справился бы, наверное, даже самый могучий из населяющих Эдем нефилимов. Надо
было действовать без промедления. Зяблик, как говорится, затаил дыхание.
уже даже не на секунды, а на доли секунды). Пальцы Ламеха сжимали черный
бархатный мешочек, размером не превышающий подушечку для иголок. Зяблик
поудобнее перехватил рукоятку кинжала, предназначенного для сведения счетов в
придворных интригах и для оказания последней милости поверженному противнику.
руку, чтобы почесать свою многодневную щетину (движение это не ускользнуло от
внимания аггела, но подозрения не вызвало - ни за щекой, ни в шевелюре оружия
не спрячешь).
Зяблик нанес короткий и стремительный удар слева направо, целясь в подключичную
впадину, где было много всего важного для жизни: и гортань, и блуждающий нерв,
и сонная артерия.
опасность и успел отклониться. Клинок вспорол бархатный мешочек и лишь оцарапал
щеку аггела. Тут же правая кисть Зяблика оказалась в железном захвате, а сам он
получил сокрушительный удар коленом в солнечное сплетение...
соединиться в цепь, петлей охватывающую колонну. Пока эта петля была еще весьма
непрочной, но при условии получения достаточных подкреплений вполне могла
превратиться в смертельную удавку. (Цыпф прекрасно понимал это, но уже ничего
не мог поделать.)
"Справедливой расправы", усиленный пулеметной тележкой Пыжловых, вступил в лес,
как его фланги охватили ударные отряды аггелов, до этого терпеливо
отсиживавшихся в засаде.
получившие перед боем по щепотке бдолаха. Теперь они дрались, как берсерки,
превосходя противника силой и скоростью реакции, а главное, неуязвимостью.
Такой аггел, даже получивший смертельное ранение, продолжал оставаться в строю.
Один вид этих живых мертвецов повергал противника в ужас - не так уж часто
приходится сталкиваться в рукопашной схватке с теми, у кого напрочь оторвана
рука, размозжена голова или до колен болтаются внутренности.
тактические хитрости, ни приказы командиров, ни всякие высокие материи вроде
патриотизма или чувства долга, а только количество и качество человеческого
материала, поминутно проходящего через эту мясорубку. Проще говоря, победа
должна была увенчать ту из сторон, живая сила которой в конечном итоге окажется
перемолотой не до конца, а лишь частично.
оборонялись как могли. Левка стрелял, Лилечка размахивала самым большим из
хирургических ножей. Унда сражалась как дикая кошка, защищающая потомство, и
погибла, нарвавшись на пулю, предназначенную вовсе не ей, а Кириллу,
отбивавшемуся от наседавших аггелов кастильской алебардой.
самой свалке пришлось выпрягать из брички убитую лошадь, а потом прорываться
сквозь цепи аггелов, увозя с поля боя контуженного близким разрывом гранаты
Цыпфа и обезумевшую от горя Лилечку (при виде крови, хлынувшей из ушей и носа
Левки, она решила, что тот получил смертельное ранение).
когда землю еще посещала темная ночь. Ни вдохнуть, ни выдохнуть он не мог и
сейчас находился в положении ныряльщика, уже захлебнувшегося водой, но все еще
судорожно сражающегося за свою жизнь.
сжимать кинжал. Ламех во что бы то ни стало пытался выломать ее в запястье, а
Зяблик с не меньшим упорством сопротивлялся.
Ламеха. Состязаться с ним по этой части было то же самое, что лягаться с
жеребцом-мустангом.
железо пистолета. В азарте борьбы, в муках удушья и клещах боли он как-то
совсем забыл про своего верного приятеля, произведенного на свет в городе Туле
под номером ИР-8616.
стать роковой для Зяблика (нового точного удара в солнечное сплетение, под
ложечку или в пах он уже не выдержал бы). Тем не менее это был единственный
шанс на спасение.
сильнейший удар коленом в живот, задевший этот пистолет, и выстрел, шальной,
неприцельный, - произошло почти одновременно.
Ламех вырвал кинжал из ослабевших пальцев Зяблика, а его самого, придерживая за
горло, отстранил от себя на расстояние вытянутой руки.
напрашивался, но, как говорится, лучше позже, чем никогда...
живот, но узкий кастильский кинжал, оружие сугубо колющее, на это дело годился
плохо. Сделав в брюшине противника несколько дырок и вытянув наружу
окровавленную плеть тонких кишок, Ламех посчитал, что этого будет достаточно.
Зяблика от себя. - На этом наша разборка закончилась...
баталию, Лев Борисович.
носа.
уложила его на сиденье. - Да и кому ты там нужен сейчас? Лучше проверь, сколько
у тебя патронов осталось.
сообщил:
месторасположение своего воинства, принялся осторожно ощупывать свой бок.
своим), была густо перепачкана кровью и, судя по болезненной гримасе, - не
чьей-нибудь чужой, а своей собственной.
пылу потасовки Ламех сначала и не обратил на это внимания.
бок в том месте, в котором больные желчнокаменной болезнью ощущают печеночные
колики. - Достал все же... Ну ничего, сейчас я тебя...
него, но внезапно безо всякой причины пал на колени. Поднялся он почти сразу,
но, похоже, всякий интерес к умирающему врагу утратил. Не до этого сейчас было.
В первую очередь надлежало позаботиться о собственном здоровье (про угрозу
смерти у него даже мыслей пока не было).
бдолаха, принятого не меньше часа назад, закончилось. Срочно требовалась новая
доза.
тот, распоротый почти пополам, был пуст. Ругаясь сквозь зубы, он бросился туда,
где лежали рядком тела братьев Бабкиных, но, махнув рукой, вернулся с
полдороги, вспомнив, очевидно, что такой мелкой сошке, как сотник, бдолах,
ставший вдруг дефицитным, не полагается.
себе пистолет. Это отняло последние силы, и он, закрыв глаза, опять свернулся
калачиком.
рука мучила куда больше, чем вспоротый живот), и он прекрасно слышал все, что
происходило вокруг. Шум боя сконцентрировался в одном месте и постепенно
слабел. Земля гудела от топота большого отряда всадников, скакавшего стороной
по направлению к лесу (именно этот звук, несколько минут назад еще едва
слышный, и отвлек внимание Ламеха). Сам раненый аггел, не переставая браниться,
ковылял обратно.
глубокими следами сапог (можно было подумать, что тот, кто их оставил,
собирался протоптать землю насквозь, аж до самой преисподней), Ламех опустился
на четвереньки и принялся тщательно исследовать почву. Нетрудно было
догадаться, что именно он ищет, но задачка эта была из категории тех, которые
злая мачеха поручала некогда Золушке. Ветер успел разметать горсть сухой, мелко
смолотой травы, а то, что осталось, вбили в землю сапоги дерущихся.
простреленным боком), но это ему не удалось.
балансировавшему на опасной грани, отделяющей жизнь от смерти, было не так-то
просто. Однако новые безуспешные попытки подняться подтвердили жуткую догадку.
помощь своего жестокосердного кумира. Затем он принялся жадно пожирать землю, с
которой перемешался вожделенный бдолах.
полюбоваться этой отвратительной сценой. Ламех греб к себе все, до чего
доставали руки: рыхлую землю, вырванную с корнем траву, засохшее коровье дерьмо
- и горстями запихивал в рот.