Чтение 57–й страницы книги ~Щепки плахи, осколки секиры~

раны лечит, и силу невиданную придает.

- Значит, купить хотите девочку?

- При чем здесь купить! Дело-то полюбовное.

- Да ведь нет любви пока, - упиралась Бацилла.

- Будет. Глотай и сама себя уговаривай, что любишь меня. Подействует.

- На всю жизнь, что ли? - ужаснулась она.

- Да нет, часа на полтора-два всего.

- Все равно я вас, наверное, не полюблю. Даже на пять минут, - вид у
Бациллы был совершенно убитый. - Давайте лучше по-другому попробуем. Просто я
захочу мужчину... Не вас конкретно, а мужчину вообще. Согласны?

Здравый смысл, сызмальства присущий Смыкову, не оставлял его окончательно
даже в такие минуты, когда мужчины, быки, жеребцы и самцы иных пород становятся
подвластны одному лишь чувству похоти. Быстренько прикинув, что половой
симулянт Жердев в представлениях Бациллы с мужчиной уже не ассоциируется, а
перебраться с тендера в передний вагон, где этого добра, то есть мужчин,
навалом, она вряд ли сумеет даже под воздействием бдолаха, он радостно кивнул:

- Согласен!

Бдолах, как всегда, не подвел. Да и Бацилла не обманула ожиданий Смыкова.
Если он в чем-то и не устраивал ее как конкретная личность, то как мужчина, так
сказать, в смысле собирательном, пришелся вполне по нраву.

Сначала их любовь вершилась на груде собственной одежды, потом прямо на
железном полу тендера, а в конце концов - среди березовых и сосновых поленьев.
Столь пылкой страсти не мог помешать даже Жердев, время от времени
приоткрывавший дверь кабины и деликатно просивший: "Я извиняюсь, конечно, но
дрова кончаются... Дрова, дрова, дрова!" (Правда, возвращаясь к топке, он
сокрушенно бормотал себе под нос уже другое: "Палки, палки, палки...")

Тогда они вскакивали и, как были голышом, с той же энергией, с которой
только что ласкали друг друга, начинали швырять в кабину деревянные плахи,
согретые телом Бациллы и сдобренные семенем Смыкова.

Свистел ветер, грохотала расхлябанная паровая машина, колеса стучали на
стыках, анархисты затянули какую-то грозную песню - и для парочки, продолжавшей
свои сладострастные утехи, все эти разнообразные звуки сливались в чудесную
симфонию любви.

Бацилла не знала устали, а начавший было изнемогать Смыков подкрепился
бдолахом, после чего от его нового напора она получила немало заноз в задницу.

Неизвестно, когда бы это все закончилось, но крик Жердева: "Воронки на
горизонте!" - вернул любовников к реальности. Позади остались и долгие тягуны,
и не менее долгие спуски, и мост через речку Крапива, и полдюжины безлюдных
станций, и обходный маневр вокруг Талашевска, когда состав со скоростью
черепахи полз сквозь заросли кустов и трав, совершенно скрывших заброшенную
железнодорожную ветку, и шпалодельный завод, некогда известный на всю
республику, а ныне под напором пышной чужеземной флоры превратившийся в некое
подобие Чичен-Ицы (Чичен-Ица - древний город индейцев майя. в Мексике, открытый
только в двадцатом веке.), и весь немалый перегон до Воронков.

Они облобызались в последний раз, стряхнули с себя пыль и сажу, смазали
йодом царапины и торопливо оделись. После этого Смыков не забыл честно
поделиться с Бациллой бдолахом.

Вырвавшись из объятий одной страсти, они уже готовы были очертя голову
броситься в омут другой, столь же древней, но куда более пагубной - страсти к
убийству.

- Со счастливым завершеньицем вас, - поздравил их Жердев. - Отвели, как
говорится, душу. Ну и слава Богу.

- Дровишек подкинуть не надо? - поинтересовалась Бацилла.

- А что, не надоело еще? - удивился Жердев. - Нет, с дровишками мы пока
завяжем. Дальше пойдем без лишней копоти. Того пара, что есть, должно хватить.

- Остановитесь, не доезжая станции, как договаривались, - напомнила ему
Бацилла.

- Я хоть и раненый, но не в голову, - обиделся Жердев. - Забывчивостью не
страдаю. У меня глаз - ватерпас и память зверская.

Железная дорога описывала здесь длинную, плавную дугу, и Воронки были
видны сейчас где-то далеко справа. Пейзаж, расстилавшийся вокруг, был хоть и
печальным, но мирным: изредка попадались возделанные поля, над одинокой
деревенькой поднимались дымки очагов, на опушке леса паслось стадо коров. Не
верилось даже, что всего в нескольких километрах отсюда почти каждый день
льется кровь, грохочут выстрелы и сталь, скрежеща, скрещивается со сталью.

Состав нырнул в очередную низину, и они потеряли Воронки из виду. Силы
паровоза выдыхались, и он постепенно замедлял скорость.

- Тут, если напрямик, до кастильской миссии рукой подать, - сказал Жердев.
- Только надо все время вон той ложбинки держаться. Тормозить?

- Тормози, - кивнула Бацилла. - Мы сюда, может, и не вернемся, в другую
сторону уйдем, но ты нас на всякий случай ожидай. Пар поддерживай. На этот раз
дровишки придется самому потаскать.

- Я вам в кучера не нанимался! - огрызнулся Жердев. - Взяли моду! Пока
баре гуляют, холоп их должен на козлах дожидаться. Мне, между прочим, в бой
тоже охота сходить.

- Завтра сходишь. А сегодня лечись. Раны зализывай, - Бацилла была
непреклонна. - Если тебя аггелы или гвардейцы здесь засекут, дай гудок и уходи
задним ходом.

Дотянув до начала подъема, состав сам собой остановился, и анархисты
посыпались из вагонов. Пробегавший мимо паровоза Зяблик крикнул:

- Какого хрена вы там кантуетесь! Уши развесили, жердевское фуфло слушая!
Сигайте вниз!

- Волнисто заплетаешь, земляк! - ответил ему из кабины Жердев. - Да только
я бы на твоем месте хавало поберег. А не то ворона влетит.

- Не тебе меня учить, фраерская душонка. Лучше скажи, сколько, по-твоему,
отсюда до кастильской хаты.

- Километров пять, а то и меньше. Вы к ней должны со стороны кладбища
выйти.

- Все, дальше не рассказывай... За мной, бакланы! - Он махнул рукой
анархистам, сбившимся под откосом в кучу. - Цепью по одному! Дистанция пять
шагов!

Смыкову и Бацилле пришлось немного пробежаться, чтобы догнать быстро
уходившего вперед Зяблика.

- Ну и видуха у вас, - он окинул парочку проницательным взглядом. - Самые
последние чердачники такими чумазыми не бывают.

- Не всем же в классных вагонах ездить, - отозвался Смыков. - Кому-то надо
и в топке кочегарить.

- Вижу я, какую топку ты кочегарил, - усмехнулся Зяблик. - Ширинку хотя бы
застегни, а не то кочерга вывалится. Да и вам, мадам, не мешало бы наряд
поправить. Рубашечка-то навыворот одета.

Бацилла в ответ только легкомысленно рассмеялась и объяснила, что одетая
наизнанку одежда, по слухам, приносит счастье и защищает от козней нечистой
силы.

- Вот бы ты и приказала своей армии кальсоны наизнанку вывернуть, -.
заметил Зяблик. - Для счастья и защиты... А иначе им надеяться не на что. Одни
салаги необстрелянные...

- Какие есть, - ответила Бацилла беспечно. - Обстрелянные в земле лежат, а
этих сегодня обстреляют. Они хоть и молодые, зато не трусы.

- Одни герои, значит, - вздохнул Зяблик. - Ну-ну... Хоть бы патронов
вдосталь было. А то на каждого по неполной обойме.

- В бою возьмем. Я их так и учу.

На эти слова Зяблик только махнул рукой и обратился к Смыкову:

- Ты, конечно, дурагон еще тот, но положиться больше не на кого. Сам
понимаешь, этими силами нам против аггелов и плешаковцев не устоять. Нужно,
чтобы и кастильцы ударили. Нечего им за стенами отсиживаться да халявное вино
лакать. Когда заваруха начнется, а еще лучше - до нее, ты должен пробраться к
дону Эстебану. Он к тебе доверие имеет. Как-никак на одну контору когда-то
работали. Чужому он может и не поверить. Провокацию заподозрит. Дескать, хотят
их враги наружу выманить и перещелкать в чистом поле, как куропаток. Понял ты
меня?

- Спасибо за доверие, - скривился Смыков. - А если там две линии окопов и
проволочные заграждения в три кола? Я летать не умею. И норы рыть тоже. Уж
лучше сразу пулю в висок пустить.

- Смыков, я тебе сказал, а дальше уже не мое дело. Хочешь летай, хочешь
ползай, хочешь землю рой, но чтоб в миссию пробрался. Иначе вся эта затея
прахом пойдет.

Дальше они продвигались уже в полном молчании, поскольку в любой момент
могли наскочить на вражескую заставу. Ложбина, до поры до времени укрывавшая
их, постепенно сужалась, превращаясь в овраг, сплошь заросший какой-то колючей
дрянью, явно пробравшейся в Отчину из Лимпопо.

- Арапы такие кустики вокруг своих деревушек сажают, - сообщил Зяблик. -
Сквозь них и лев не проберется.

- У льва в саванне сто дорожек, а у нас только одна эта, - сказала Бацилла
так, что стало ясно: назад она не повернет.

Короче говоря, до обрыва, над которым возвышался полусгнивший
кладбищенский забор, они добрались не за сорок минут, как рассчитывали, а за
все полтора часа, да вдобавок еще сплошь исцарапанными и исколотыми.

Впрочем, заросли давали отряду и некоторое преимущество - в них можно было
спокойно отсидеться до начала атаки, не опасаясь, что какой-нибудь аггел,
вышедший по своим делам на край оврага, заметит врагов.

Зяблик, оставив старшей за себя Бациллу (Смыкова он активным участником
предстоящего сражения уже демонстративно не считал), уполз на разведку. В
овраге наступила гробовая тишина. Никакие звуки не доходили сюда. Даже комары,
заполонившие все низкие и сырые места, не давали о себе знать.

Заметив, что Смыков зевает, Бацилла сказала:

- Вздремните, если невмоготу.

- Это у меня нервное, - объяснил он. - Я всегда перед боем зеваю.

- А мне всегда по нужде хочется, - призналась Бацилла.

- Гримасы физиологии... Знавал я одного товарища, так он в нормальной
обстановке слепым был, как курица. За десять шагов теленка от собаки отличить