название "Линии Коломийцева". А тут еще пришел наконец обещанный состав,
доставивший из Воронков местных ополченцев. После марша через привокзальную
площадь их уже не нужно было вдохновлять на беспощадную битву.
кастильцы и арапы уничтожали друг друга, а охватившие их плотным кольцом
талашевцы били и тех и других. К тому времени, когда полуживая Верка,
собственными руками похоронившая ребенка, выбралась из пакгауза, главной
проблемой в городе была проблема уборки трупов. Каждому, кто добровольно
вступал в похоронную команду, кроме шанцевого инструмента выдавали еще и по
бутылке водки.
найти для себя какого-нибудь яда. Оставаться и дальше мишенью для стрел
беспощадного рока, неизвестно за какие грехи выбравшего ее в жертвы, Верка не
собиралась.
Медперсонала катастрофически не хватало, и ее прежнюю работу теперь выполняли
совсем несмышленые девчонки, а самой Верке пришлось взять в руки хирургические
инструменты - извлекать пули, штопать раны, наводить порядок в распотрошенных
утробах, ампутировать конечности.
изматывающая, не проходящая даже во сне усталость не позволяла воспоминаниям
бередить душу. Отмотав смену в операционной, Верка выпивала полстакана спирта и
заваливалась спать - до следующей смены. Ела она то, что медсестры совали ей в
руку, а мылась только потому, что хирург обязан мыться по долгу службы. Верка
по-прежнему позволяла мужчинам пользоваться своим телом, но перестала дарить их
ласками.
опостылевший Коломийцев погиб при загадочных обстоятельствах - говорят, был
убит своею собственной охраной, и решено было заменить единовластие
коллективным органом, Чрезвычайным Советом.
виноватого. В Совете заседало полсотни членов - на всех пальцев не хватит.
Теперь любой, даже самый простой вопрос, например, о необходимости устройства в
городе колодцев, превращался в глобальную проблему, которую можно было
обсуждать до бесконечности.
проблемы, тем более что специалистов по рытью достаточно глубоких колодцев в
городе все равно не было. Возникали и распадались фракции, одни группировки
старательно подсиживали другие, доходило до публичных обвинений в измене и
преступной халатности, вопрос передавался в специально созданную комиссию, его
многократно ставили на голосование, но всякий раз зарубали еще на стадии
обсуждения. Короче говоря, страсти бурлили, а талашевцы по-прежнему ходили за
водой на обмелевшую речку, в которой все чаще появлялись крокодилы, покинувшие
родную Лимпопо.
Этому способствовало сразу несколько, как принято говорить, объективных
факторов.
Затмения, после мора и жестоких побоищ верить в милосердного и всемогущего бога
было бы просто смешно. Людей можно обмануть пустыми посулами, можно окунуть по
уши в дерьмо, объясняя это высшей необходимостью, можно обобрать до нитки,
пообещав в скором будущем золотой дождь, но нельзя бросать на произвол судьбы.
Слепец, покинутый поводырем, или погибнет, или прибьется к другому поводырю,
будь то хоть сам Сатана. До Сатаны, правда, дело не дошло, а вот божий
послушник и братоубийца Каин пришелся как нельзя кстати.
державших в руках ничего, кроме автомата, и вовсе не собиравшихся менять его на
плуг, мастерок или книгу. Этим орлам срочно требовалось идейное оформление
своих, прямо скажем, кровожадных устремлений.
отнюдь не укрепляла в народе добрососедских чувств, а наоборот, способствовала
выработке стереотипа - чужая свинья хуже волка. Естественно, ни о каком
смирении, всепрощении и милосердии в данных обстоятельствах не могло быть и
речи. Зато пример первенца Евы, не простившего обид даже брату, вдохновлял.
сторонников. Перечить им опасались - главным аргументом детей Каина были нож и
пуля, причем убийства совершались с такой жестокостью, что люди просто немели
от страха.
полуподпольной организации, было уже поздно - аггелы имели в массах достаточно
мощную опору и даже сумели проникнуть на территории, не контролируемые Отчиной.
Игнорируя любые мирные договоры, они постоянно совершали набеги на соседей, что
вынуждало тех к ответным действиям. Одним из самых последовательных и упорных
противников каинизма был священный трибунал. Это был тот редкий случай, когда
на борьбу с одним злом встало другое.
расписался в своей полной беспомощности. Перед тем как самораспуститься, он
издал постановление о проведении всеобщих выборов главы государства. Всю власть
опять предполагалось сосредоточить в одних руках.
городская улица, каждый отряд самообороны выдвигал своего. Дело доходило до
драк и перестрелок. В последний тур пробились двое - бывший секретарь
Чрезвычайного Совета Юлий Булкин, отиравшийся у кормушки власти с младых
ногтей, и мало кому известный, но нахрапистый гражданин по фамилии Плешаков, в
прошлом пастух, счетовод захудалого колхоза, почтальон и киномеханик.
продовольственную проблему и обуздать эпидемии, то Плешаков в категорической
форме заявлял, что после его прихода к власти все силы вернутся в первобытное
состояние: луна и солнце появятся на небесах, день вновь станет сменяться
ночью, восстановятся привычные годовые циклы, а Талашевский район возвратится
на свое законное место. Не стоит и говорить, что Плешаков победил своего
конкурента с подавляющим преимуществом.
вернулась к матери, сказав на прощание:
каким треском. Ты же ни на одной работе больше года продержаться не мог.
голова ответил следующее:
клуба - директор. А кто меня сейчас посмеет тронуть? Выше меня ведь никого нет,
кроме господа бога, который, кстати, сам не что иное, как бесплотный дух и
суеверие. Соображаешь?
барахлом.
народные средства жить собираюсь, а они все на строгом учете.
приду, - она хлопнула дверью.
охрану сотню отборных головорезов и потребовал личного врача, который должен
был отвечать трем следующим условиям: женский пол, возраст до тридцати,
блондинка.
Верка. Так она стала личным врачом, а потом и невенчанной супругой первого лица
Отчины. Ей представилась редкая возможность видеть кухню большой политики, так
сказать, изнутри.
стадо, Плешаков вставал рано и сразу углублялся в процесс законотворчества. Тут
ему было полное раздолье, поскольку ни о юриспруденции, ни об экономике, ни тем
более о международном праве он никакого представления не имел и
руководствовался исключительно здравым смыслом, который в его, плешаковском,
понимании являлся не чем иным, как верхоглядством и самодурством. Впрочем, его
серость и необразованность с лихвой компенсировались неуемной энергией и редким
упорством. Задумав очередное абсурдное мероприятие, Плешаков всегда доводил его
до конца, чего бы это ни стоило Отчине и ему лично. А для того чтобы народ мог
по достоинству оценить его титанические труды, Плешаков довел численность своей
гвардии до тысячи человек, учредил тайную полицию, отдел пропаганды и агитации,
а кроме того, запретил чтение литературы, идеи которой не совпадали с его
личными. На все более или менее важные государственные посты он поставил
преданных ему людей. (Будешь тут преданным, если попал из грязи в князи.)
Внешними сношениями ведал бывший директор коневодческой фермы. Считалось, что
на почве своей прежней профессии он сможет найти общий язык со степняками,
которые, хоть и неоднократно опустошали Отчину, являлись ее основными
союзниками в борьбе с клерикально-феодальной Кастилией.
Плешакова объяснение по поводу недостачи вверенных ему денежных средств.
Разыскав своего былого притеснителя, экс-почтальон сказал ему: "Если не
справишься с работой, повешу".
Плешакова, осевшие на руководящих должностях, следовали стилю руководства
своего благодетеля, который можно было охарактеризовать как энергичный
идиотизм. Впрочем, простым людям, давно не ожидавшим от жизни ничего хорошего,
это даже нравилось. Как говорится, дурак, но ведь свой.
собственное мнение, сразу стало как-то неуютно. Эта категория граждан, и без
того сильно поредевшая в последнее время, теперь опасалась носить в
общественных местах очки и употреблять чересчур грамотные фразы.
доступностью. На многочисленных митингах, устраиваемых по каждому поводу и без
повода, он бил себя кулаком в грудь, обнимал женщин, ручкался с мужчинами и