Чтение 38–й страницы книги ~Миры под лезвием секиры~

товарных и трех сборных составов ничего не известно.

Второй секретарь по традиции курировал аграрный сектор и во всем, что не
касалось сельского хозяйства, разбирался туго. Болезненным взором обведя стены
кабинета, он уставился на портрет матроса Пидоренко, считавшегося первым
председателем Талашевского ревкома. Вспомнив, очевидно, о легендарных подвигах
бывшего балтийца, всем другим видам транспорта предпочитавшего железнодорожный,
он приказал:

- Пошлите дрезину.

- Мотодрезины имеются только на узловых станциях, - сказал железнодорожник
с таким видом, словно признавался в тайном пороке.

- Паровоз пошлите... - подумав немного, произнес секретарь. - У вас же их
в резерве несчетное количество.

- На расконсервацию паровоза уйдет не менее пяти суток, - железнодорожник
едва не плакал. - Я вот что хочу сказать... Наш участок дороги электрифицирован
и снабжается электроэнергией от нескольких независимых источников. Пропадание
тока практически исключено... Такого я за двадцать лет службы не упомню!

- Обходчиков в конце концов пошлите! - вышел из себя секретарь.

- Нет уже обходчиков... Еще в прошлой пятилетке сократили.

- Ну так сами идите! Через два часа лично доложите обстановку.

Железнодорожник, бледный и до этого, стал зеленовато-серым, как
свежеэксгумированный труп, и попятился к дверям. В наступившей неловкой тишине
раздался вальяжный голос Прокопа Булыги, на правах депутата Верховного Совета
позволявшего себе много вольностей.

- Послушай, Герц Лейбович, - обратился он к председателю райпотребсоюза
Хаймовичу. - Тебя родня из Израиля ни о чем таком не предупреждала?

- Нет, Прокоп Иванович, - ответил флегматичный с виду, но хитрый до
неприличия Хаймович.

- И эта контора... как ее?.. Ну, на которую ты работаешь?

- МОССАД, что ли?

- Вот-вот!

- Сидел бы я тут сейчас с вами, если бы меня предупредили, - Хаймович
зевнул и прикрыл рот пухлой ладошкой. Он один тут не боялся будущего, даже
самого страшного. Запасов золота, валюты, ширпотреба и продуктов должно было
ему хватить лет на сто пятьдесят.

Прокоп Булыга хотел спросить еще что-то заковыристое о Голде Меир и Моше
Даяне, но секретарь строго прервал его:

- Вы, товарищ Булыга, не забывайте, где находитесь. Здесь не цирк, а
райком партии, между прочим. И повод, по которому мы собрались, к шуткам вовсе
не располагает.

- Виноват, исправлюсь, - ухмыльнулся Булыга. Взгляд секретаря лихорадочно
искал среди окружающих человека, на которого можно было бы опереться, и вскоре
обнаружил его на самом дальнем от себя стуле. Там восседал, сонно глядя в
пространство, уполномоченный госбезопасности по Талашевскому району майор
Буреломов, мужчина еще не старый, но от безделья огрузневший телом и душой.

- Товарищ Буреломов, - напрямую обратился к нему секретарь. - По вашим
каналам никакой предварительной информации не поступало?

Кагэбист пожевал губами и ответил, ни на кого не глядя:

- По нашим каналам информация об отключении электричества не поступает. По
нашим каналам поступает информация о враждебно настроенных лицах.

- Разве чрезвычайные происшествия не входят в компетенцию комитета? - не
очень уверенно осведомился секретарь.

- В компетенцию комитета входят болтуны, - отрезал Буреломов.

Поняв, что такого типа ему не приструнить, секретарь переключил внимание
на людей ближних, под его рукой ходивших. Все они, пожаловавшись для начала на
серьезные трудности в работе, вызванные нештатной ситуацией, с оптимизмом
обещали, что в самое ближайшее время жизнь наладится: появится свет,
восстановится связь, поедут поезда и машины, заработает канализация, из кранов
потечет вода, хладокомбинаты дадут холод, пекари - хлеб, котельные - пар, а из
центра придут мудрые указания.

- Ничего не наладится, - сказал вдруг башковитый Герц Лейбович. - Времени
сейчас сколько? Почти десять. А день когда должен закончиться? Гляньте на
календарь... Правильно, в семь. Уже давно стемнеть пора. А на улице светло, как
в июне.

- Опять вредителей работа! - хохотнул Прокоп Булыга.

- Вполне возможно... Хотя не слыхал я о таких вредителях, которые смогли
бы день удлинить.

- А я слыхал про одного, - возразил председатель орденоносного колхоза. -
Иисусом Навином звали. Твой земляк, кстати.

- Вы прекратите или нет?! - секретарь постучал карандашом по графину. -
Необычные атмосферные явления еще не дают повода для пессимизма. Вспомните,
товарищи, мы и не такие трудности преодолевали! В прошлом году из-под снега
урожай спасли! Давайте готовить постановление!

Постановление общими усилиями было подготовлено только к полуночи.
Основные его пункты, одобренные как на бюро райкома, так и на внеочередной
сессии райисполкома, были таковы. До утра не предпринимать никаких кардинальных
мер, поскольку все может разрешиться само собой. Если до шести тридцати
электричество и связь не восстановятся, отправить уполномоченного в область.
Взять на учет и привести в действующее состояние все дизельные транспортные
средства. В магазинах, на базах и пищекомбинатах произвести строгий учет всех
продовольственных товаров. Составить список предметов первой необходимости и
изъять их из свободной продажи. В дальнейшем перейти на
карточно-распределительную систему. Путем разъяснительной работы в массах
пресекать возможные случаи паники и мародерства. Милицию перевести на
казарменное положение и выставить из ее числа постоянные посты вблизи всех
особо важных объектов по прилагаемому списку. Персональную ответственность
возложить на руководство района, администрацию предприятий и учреждений.

- Особые тройки не мешало бы еще ввести, - посоветовал Прокоп Булыга. -
Чтоб, значит, саботажников, двурушников и космополитов без суда и на месте...

- Вот тебя первого, Прокоп Иванович, на месте и надо, - сказал Хаймович,
случайно выглянувший в окно. - Не твои ли это коровы под окнами райкома гадят?

- Мои коровы давно в стойле стоят, - фыркнул Герой Соцтруда.

- Могу спорить, что твои, - не унимался торгаш. - Других таких худых
коров, как у тебя, нигде в области нет.

Смыков из любопытства тоже глянул в окно. По газону перед райкомом
бродили, пощипывая травку, горбатые, малорослые и поджарые коровы, вся сила и
стать которых, казалось, ушла в рога - огромные, как слоновые бивни. Невдалеке
сидел на корточках пастух - глянцево-черный босой человек с ногами-палками,
руками-плетями и жалостливо торчащими ребрами.

Когда Смыков в сопровождении еще трех-четырех смельчаков приблизился к
нему и после предупредительных окриков тронул за плечо, негр осел набок, сложив
длинные и тонкие конечности совсем как окочурившийся паук. Главврач потрогал
его пульс, оттянул веко и сказал:

- Инфаркт. Как раньше говорили: разрыв сердца. Военком опасливо поднял
копье с черным, отполированным ладонями древком и тяжелым, грубо окованным
наконечником.

- С такими только на медведя ходить, - сказал он глухо.

- Скорее на льва, - поправил Смыков.

Начальник милиции, пользуясь постановлением районных властей как
индульгенцией, все же объявил тревогу. Как всегда, когда такое мероприятие
проводилось без предварительной скрупулезной подготовки, явились далеко не все,
а половина явившихся старалась дышать в сторону.

Наличный состав переписали на бумажку, проинструктировали, вооружили и
развели по постам.

Ночь так и не наступила. Даже в два часа можно было без труда читать
газету. Небо продолжало удивлять и пугать - то по нему прокатывалась какая-то
быстрая рябь, то в разных местах начинало просвечивать мутное зарево.

Электричество не появилось ни в шесть тридцать, ни в восемь, зато люди
стали замечать разные знамения: налетела стая розовых попугайчиков и устроила
драку с воробьями, на городской парк упала туча крупной, никогда не виданной в
этих краях саранчи, река заметно мелела, все дальше отступая от берегов.

Пассажиры остановившихся поездов пешком добрались до Талашевска и табором
расположились на вокзале. Сразу дала знать о себе нехватка питьевой воды. Возле
закрытых магазинов выстроились огромные очереди. Горожане, оставшиеся безо
всякого занятия, кинулись на окрестные поля рыть колхозную картошку. Загорелось
несколько квартир, жильцы которых попытались готовить пищу на примитивных
очагах. Тушить их было нечем.

Из разных мест района стали доходить нелепые слухи о каких-то чужих людях,
грабящих добро, угоняющих скот и насилующих женщин. Описания между собой резко
разнились: то это были косоглазые всадники на лохматых коньках, то полуголые
негры с копьями, то лица кавказской национальности в железных панцирях и
шлемах.

Единственной хорошей новостью было то, что районное начальство установило
контакт с ближайшими воинскими частями и в город прибыло несколько
бронетранспортеров с мотопехотой на броне.

Смыкову пришлось поспать всего несколько часов. За последние сутки он так
вымотался, что даже не обратил внимания на Зою Осечкину, которую в числе других
узников изолятора досрочно выпустили на волю.

Так прошло - если верить часам - еще трое суток. Положение ухудшалось едва
ли не с каждой минутой. Ста тысячам горожан требовалось регулярно есть, пить,
умываться и испражняться. Разъяснительная работа не могла заменить воду и хлеб.
В самое ближайшее время можно было ожидать погромов и голодных бунтов.

Деньги мгновенно упали в цене, уступив место натуральному товарообмену.
Собрание сочинений Дюма теперь тянуло на полпуда муки. За новый телевизор
давали в лучшем случае полбуханки хлеба.

Несмотря на строжайшее запрещение санэпидстанции, горожане переловили и
прирезали на мясо весь рогатый скот, неведомо какими путями забредший в
Талашевск. Пастуха-негра после вскрытия, полностью подтвердившего диагноз
главврача, похоронили в безымянной могиле, а копье и диковинную одежду сдали в
краеведческий музей. Загадочное появление чернокожего перед окнами райкома
партии можно было объяснить только чьей-то грандиозной мистификацией.