реагировать на эту чудовищную и неспровоцированную бестактность.
авианосца "Москва" (именовавшегося в ханжеской терминологии советского
миролюбия "большим противолодочным кораблем"). "Москва" базировалась на
Севастополь, и в Средиземку изредка пробиралась через Босфор под зорким
турецким присмотром. К концу восьмидесятых топлива стало совсем в обрез,
походы вовсе сделались редки, полеты палубной авиации и того реже... а когда
дело дошло до развода братских славянских народов и дележки совместно
нажитого имущества, ее отдали самостийной.
не счел возможным даже на уровне обсуждения с самим собой. Места же ему на
российских кораблях не нашлось - и своих девать было некуда: с удивительной
быстротой развалилось все, и флоты встали на прикол. Блестящая карьера
засеклась на взлете, и близкие уже адмиральские погоны резко исчезли из зоны
досягаемости.
приватизировать, но невозможно было продать за ощутимые деньги, - и
находилась, стало быть, за границей. А он, с помощью старых друзей из
Управления кадров, получил тихое и бессмысленное место старшего помощника на
"Авроре", где дожидался теперь увольнения в запас, раньше или позже
неизбежного, как встреча летящего кровельщика с гостеприимным тротуаром.
Переквалифицироваться в начальники охраны фирм он не умел, а сухопутной
профессии взяться было неоткуда.
двадцатые" крутилась под названием "Судьба солдата в Америке". Когда
Воробьевы горы станут Беверли Хиллз, мы увидим фильм "Рыдающие девяностые",
которые коммерсант-прокатчик назовет "Судьба офицера в России". Следите за
рекламой.
высок и даже изящен, то Кол чин - мал, сух, жилист, зол и носат. Кличка у
него была с курсантских лет "Колчак".
посмотрел наверх и спросил, непримиримо брызгая слюной, не то у Ольховского,
не то у того, кто находился выше палубы, мостика, клотика и даже облаков:
"Революционный этюд" Шопена. Иногда он неверно прицеливался пальцами в
клавиши и сбивался.
палисандрового дерева, хотя и слегка расстроенное. Первоначально оно
принадлежало царской яхте "Ливадия".
офицерского камбуза на "Авроре" не водилось с доисторических времен. И когда
вестовой сунулся насчет типа закуси для командира и старпома, Макс озверел.
Готовить он любил, но ведь не из чего! Даже "спец-доп" для высоких
делегаций, если программа предусматривала обед в командирском салоне, капал
через раз, и коку приходилось изворачиваться фокусником.
наковырял оттуда в блюдце обрезочков соленых огурцов. Нашинковал луковицу,
перемешал и полил образовавшийся салат уксусом. Вытащил из той же миски
кусочек желеобразной тушенки, размазал по четырем тонким полуломтикам
черняшки и кинул в духовку, врубив на полную.
жрать; на третьем году это проходит, старики равнодушно не доедают
положенное. Подольстился к подателю пищи:
Лаврентьев, корабельный кок и персона привилегированная. - Слюну втяни.
"Рестораны города Москвы". Прочитал пять строк и вернулся в мечты. Через год
дембель - и двигаем. Главное - найти корефанов среди деловых, это образуется
автоматически, если работаешь в приличном кафе или тем более ресторане. А
если кабак при отеле или, еще лучше, казино, - вообще нет проблем. Никакой
банк, конечно, никакую ссуду ему не даст - не под что, и сам никто, - а
братки могут. Крыша все равно нужна. Главное - раскрутиться, а там бабки
пойдут... кабак - это и связи, и телки, и возможности.
карими глазами, приладил волоски на ранней залысинке и представил себя в
пятисотдолларовом двубортном костюме, синем в редкую серую полоску. О'кей.
писать однокашнику по техникуму. Кореш дослуживал на погранзаставе в
Узбекистане: служба - дерьмо, чурки палят друг в друга, голодно, но намекал
(как бы опасаясь загадочной, но якобы существующей военной цензуры) на
доходную работу с "южными продуктами" - наркотой, стало быть. Он тоже хотел
в Москву, а под приказ ему, сапогу сухопутному, выходило уже через месяц.
строчка "выпускник кулинарного техникума". Развеселившийся идиот-военком
назвал его Хазановым и законопатил на три года флота вместо двух армии. Макс
пытался намекнуть, что за хорошее место в долгу не останется, но что взять с
идиота. Вот уж что называется ни дать ни взять. - Я еще к тебе приеду в
гости на "хаммере" с парой пацанов. Побеседую, чтоб прокакался, а потом
скажу: что вы, товарищ подполковник, я же только поблагодарить. И поставлю
флакон мартеля баксов за двести. Для наглядности. Чтоб знал, кого профукал и
сколько мог поиметь... пудель африканский!.. А теперь как борщ - так эти в
столовой педерастическими голосами: чего не хватает? хле-еба. Хазанов я им!"
помечтать спокойно, хлопот мало. Но вот начнешь мечтать - и раздражаешься.
похудания "Канкура", с неудовольствием ощупывая молодой животик и размышляя
о влиянии на обмен веществ нетрадиционной медицины и парапсихологии, причем
парапсихология персонифицировалась в образе Джуны, и воображалась Джуна не
абстрактной научной фигурой, но напротив - поджарой брюнеткой, жгучей и
зрелой, что являлось для доктора идеалом женской красоты, и грезился этот
идеал ему в роскошных альковных интерьерах ее московского особняка, так что,
размышляя о путях и судьбах современной медицины, он возбуждался; в то
время, как в исторической радиорубке боцман Кондратьев - "Кондрат" -
переписывал с радистом на кассету с заезженными "Пионерскими блатными
песнями" в исполнении Козлова и Макаревича саунд-трек "Титаника" и
рассказывал флотский анекдот: "Герасим с лодки - семафор "Титанику":
"Собачку на борт не возьмете?""; в то время, как старшина второй статьи
Шурка Бубнов и матрос одного с ним призыва Саша Габисония, завершив
протирку-смазку бакового орудия и надраив мемориальную табличку на щите,
оглядевшись, курили сигарету на двоих и вспоминали вычитанный в забытом
кем-то старом "Крокодиле" другой анекдот: "Вы не скажете, как попасть в
Кремль? - Очень просто: наводи и стреляй!"; -
и взвыв, которых никто не услышал. Это был тяжеленный кусок броневой плиты,
потенциальная энергия которой перешла, в согласии с законом классической
механики, в равную ей кинетическую энергию вылетевших из Иванова-Седьмого
ругательств. Все главное в музеях остается скрытым от посетителей.
снаряда в центре служил обрамлением фотографии командира "Авроры" каперанга
Егорьева, погибшего в цусимском сражении. Когда-то офицеры "Авроры"
преподнесли реликвию его семье. Семьдесят лет спустя его сын, контр-адмирал
в отставке, вернул ее на крейсер для музея. И вот еще четверть века спустя
она свалилась со своей подставки на директора того же музея.
определенная историческая преемственность.
двух портретов. Но она ограничилась левой ногой, когда Иванов-Седьмой
неизвестно зачем решил ее поправить. Многие считали, что на голову ему
аналогичный предмет упал много раньше.
чаем для похудания. Поскольку ушибленный мог соперничать худобой со шваброй,
он компенсировал действие чая тремя ложками сахара.
лечения, доктор даже постриг ему ноготь. И с бездумным сочувствием сострил,
что если бы Иванов-Седьмой носил перстень не на руке, а на ноге, то травмы
удалось бы избежать.
куда надеть кольцо, чтобы избежать травм в личной жизни. С чем похромал к
себе.
"Громобой". Его носил еще командир кормового плутонга "Громобоя" лейтенант