жалок, как и любой другой впавший в детство, полупарализованный старик, но
пронзительно-синие, подернутые слезой глаза смотрели осмысленно и твердо.
где возле забора все еще лежал раскрытый криминалистический чемоданчик. -
Вылез ночью! Я не спал! В окно видел!..
ходят. Дочки не верят мне. Ругают. Помоги, сынок. Мне-то все одно. Помру
скоро. Да нельзя, чтобы эта погань среди людей ходила.
он, по-вашему?
Я всяких гадов нутром чую. Дай докурить. Мне можно.
дымом.
никого в поселке нет.
Пошли мы в атаку. На танках. Через озеро. По льду. А они ночью лед солью
посыпали. Один только наш танк и прошел. В Отечественную два раза из
окружения выходил. Под расстрелом стоял. Шесть дырок в шкуре. Везло. Вот
только зачем? Бабу каратели в хлеву спалили. Сыны с войны не вернулись.
Остались только дуры эти, дочки. Дай еще курнуть.
гад пошел. Там его ищи. Слова мои помни. Пока мы всякую погань будем
видеть, не будет по-ихнему!
Баловнев через картофельное поле пошел к речке. Он ни минуты не сомневался
в словах старика. Было нечто такое в его колючих глазах и слабом
булькающем голосе, что убеждало сильнее аргументов.
ходьбы. Впервые за долгое время он не ощущал себя одиночкой, изгоем, за
спиной которого недоуменно и осуждающе шепчутся знакомые.
совершенно не представлял, как должен при этом поступать.
знойное марево над торфяниками, горячим серебром сверкала река, вдоль
мелиоративных канав пышно цвели ромашки и васильки, но в природе уже
чувствовалась еле уловимая тоска предстоящего умирания. Слишком прозрачным
казалось небо, слишком ярко краснела рябина, слишком много желтизны было в
кленовых кронах.
черные брюки из ткани того сорта, что раньше шла только на пошив спецовок
для сельских механизаторов. Широкие, как галифе, в бедрах и очень узкие в
щиколотках, они были украшены сразу четырьмя парами медных "молний". Наряд
дополняла майка футбольного клуба "Рома" и пластмассовые клипсы величиной
с перепелиное яйцо каждая. Несмотря на эту странную упаковку, а может
быть, именно благодаря ей, Яня выглядела умопомрачительно.
поссовета, но и признанная примадонна местного драмкружка. Это
обстоятельство сразу определило его планы.
ладно, не краснейте, я пошутила. А почему вы все время оглядываетесь? Жены
боитесь?
жизнь. А люди ведь все разные. И живут по-разному, и думают по-разному, и
любят по-разному.
белел кусочек песчаного пляжа.
шрапнель, выпорхнула стая каких-то мелких пичуг.
разделась и стояла у самой воды - высокая, тоненькая, хотя и совсем не
худая, похожая на Венеру Боттичелли.
Как подумаю, что все сначала... Опять ложки, миски покупать...
золотые нити, волосы покрывали почти всю ее спину. На левом плече
виднелась маленькая коричневая родинка. - А я думала, что нравлюсь вам...
Вы всегда такой веселый, все у вас получается. А у меня - ничего...
мундире и тяжелых горячих сапогах. Кусты орешника за рекой шевельнулись.
наверное.
Ничего не бойся. Я буду рядом.
берегу, подмытому течением, навстречу ей медленно и неуклюже двигался
кто-то чугунно-серый, почти квадратный, более чуждый этому теплому
зеленому миру, чем Франкенштейн или глиняный Голем.
реакции псевдолюдей на ситуацию, непосредственно угрожающую человеческой
жизни. В эксперименте принимала участие Маевская Я.А. Эксперимент прерван
связи с резким ухудшением физического состояния последней".
глаза, как кошмар повторялся снова и снова: свет солнца, рябь на воде,
порхающие над кувшинками стрекозы, серая кособокая тень над обрывом,
пронзительный крик Яни, ее облепленное мокрыми волосами лицо, неживой
оскал рта. "Никогда больше не подходите ко мне!" - это были единственные
слова, которых добился от нее Баловнев, и произнесены они были уже потом,
когда самое страшное осталось позади, когда прекратилась рвота и унялись
слезы. Что именно успела увидеть она и чего так испугалась, оставалось
тайной.
чистому листу бумаги. День, начавшийся с удачи, заканчивался плачевно.
Баловнев и сам не знал точно, чего именно он ожидал от своего
необдуманного (лучше сказать - дурацкого) эксперимента. Ну, допустим,
"чужинец" кинулся бы спасать Яню. Явилось бы это доказательством его
благих намерений относительно всего человечества в целом? И можно ли
ставить ему в упрек то, что он спокойно прошел мимо? А вдруг "чужинцы"
вообще не слышат звуков? Или принимают людей за одно из неодушевленных
явлений природы, такое же, как облака или деревья? И вообще, кто они
такие? Почему я так уверен, что это обязательно инопланетяне? Потому что
все вокруг только и говорят о них? В шестнадцатом веке гонялись за
ведьмами, а в девятнадцатом - за социалистами, теперь - за пришельцами. А
если "чужинцы" не имеют к космосу никакого отношения? Может, это жертвы
какой-то неведомой болезни? Или нечто вроде "снежных" людей - побочная
ветвь рода человеческого, чудом уцелевшая в лесах и пещерах. Уж очень
виртуозно умеют они скрываться. Или это сама Ее Величество Удача
прикрывает их своими невидимыми, но могучими крыльями. Недаром "чужинцам"
так везет. Взять хотя бы случай с телеграммами. Не нужны им эти
телеграммы. Не любят они суеты вокруг себя. Стараются держаться в тени.
Знают ли они вообще, что такое телеграф? Вряд ли. Ну, а если даже знают?
Допустим, сумели в первый раз, когда не стало электроэнергии, отключение
было плановое, заранее предусмотренное. Оно совершенно случайно совпало с
моим визитом на почту. И так во всем. Случай, случай, случай! Случайно
подхватили вирус гриппа члены комиссии, случайно погас фонарик, случайно
упала в обморок Яня. Выходит, где-то уже умеют планировать случайности?
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Максимов Альберт
Круз Андрей
Володихин Дмитрий
Шидловский Дмитрий