тебя взыщу!
загрохотало и загудело, словно железный лом пошел гулять по бетонным стенам.
Не то от волнения, не то от чрезмерных физических усилий его дыхание
окончательно разладилось, и он разевал рот, как попавшая в замор рыба. - Прямо
скажу, озадачила ты меня... Даже и не знаю, как тут быть...
атаку, но первый выпад был уже сделан.
пробовали. А тем более, где ты раньше была, когда его приступы в бараний рог
гнули? Помню я, чем ты ему помогала. Горячим молоком и холодными компрессами.
Нет уж, поздно... Иди ты лучше туда, куда и все. - Он стал приподниматься за
столом.
знаешь какое. Миндальничать с врагами невозможно. Учила ведь в школе про
революционный террор...
Верка. - Не понадобятся они больше хозяевам..."
внутренняя ручка отсутствовала, совсем как в палате для буйных психов. Альфонс
между тем уже подбирался к другим дверям, за которыми ничего хорошего ее
ожидать не могло.
расстрелять меня хотите?
- Подручными средствами обходимся... Некоторым глотку приходится резать, а тебе
и обухом по голове сойдет.
Хотите - вены мне перережьте, хотите - кишки выпустите, но только чтобы я в
сознании осталась. Вот тогда сами и убедитесь, как мое лекарство действует. Уже
через день на ноги встану... Поверьте, я помочь хочу Плешакову! А после него,
даст Бог, я и вас от всех болячек вылечу.
ведущую на тот свет (с краткой остановкой на бойне), замерла в нерешительности.
- Или так смерти боишься, что согласна перед ней еще чуток помучиться?
не поможет. А если кто дышит и немного соображает, так его от любой хвори, от
любой раны исцелить можно.
заинтриговать Альфонса.
все без толку будет. Как им пользоваться, одна я знаю.
захотела...
(о его недолгом и скандальном императорстве нынче старались умалчивать) имел
все качества, необходимые для отца нации. Во-первых, волю, даже не железную, а
железобетонную. Во-вторых, полное пренебрежение ко всем авторитетам, кроме
своего собственного. В-третьих, голову столь же ясную, сколь и пустую, что
позволяло ему смело действовать там, где мало-мальски образованный человек,
наученный опытом предыдущих поколений, неминуемо отступился бы. В-четвертых,
недюжинные ораторские способности, отточенные в постоянных перепалках с женой и
соседями. В-пятых, природный дар демагога, пышно развившийся в среде, где
пустопорожние обещания стали едва ли не нормой жизни. В-шестых, энергию
насекомого, хоть и бессмысленную, но бурную. И в-седьмых, наконец, удачу,
которая, как известно, одна может заменить все иные человеческие таланты.
харизмой, впоследствии оказавшей гипнотическое воздействие на все слои
талашевского общества, начиная от согбенных нуждой и недугами бабок и кончая
интеллигенцией, представленной врачами, учителями и служащими райисполкома.
сверстников, простых деревенских парней, разве что почерк имел на диво
разборчивый и ровный, благодаря чему и принят был в колхозную контору сначала
на должность делопроизводителя, а потом и учетчика.
мешки с зерном в амбар или корзины с картошкой в бурты, юный Плешаков аккуратно
регистрировал их выработку. Больших математических способностей здесь не
требовалось: одна единица объема обозначалась точкой, четыре - четырьмя
точками, составлявшими как бы вершины будущего квадрата, а потом наступало
время черточек. Полная десятка обозначалась фигурой, напоминающей схематическое
изображение конверта. Затем счет начинался по новой. Возможно, такой системой
счисления пользовались еще древляне и кривичи во времена Рюрика.
Плешаковым не замечалось с младых ногтей, и, вполне возможно, он со временем
смог бы выбиться если не в председатели колхоза (тут даже институтского диплома
было мало, еще и связи в верхах требовались), то в бригадиры уж точно.
подобен царьку, пусть и худородному, пусть и подъясачному, но имеющему право
обрекать своих подданных на живот или на смерть. Как-никак в его руках
находятся и транспорт, и удобрение, и комбикорма, и фураж. Дружит бригадир
только с главными специалистами колхоза да с участковым, обычно находящимся на
полном его содержании.
на которой он, кстати, тоже не затерялся, заслужив, кроме сержантских лычек,
еще и должность инструктора по стрельбе зенитными ракетами "Стрела" (аналогом
американского "Стингера"). В этом качестве он, как и Смыков, удостоился
сомнительной чести защищать идеи мира и социализма вдали от рубежей своей
родины, правда, в другое время и совсем на другом континете.
революцию, оказалась примерно в том же положении, что и Отчина после Великого
Затмения (правда, солнышко там продолжало светить, а электричество исправно
следовало законам, открытым еще Фарадеем и Омом). Те, кто раньше сражался с
колонизаторами, теперь разделились на множество группировок и на своей родной
земле рьяно проводили политику огня и меча.
самое активное участие в этом празднике смерти. Кто только не помогал племенам
умбунду, машона и балубу уничтожать друг друга: и регулярная армия африканеров,
и южнородезийские наемники, и заирский спецназ, и ударные отряды кубинских МВД,
и китайские советники, и советсткие воины-интернационалисты. На засушливом
африканском плоскогорье, словно в легендарном Армагеддоне, сшиблись между собой
воины всех земных рас.
представления не только о ракетах "Стрела", но даже о ботиночных шнурках.
Прежде всего их приходилось учить пользоваться при еде посудой и соблюдать
элементарные правила личной гигиены (в том числе и подтирать себе зад). Никто
из них не понимал не то что русского, но и португальского языка. Любая команда,
любой совет и даже любая брань последовательно проходили через уста пяти-шести
переводчиков, теряя при этом абсолютно всякий смысл. Первая же учебная стрельба
кончилась тем, что шальная ракета разворотила хвост ни в чем не повинного
спортивного самолета, имевшего неосторожность пролетать поблизости. Гибель его
пассажиров - инспекторов ООН - списали на какую-то раскольническую группировку,
а незадачливого инструктора вернули на родину, тем более что он умудрился
подхватить в братской стране какую-то редкую тропическую заразу.
его зуба пребывали в целости и сохранности. Понос если и пробирал, то только от
несвежей рыбы. Миновал его и микоз стоп, этот бич нашей армии, способный в
считанные недели обезножить целые батальоны.
профессор ни в Луанде, ни в Москве не смог точно определить его заболевание.
Это была не малярия, потому что от нее не помогал хинин, это была не сонная
болезнь, распространяемая мухами цеце, потому что от нее умирают уже в течение
первых дней, это был не кала-азар, потому что кожа его не потемнела. Скорее
всего в его тело проник какой-то малоизвестный науке паразит и
медленно-медленно рос там, время от времени по неизвестной причине приходя в
неистовство.
начинали самопроизвольно сокращаться, зрение теряло остроту, рот наполняла
горькая слюна. Чувствовал он себя не намного лучше, чем наркоман при ломке.
Впрочем, как позднее выяснилось, неведомая болезнь спасла Плешакова от верной
смерти. Спустя месяц после его отъезда банда "национального фронта
освобождения" (по другим данным - "национального союза за полную
независимость") захватила сослуживцев Плешакова в плен и угнала в джунгли,
откуда никто из них уже не вернулся.
колхозе пастухом (чистый воздух и свежее молоко благотворно действовали на
проклятого паразита). Спустя некоторое время он даже научился переносить
приступы болезни на ногах. Выдавали его только помутившийся взор, скрип зубов
да мелкое дрожание век. Впрочем, случалось это не так уж часто. Например, за
весь тот срок, который Верка числилась личным врачом всенародно избранного
президента (и самозваного императора одновременно), болезнь посетила его только
пару раз.
дальнейшей бурной деятельности тропическая зараза не отразилась. Даже наоборот
- все наиболее значительные идеи, касавшиеся дальнейшего государственного
строительства, посещали его как раз во время приступов. В частности, именно так
родились знаменитые указы о создании в Киркопии коллективных хозяйств, об
осушении Гиблой Дыры и о введении системы телесных наказаний (включая кастрацию
и усечение языка).
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Мережковский Дмитрий
Посняков Андрей
Влодавец Леонид