тогда поворачивается
она ко мне спиной и хватается обеими руками за деревце. Ну я, значит, сзади
пристроился... Не соврала, дрянь. Так задом крутила, так выгибалась, что до сих
пор забыть не могу. А в самый интересный момент - сюрприз мне! - вырывает она
деревце с корнем из болота - и бабах меня по башке! А там торфа на корнях не
меньше пуда. Представляете ситуацию? Глаза грязью залиты, штаны на коленях, до
пистолета не дотянуться, а она меня этой дубиной метелит. Прекрати, кричу. Дай
кончить, и отпущу с миром... Где там...

Смыков, осуществлявший синхронный перевод, сказал:

- Дон Эстебан интересуется, удалось ли дону Зяблику получить
удовлетворение?

- Удалось, но только с другой бабой и в другом месте. А та ведьма сбежала.
Я и раньше-то аггелов терпеть не мог, а после этого случая просто возненавидел.

- Дон Эстебан считает, что дон Зяблик имел связь с суккубом, демоном
женского пола, чрезвычайно искусным в любви, - скучным голосом перевел Смыков.

- Дон Эстебан завидует дону Зяблику, - добавил Цыпф. - Он глубоко чтит
Отца небесного, но не пожалел бы ничего, кроме души, конечно, за соитие с
суккубом.

- Есть у меня кое-кто на примете, - Зяблик подмигнул дону Эстебану. - Не
демон, правда, но любому демону сто очков вперед даст. Медичка наша. Верка.
Могу познакомить.

Непривычный к вину Чмыхало уже клевал носом. Привычный, но маниакально
осторожный Смыков больше налегал на баранину. Цыпф, еще не совсем оправившийся
после достопамятного распития "влазного", ел и пил, как девушка. Только Зяблик
и дон Эстебан шли рюмка в рюмку, вернее, чашка в кружку.

По мере того как бочонок пустел, они понимали друг друга все лучше и уже
почти не прибегали к услугам переводчиков.

- Ты биена персона! - с уважением говорил Зяблик и в подтверждение своих
слов поднимал вверх большой палец.