отказался. Говорю, что забыл все по причине фронтовой контузии и хронического
алкоголизма. Ну и махнули на меня рукой. Тем более что международная обстановка
в тот момент сильно обострилась. Сам помнишь, чумиза косопузая на нас рогом
поперла да и с чехами стоп с прихватом получился...
намекавший на свою дружбу с маршалом Линь Бяо и президентом Готвальдом, но
Смыкова позвал снаружи Зяблик, помогавший анархистам снимать с тендера
покойников.
насыпью, а поблизости от них переминались с ноги на ногу Зяблик и Бацилла.
Анархисты, уже разместившиеся в вагонах, пялились на все происходящее из
разбитых окон.
хмуро промолвил Зяблик. - Вот и скажи нам, как считаешь, почему этих жмуриков
вместе с дровами на тендер засунули?
вспомнивший жуткую заваруху на разъезде Рогатка.
паровоза тащили, еще ничего были... Дубари как дубари. А сейчас... Подай-ка
сюда кочергу.
принялся энергично тыкать ею в ближайшего покойника, однако так и не смог
сдвинуть тело с места. Звуки при этом производились такие, словно железо
соприкасалось не с человеческой плотью, а с обожженной на огне глиняной
болванкой.
попытки. - Так говоришь, там на разъезде каменный человек вам поперек дороги
встал?
мной уже второй раз такое случается. Тогда в Киркопии и сейчас. Чудище
каменное, но с виду как человек. Я так соображаю, что эта самая зараза, что под
землей таится, шутки с людьми шутит... Не то нас под свою поганую сущность
подгоняет, не то, наоборот, из своего теста новую человеческую породу лепит.
зря не трогать. Неизвестно ведь, по какой причине они ласты свернули. Крови-то
ни капли не видно... Наверное, первые, кто помер, в каменных идолов
превратились, которые за своими же друзьями гонялись. Тогда очередных еще
тепленькими стали на тендер стаскивать, чтобы сжечь к едреной матери. Огонь
ведь от любой заразы очищает. Только не успели дело до конца довести. Помешало
что-то...
такой прытью, словно кто-то из них попытался ущипнуть ее за ляжку.
мертвыми, чем раньше, но с ними сейчас происходило что-то неладное. Сразу на
нескольких трупах лопнула одежда, отлетели от гимнастерок пуговицы, трещали
распираемые изнутри голенища сапог. Мертвые лица раздулись, почернели и
превратились в уродливые маски.
отломилась рука, но тут же приросла к животу другого трупа. Мертвецы, до этого
лежащие в рядок, на глазах увеличивались в размерах, теряли сходство с
представителями рода человеческого, соединяясь в одну слитную массу, серую, как
гранит, и зыбучую, как лава.
отсюда!
колеса: раз, другой, третий - сначала с натугой, а потом все энергичнее и
энергичнее. Состав резво тронулся с места, и Смыков, забросив Бациллу на
лесенку, едва успел вскочить следом. Зяблик, так и не выпустивший из рук
кочерги, запрыгнул на подножку последнего вагона.
Позади него росло и ворочалось серое чудовище, еще недавно бывшее мертвой
человеческой плотью, а ныне превратившееся неизвестно во что...
машинисту уже не приходилось повторять, как заклинание: "Дрова, дрова, дрова!"
крепкой ("Я в Степи к любой работе привыкла, - объясняла она. - И аркан
бросала, и юрту ставила, и баранов резала"), так что вскоре топка была забита
до отказа.
наблюдавший крах и агонию окружающего мира, исколесивший немало чужих стран и
много раз сталкивавшийся со всякими мрачными чудесами, Бацилла восприняла
недавнее происшествие достаточно спокойно. Куда больше ее волновало будущее -
обходный маневр вокруг Талашевска и схватка с врагом, осаждавшим кастильскую
миссию. Лучше других зная все сильные и слабые стороны своего отряда, она
полагалась в основном на фактор внезапности и стратегическое чутье Зяблика, о
подвигах которого была наслышана еще с детства.
не реагировала - не то просто не замечала их, не то стеснялась присутствия
бывшего любовника, получившего в бою пусть и неопасную для жизни, но весьма
плачевную для мужского достоинства рану.
на тендере, а не глотать пыль в тесной и душной кабине. Поезд, теряя скорость,
полз на подъем, и сейчас его мог обогнать даже заяц. Шлейф густого дыма уходил
влево, сизым туманом ложась на пустынные поля.
чище оно от этого не стало, скорее наоборот - чего-чего, а сажи на одежде
галантного кавалера хватало), и голосом Кисы Воробьянинова, охмурявшего юную
Лизу Калачеву, произнес:
себя совершенно одиноким человеком.
баб хватает. Выбирайте любую, да и живите в свое удовольствие.
произнес Смыков многозначительно. - А с избранницей тебя должна судьба свести.
Для жизни и для смерти.
результатами осмотра и вновь уставилась на унылые дали, проплывающие мимо. Лицо
ее выглядело столь откровенно порочным, что могло принадлежать только
исключительно высоконравственному существу. Смыкову уже стало казаться, что он
стал жертвой очередного жердевского розыгрыша, но тут Бацилла сама прервала
неловкое молчание:
листья курим.
хранилась его доля бдолаха, он извлек наружу немного зелья, ровно столько,
сколько могло уместиться на ногте мизинца.
подумала. Только мне это не надо.
курить сильно хотите?
просила...
угостите папироской.
другом. Эта штука в принципе безвредная. - Он ладонью старательно прикрывал
щепотку бдолаха от потока встречного воздуха. - Приняв ее, каждый получает то,
чего он в этот момент сильнее всего хочет.
Смыков человеком с более тонким душевным устройством, он непременно сравнил бы
его с лепестком волшебного цветка).
ладошкой и стала ждать результатов. Притих и Смыков, получивший возможность
вволю полюбоваться ее профилем.
зашмыгала носом, словно принюхиваясь к чему-то.
интерес к собеседнику. - Ведь такого просто быть не может! Клянусь, что лучшего
табаку я в жизни не пробовала. Хотя когда-то у папки "Казбек" воровала... Это
надо же! Кайф ломовой, а дыма никакого.
следующие четверть часа провела в блаженной расслабленности, время от времени с
шумом выдыхая воздух, который казался сейчас ароматным сигаретным дымом.
Смыкову, даже немного пододвинулась к нему. - Ох, на целый день накурилась... И
где же вы только достаете такое добро?
полюбите меня, то скажу.
глазищами. - Вот так сразу возьму и полюблю, да? Сами же говорили, что любовь
не кобыла, только судьбой дается.
ногте большого пальца. - Учти, средство универсальное. И от смерти спасает, и
Самойлова Елена
Орлов Алекс
Лукин Евгений
Распопов Дмитрий
Афанасьев Роман
Жюль Верн