Чтение 66–й страницы книги ~Щепки плахи, осколки секиры~

бессмысленно. Я не мангуст. Дудочки для заклинания у меня тоже нет, хотя все
это сказки, змеи почти не способны слышать... А если это просто повод
прекратить борьбу? Восстановить, так сказать, статус-кво? Хоть бы предупредила
заранее, противная старушенция!"

Цыпф оглянулся по сторонам. Анна Петровна почему-то отсутствовала. Исчезла
куда-то и Лилечка. Девушка, напоившая Леву водой, делала какие-то жесты, явно
провоцирующие его на более близкое знакомство со змеями.

Слово опять взял горбун. В одной руке он держал флягу-колебасу, а в другой
-тонкий, как шило, нож.

Из его речи, чересчур витиеватой для арапа, можно было понять, что
испытание будет продолжаться только до тех пор, пока из фляги не вытечет вода.
Если за это время ни один из претендентов не попытается доказать свою смелость,
все они будут с позором изгнаны прочь, а мудрая Анаун назначит новые
состязания, но уже с другим составом участников.

После этого он проткнул колебасу ножом, повесил ее на тотемный столб и
вновь смешался с толпой.

И тогда Цыпф заставил свои ноги стронуться с места. Побуждения, двигавшие
им, были чрезвычайно просты: если Лилечка действительно любит его, то не
допустит такой глупой смерти, а если не любит, тогда и жить не стоит. Еще
поплачет она на его могилке! Еще пожалеет о своем коварстве!

Короче говоря, предпринятые Левой отчаянные действия были вовсе не
попыткой доказать свою смелость, а актом мести по принципу: вырву себе глаз,
чтобы у моей тещи зять кривой был.

Связываться со всеми змеями сразу Лева не собирался и поэтому выбрал самую
крайнюю в ряду, да и двигался-то он к ней не по прямой, а по дуге.

Публика заревела, приветствуя Леву. Что ни говори, а смелость среди арапов
ценилась почти так же высоко, как и богатство.

Змея, к которой приближался Лева, приняла боевую стойку - передняя часть
туловища приподнялась, голова откинулась немного назад, пасть раскрылась.

"Да она меня сама боится, - подумал вдруг Лева. - Это в саванне она
хозяйка, а здесь - пленница. Как только я подойду вплотную, она спрячется в
корзине. А тогда можно смело хватать ее за основание головы".

Струйка воды, изливающаяся из продырявленной фляги, заметно слабела. Надо
было спешить. Лева погрозил змее пальцем и сделал еще один шаг вперед, даже не
шаг, а шажок.

Укус в правую руку он почувствовал прежде, чем уловил движение змеи. Все
произошло так быстро, что, если бы мамба вздумала ужалить Леву в глаз, он,
наверное, не успел бы даже моргнуть.

Он инстинктивно отпрянул назад и тем избежал новой атаки. На тыльной
стороне запястья виднелись две аккуратные ранки - одна подле другой.

Ощущая во всем теле быстро нарастающую слабость, Лева двинулся в сторону
деревни. Ему хотелось умереть на глазах бессердечной Лилечки. Ему хотелось
умереть на глазах у ее подлой бабушки. В свой смертный час ему хотелось слышать
их покаянные рыдания.

Нет, он не будет проклинать их. Не стоит предаваться мелочным страстям на
пороге вечности. Он великодушно простит их обеих - и тихо скончается. Точно так
же поступали благородные рыцари, жертвовавшие жизнью ради прославления имени
своей дамы.

Кое-как доковыляв до тотемного столба, Лева ухватился за него и подставил
рот под иссякающую струйку воды. Несколько капель попало на язык, но он даже не
смог их проглотить - горло словно одеревенело.

"Сейчас я превращусь в бревно, - подумал Лева. - Укус мамбы вызывает
паралич всех мышц... Только бы не расслабились сфинктеры... Нужно умереть
мужчиной, а не засранцем..."

Лева мешком осел на землю, опрокинулся навзничь. Выглядел он в эти минуты
уже не человеком, а тряпичным манекеном.

Последнее, что он увидел, были бегущие к нему со всех сторон люди - воины,
зрители, колдуны... Много-много людей, много-много черных лиц... И среди них ни
единого белого...

Очнулся Лева от того, что кто-то ножом разжимал его челюсти, а кто-то
другой лил в рот воду, вкусом и запахом очень напоминавшую ту, которой его
напоили перед началом состязаний на выносливость.

Был, правда, еще и кто-то третий, державший его голову на своих коленях и
ласково гладивший виски.

- Да ты, милок, просто малахольный какой-то! - Лева узнал голос Анны
Петровны (воду, похоже, лила именно она). - Раскис, как баба! Подумаешь, змейка
его укусила! Эка невидаль!

Лева пришел в себя окончательно и оттолкнул горбатого колдуна, чуть не
раскрошившего его зубы. Но на дальнейшие столь же решительные действия он
оказался не способен - сначала на него обрушился дождь слез, таких крупных, что
они сами по себе могли утолить любую жажду, затем сверху рухнули мягкие,
пахнущие ландышем волосы, а уже после всего этого в холодные Левкины губы
впился горячий Лилечкин рот.

Взаимные поцелуи, рыдания и объятия продолжались так долго, что бабушка с
досады даже ногой топнула.

- Ну прямо детский сад какой-то! Да на вас же, бесстыдников, прорва людей
смотрит! Вы сюда зачем пожаловали - дело делать или лизаться? Будет еще на это
время!

При помощи колдуна она поставила Левку на ноги, и это событие было
встречено единодушным ликованием толпы. Из-за своей исторической отсталости, а
может, наоборот, благодаря ей дикари не страдали излишней завистью и к
победителям в честном соревновании относились с нескрываемым уважением.

- Поприветствуй их, - сказала бабушка. - Ручкой помаши или просто кивни...
Пусть пока идут пить-гулять за мой счет, а завтра совет соберем, как ты просил.
Да и тебе самому отдохнуть не мешает. Ты хоть сегодня и победил, но все равно
слабак.

Лева поймал, наконец, упорно ускользающее равновесие и, утвердившись на
своих собственных ногах, отдал честь по всем правилам строевого устава, которые
некогда перенял у Смыкова.

- Дорогие товарищи арапы! Поздравляю вас с праздником - международным днем
змеи-мамбы! - гаркнул он. - Ура, товарищи!

Арапы, в многочисленных стычках с бледнолицыми соседями хорошо изучившие
смысл слова "Ура!", дружно поддержали Левку.

- Да ты, никак, ошалел! - толкнула его в спину Анна Петровна. - Плетешь
невесть что!

- Мне можно, - возразил Лева с достоинством. - Я с того света только что
вернулся.

- С какого еще того света, милок? - возмутилась Анна Петровна. - С тобой
если что и случилось, так только обморок от страха. Змеи испугался? А кто перед
этим целый кувшин противоядия выкатил, как не ты? Теперь тебе со змеями даже
целоваться можно.

- Бабуся, на что ты намекаешь? - к спору подключилась и Лилечка. - Еще
неизвестно, кто здесь змея! Устроила балаган на радость своим черномазым! Если
бы я знала, что у тебя на уме, ни в жизнь не согласилась бы участвовать. Это же
надо придумать - на живого человека змею натравливать! Риск-то какой!

- Как раз и никакого! Я вот на нем все яды и противоядия заранее
перепробовала! - Анна Петровна кивнула на горбуна. - Нгаи, покажи!

Колдун, интуитивно понявший, чего от него хотят, протянул вперед обе руки,
на которых виднелись характерные следы змеиных укусов, и уже почти зажившие, и
совсем свежие.

Тут уж, как говорится, крыть было нечем. Впрочем, бабушка тут же
постаралась перевести разговор на другую тему.

- Уж раз так все сложилось, то свадьбу, хочешь - не хочешь, а играть
придется, - сказала она примирительным тоном. - Все сделаю, как обещала. И
угощение выставлю, и приданое дам.

- Просто восторг! - воскликнула Лилечка. - Мы погрузим сундуки с добром на
коров и погоним стадо в Отчину.

- Не только сундуки, но и котлы! - напомнила бабушка.

- Тем более!

- Скажите, а сколько примерно у вас длятся свадьбы? - осторожно
поинтересовался Цыпф.

- Как когда, - ответила Анна Петровна. - Но не меньше тридцати дней.

- Нет, это нам не подходит, - развел руками Лева. - Я, конечно, не против,
вы не подумайте... Но нас дома люди ждут.

- И в самом деле, лучше повременить, - поддержала его Лилечка. - Ну что
это за свадьба по дикарскому обычаю. Я же крещеная. Желаю в церкви венчаться
или, в крайнем случае, в кастильском храме. Чтоб все было по закону.

- Ну как хотите, - надулась Анна Петровна. - На вас ведь не угодишь. Из
молодых, да ранних... Пошли, Нгаи.

- Бабуся, не обижайся, - Лилечка обняла ее. - Я тебе и в самом деле за все
благодарна. Но не до свадьбы нам сейчас...

На следующий день в доме Анны Петровны состоялся большой совет вождей
саванны. Ради такого случая подача спиртного была строго ограничена, и арапы,
заранее настроившиеся на длительную дармовую попойку, выглядели хмуро. Зато их
суждения, как надеялась Анна Петровна, должны были отличаться трезвостью и
здравомыслием.

После обычного для таких мероприятий обряда по умиротворению духов слово
для доклада взял Лева Цыпф.

Как и большинство людей, мировоззрение которых сложилось под влиянием
книжных знаний, он в своих доводах не умел снизойти до уровня аудитории. С
арапами, искренне полагавшими, что все сущее на свете, в том числе и люди,
создано в незапамятные времена божественным кузнечиком-богомолом, Лева
разговаривал так, словно все они имели по крайней мере неполное среднее
образование. Единственное, что хоть немного выручало слушателей, это отсутствие
в местном языке слов, обозначающих всякие отвлеченные понятия, что вынуждало
Леву максимально упрощать свои сентенции.

В общем и целом смысл его речи сводился к тому, что злокозненные силы, в
свое время похитившие солнышко и наславшие на мир вечные сумерки, на этом не
успокоились. Начинается новый этап драмы. За гибелью неба должна последовать
гибель земной тверди. Камень, песок и глина превратятся в хищников, пожирающих