Чтение 36–й страницы книги ~Ноль часов или Крейсер плывет навстречу северной Авроры~

- Я старший, - выступил Шурка вперед Кондрата. - В чем дело? - Офицеры,
слава Богу, были внизу, что избавляло от преждевременных и малоприятных
объяснений.

- Вы не пригласите меня в помещение? Кстати, кто реально командует
кораблем?

Шурка подумал.

- Командир, - неторопливо сказал Кондрат.

Мужчина кивнул. Он был похож на отставного функционера крепкого замеса:
резкие морщины, густая проседь, в начинающей грузнеть фигуре ощущался запас
силы. Абсолютное и непринужденное спокойствие как-то снимало любые возможные
напряжения в общении. Ну свой со своими. Доброй школы босс. - Я так и думал.
А кто командир - можно спросить?

Какие секреты, решил Шурка.

- Капитан первого ранга Ольховский. А почему вы, собственно,
спрашиваете?

- Имею серьезное предложение, - улыбнулся мужчина. - А имя-отчество?

Ольховский сидел в каюте за столом, подперев кулаками виски, и углубленно
перечитывал Морской Устав. Мысленно он выкручивался перед судом офицерской
чести, каковым для простоты и наглядности представлял собственную совесть.
Методом перебора соотнося все эволюции "Авроры" с различными статьями
Устава, он находил между ними все больше соответствий и связей - пусть
косвенных, отдаленных, отвечающих скорее духу статьи, нежели букве. Это
укрепляло его в сознании правоты и даже правомерности своих действий и
благотворно влияло на нервную систему, изрядно истрепанную. Чем лишний раз
подтверждается, что он был интеллигент, не лишенный вредной для офицера
склонности к рефлексии.

Шурка постучал и доложил.

- Почему посторонний на борту? - тяжело спросил Ольховский.

Игнорируя тон и суть вопроса, мужчина отстранил Шурку и вошел с
естественностью равного и званого гостя.

- У меня предложение, - повторил он. - Не позволите ли присесть, господин
командир? Или мне лучше обращаться "товарищ"?

- Слушаю, - бросил Ольховский, не снисходя отвечать.

Мужчина сел без приглашения, непринужденно и с приветливым видом.

- Петр Ильич, простите пожалуйста, вы могли бы ответить, кто за вами?

- За мно-ой? - протянул Ольховский с неожиданным богатством модуляций. -
А вот на это... друг вы мой незваный!., я должен дать ответ не вам. Совсе-ем
не вам. - Мысленно он как бы продолжал еще диалог Устава с долгом. - Вы меня
поняли? Кто вы такой, черт возьми, и почему я вас здесь терплю?!

- Так, - спокойно сказал мужчина. - Допустим. Понимаю. Считайте, что я
представляю интересы этого города. Теперь позвольте сказать, и знаю, что
некоторые вопросы... скажем так, в этом городе, не решены. Я всегда готов
решить их мирным путем, соблюдая интересы всех сторон. Я должен был... быть
готов к вашему визиту, меня предупреждали, это правда. Признаю. И я ценю
сдержанность, так сказать, пока... ваших мер.

- О чем вы, черт подери, толкуете?! - перебил Ольховский. Шурка со
стороны отметил, что его задранные брови вполне могут читаться как нарочитая
без старательности имитация удивления - и вдохновенно вмешался:

- Господину капитану первого ранга официально невозможно знать все. - За
спиной визитера он делал отчаянные рожи Ольховскому, на что тот, пытаясь
въехать в необъяснимую ситуацию, ответил угрюмым сопением.

- А ты чего рожи корчишь?! - взорвался он.

Мужчина оглянулся на Шурку, как на союзника в чужой крепости - послал
понимающий взгляд.

- Хорошо, - сказал он. - Я готов пойти навстречу. Я принимаю
предварительные условия, и в любой момент готов к конкретным переговорам,
только дайте знать. Единственное, о чем я прошу: сейчас у меня физически нет
всей суммы. Деньги вложены в дело, откат верный. Я прошу предоставить мне
отсрочку еще на три дня. Потом можете включать счетчик, слать пацанов - я
отвечаю.

Ольховский откинулся в кресле и раздул ноздри. Шурка понял, что
подвергнут кастрации, протянут на лине под килем и на том же лине, с
которого еще капает, повешен на нок-рее. Он дернулся всеми суставами, как
паяц, через которого пропустили электрический разряд. Командир прохрипел
невнятное и тяжелым движением век показал, что принимает информацию к
сведению и не исключает возможность договориться.

- Все, что у меня есть сию минуту, - это тридцать тысяч наличными... и
еще кое-что в счет уплаты. Вы согласитесь взять?

Щурка отчаянно артикулировал, тараща глаза ромбами.

- К-ха, - сказал Ольховский. - К-хе.

- Допустим, - сказал он.

- Означает ли ваше "допустим", что вас устраивает мое предложение?

Шурка, бешено соображая, кивал с риском стряхнуть голову с позвоночного
столба, шея трещала и рассыпалась от тряски.

- В том случае, если все остается без всяких последствий, - как бы на
ощупь перешел Ольховский на казуистику гостя, когда говорилось все, и при
этом ничего не называлось. "Ох нелегко разбираться по понятиям", -
безуспешно пытался соображать он.

- Разумеется! - облегченно расцвел мужчина. И обернулся к Шурке: - Позови
моего пацана из катера, пожалуйста.

Пацан, привязав катер к штормтрапу, пришел со своим саквояжем. Он молча
поставил саквояж у ног хозяина и отступил, заняв место по чину рядом с
Шуркой.

Мужчина открыл саквояж и вынул сигарную коробку. Поставил на стол перед
Ольховским:

- Прошу вас, Петр Ильич.

Каперанг открыл розоватый кедровый ящичек с изящным золотым тиснением и
латунным замочком. Внутри лежали три пачки по десять тысяч долларов.

- Это все? - без всякого выражения спросил он.

- Вы разрешите закурить?

Произошел ритуал закуривания по достижении договоренности. Мужчина достал
"Давидофф", Ольховский - хранимую для представительства пачку "Мальборо".
Каждый из подчиненных сделал два шага вперед и щелкнул зажигалкой под
сигаретой начальства: пацан - "Ронсоном", Шурка - разовой штамповкой. В
глазах мужчины что-то промелькнуло.

Две струи дыма были выпущены с глубоким облегченным выдохом.

- Итак? - промолвил Ольховский с восхитившей Шурку холодностью.

- Я сказал, что сию минуту больше нет, и вы согласились, при условии, что
в счет части суммы я сдам товар. Так?

- Ну-с.

Мужчина запустил руку в саквояж и извлек оттуда вороненый смазанный
маузер с длинным двухсотмиллиметровым стволом.

- Испанские. "Астра". Фирма хорошая. Рыночная цена - у нас до полутора.
Вы согласны по этой цене зачесть одиннадцать штук?

Ольховский посмаковал взглядом маузер, потер один глаз, словно тот
натрудился больше другого или увидел нечто не вызывающее доверия, и отдулся.

- Вы бы еще берданки предложили, - со светским укором вздохнул он.

- Можете взглянуть на год изготовления - новье. Безотказность, пробивная
сила - вне конкуренции, патроны - без проблем, от ТТ.

- По одной, - скупо отвесил Ольховский.

- Что ж, - с ноткой горечи согласился мужчина, - где-то они могут стоить
дешевле. Одиннадцать - за пятнадцать тысяч: согласны?

- А патроны? - поинтересовался Ольховский, поражаясь своему вхождению в
роль, которой он не знал и сейчас.

- Конечно. По полета на ствол. Не китайские, а польские, это хорошее
качество. Витек!

Пацан Витек выдвинулся, левой рукой поднял саквояж и, держа на весу,
правой в ряд разложил вдоль стола одиннадцать маузеров. Перед центром этого
арсенального строя, бликующего лосненым воронением, он построил штабелек из
одиннадцати белых коробочек: по пятьдесят патронов 7, 62 в каждой. Указанный
на маузерах калибр 7, 63 был им адекватен.

- Слонобои, - сказал мужчина. - Жалоб не поступало.

Необязательные уже по завершении сделки его слова воспринимались как
премия в довесок.

Пацан позволил себе улыбнуться. Мужчина поднялся и протянул руку:

- Значит, по рукам.

- Простите, - сказал Ольховский, - руку подать не могу.

- Обойдемся без жестов. - Мужчина убрал руку. Лицо его ничего не
выразило. - Значит, мы расстаемся без претензий.

- Без.

- Будьте здоровы.

- Будьте и вы. Шура, проводи.

- Есть проводить!

На палубе озабоченно сияющий Мознаим руководил четырьмя матросами,
пыхтевшими над носилками с новым трансформатором.

Бригадир, лидер, пахан, авторитет или кто он там был, спустился в катер,
пацан ему следовал, одновременно как бы прикрывая. Они были спокойны, ни на
кого не смотрели и не прощались - ни одного лишнего жеста. В этой их
обособленности чувствовалась своя этика и ничем не поколебленное
самоуважение.

Шурка отметил, что саквояж оставили в каюте как нестоящую мелочь, тару.

Катер чихнул и пошел к берегу.

- К отходу по местам стоять! - загремела трансляция двойной дозой
командирского металла. - Машине - самый малый! Поднять якоря!

Народ с преувеличенным усердием понесся по своим местам.

С железной выдержкой выждав час - убедиться в отсутствии погони и
показать характер, пусть подергаются в ожидании, подлецы, - командир вызвал
на разборку пятерых подчиненных, которые, судя по всему, делались все менее
подчиненными.

- Я командовал дураками, дураки командовали мной, - начал он свою речь с