Чтение 30–й страницы книги ~Заповедник для академиков~

невероятно скрипучее. - Что вас привело сюда, друзья мои?

Он изображал персонажа какого-то спектакля, заставшего жену с
любовником.

Вторжение Алмазова не прошло безболезненно - разумеется, он не смотрел
под ноги и потому отшвырнул, сам того не желая, мальчика. Тот тут же
ударился в громкий рев, девочка с косой заверещала: "Вы чего маленьких
бьете!". Катя стала поднимать сына, утирать ему нос, бормоча при этом:

- Потерпи ты! Что, не видишь, у дяди револьвер!

- Простите, - сказал Алмазов потревоженному муравейнику. Он поморщился,
пережидая вопли, и повторил, теперь уже без актерства: - Я вас спрашиваю,
гражданин Александрийский, вы что здесь делаете?

Только тут Лидочка увидела ранее скрытого крупной, широкой фигурой
Алмазова президента Филиппова, который выглядывал из-за плеча чекиста.

- Ничего, - сказал Александрийский.

- Как так ничего?

- Мы гуляли, - кивком головы Александрийский показал на Лидочку, -
потом мне захотелось навестить мою старую приятельницу Катю...

Александрийский показал на Катю - она все еще сидела на корточках и
утешала ревущего сына, а девочка тоже сидела на корточках, но по другую
сторону от мальчика, как будто училась утешать детей.

- Да катитесь вы отсюда! - закричал вдруг Алмазов. - У меня от вас
голова раскалывается.

Катя молча подхватила под мышку мальчика и, обогнув Алмазова, исчезла.
За ней убежала девочка. И сразу стало тихо.

- А теперь, - сказал Алмазов, - я вас попрошу.

- Катя сказала нам, - продолжал Александрийский, - что ее соседка не
появлялась со вчерашнего дня, И дверь была открыта. Она сама не смела
заглянуть сюда и как раз собиралась пойти к директору... - С этими словами
профессор протянул Алмазову письмо Полины. - Все обычно имеет самые простые
объяснения.

- А мы их проверяем, - сказал Алмазов, со скрипом склоняясь к горящей
лампе, чтобы прочесть при ее свете записку. Он читал, шевеля губами, и
только сейчас Лида подумала: а ведь он плохо учился. Плохо учился, но мечтал
убежать в индейцы или стать бомбистом, как сам господин Савинков.

- Куда она уехала? - спросил Алмазов.

- Эта ваша работа, - сказал Александрийский.

- Хорошо, - сказал Алмазов, пряча записку а карман френча. И, очевидно,
разговор остался бы без последствий, если бы ненеосторожные слова
профессора.

- Кстати, - спросил он уже от дверей, - а вы почему здесь оказались?

- Что? - Алмазов красиво приподнял бровь. Лидочка подумала, что он
отрепетировал этот маленький жест у зеркала. Стоит по утрам перед зеркалом -
то поднимет бровь, то опустит...

В одно слово Алмазов смог вложить такую угрозу, что Александрийский
опустил глаза, а остальные замерли, будто ждали, что сейчас карающая десница
пролетарского гнева обрушится на профессора.

Но почему-то Алмазов предпочел не выказывать гнева, а сказал после
тягучей паузы:

- Мы получили сигнал.

Он не стал уточнять, какой сигнал и откуда. Функцией ГПУ было
всезнание, и потому сигнал поступал в ГПУ как выражение этого всезнания,
ибо, если бы сигнала и не поступило, Алмазов все равно должен был все знать.

- Посторонних прошу удалиться, - сказал Алмазов.

- Помогите мне, - произнес с трудом Александрийский, и Лида поняла, что
встреча с Алмазовым далась ему нелегко - профессор утомлялся скорее, когда
волновался.

Лидочка вывела профессора в коридор. Там стояла Катя.

- Ты слышала? - спросил профессор.

- Слышала, что вы ко мне по старой памяти зашли, я вам и сказала, что
Полина с вечера не вернулась.

- Ну прощай, моя хорошая, - сказал Александрийский. - Главное, не бойся
никого.

- Я человек маленький, - сказала Катя. Она вдруг потянулась к
профессору, обняла его и поцеловала в губы.

- Задушишь, - сказал профессор.

Оторвался от нее, и вовремя, потому что из комнаты Полины высунулся
президент и крикнул;

- Кто здесь сигнализировал?

Катя ушла к Алмазеву, а ее дети остались в коридоре у двери, им было
страшно за мать - они, как звереныши, чувствовали, какая опасность исходила
от Алмазова.

Они вышли на улицу. Ветер вроде бы перестал. Лидочка раскрыла зонт.

- Мы будем дальше гулять или вернемся домой?

- Я устал, - сказал профессор.

Обратно они шли медленно, несколько раз останавливались передохнуть,
возле церкви профессор долго копался непослушными пальцами, расстегивая
пальто, достал жестяную коробку с пилюлями.

Лидочка помогла ему застегнуть пальто, что было нелегко, если держишь в
руке зонт.

Теперь они были далеко от всех.

- Мне получше, - сказал профессор. - Не так болит проклятое.

- Не ругайте собственное сердце, - сказала Лидочка.

- Вы правы, мне не в чем его упрекнуть. Оно меня грело, потому что
пылало.

- Как у Данко?

- Я не люблю этого писателя, - сказал профессор. - Что же вы думаете
теперь?

- А вы что думаете? - спросила Лидочка. Ей захотелось чуть подольше не
расставаться с тайной, известной лишь ей одной, - тайной открытого окна.

- Я не стал бы делать окончательных выводов, - сказал Александрийский.
- Я даже не стал бы настаивать на том, что Полина умерла. Но, очевидно,
поздно вечером или ночью она собрала свой баул и пошла в Санузию, пошла к
вам! Эх, если бы кто-то мне ответил на два вопроса!

- Какие?

- Первый: зачем ей ночью к вам идти? Может быть, вы что-то скрываете от
меня?

Лидочка скрывала от профессора две вещи - улики. Первое - историю с
кастрюлей. Потому что не считала себя вправе распоряжаться чужой тайной,
которую ее просили сохранить. Второе - открытое окно. Так как вторая улика
касалась только Лидочки, она тут же рассказала профессору о грязном следе на
подоконнике.

- Это запутывает и без того сложную картину, - сказал Александрийский.

- А мне кажется, упрощает, - сказала Лидочка. - Ведь, вернее всего,
Полина не хотела уходить коридором, где люди, дети... и вылезла через окно.

- Глупо, - проворчал Александрийский. - Глупо, доктор Ватсон, любой
Шерлок Холме выгнал бы вас с работы.

У ворот им встретились братья Вавиловы, они были в широких пальто и
одинаковых темно-серых шляпах.

И зонты у них были одинаковые. Лидочка подумала, что либо они вдвоем
были за границей, либо один из них привез брату шляпу и зонтик.

- Вы думаете? - сварливо спросил Александрийский. - Или глазеете на
Вавиловых?

- Я не знаю, - сказала Лидочка.

- Человек пролез в окно с улицы!

- Почему?

- Потому что у него подошвы были грязные. Ведь в комнате нет луж!

- А кто это был?

- Кто угодно. Убийца, грабитель или даже сама Полина - если было
поздно, а она хотела взять вещи. После разговора с вами.

Они вошли в дом. Лидочка помогла профессору раздеться.

- Конечно, - сказал он, входя в пустую биллиардную и усаживаясь на
узкую скамеечку подальше от входа. - Конечно же, я принимаю последнюю
версию. Разговор с вами, а потом встреча с любовницей этого гэпэушника
привели Полину к убеждению, что надо бежать. Было очень поздно, она
испугалась разбудить кого-нибудь во флигеле, влезла в окно, взяла свой баул,
но спохватилась, что забыла что-то вам сказать. Или что-то взять у вас. Что
это могло быть? Ну. думайте!

- Не знаю, - Лидочке показалось, что ее голос звучит неубедительно.
Сейчас он догадается, что Лидочка врет.

- Вы можете и не знать, - согласился профессор.

В биллиардную заглянул аспирант Окрошко с таким же юным другом.

- Простите, - сказал он, покраснев при виде Лидочки. - Мы думали, что
вы не играете.

- Входите и играйте, молодые люди, - заявил профессор. А Лидочке
негромко сообщил: - Я пойду к себе и немного полежу. Можете меня не
провожать. Вы устали.

- Я вовсе не устала, - сказала Лидочка.

Она проводила профессора до его коридорчика.

- Главное, - сказал профессор решительно, останавливаясь перед своей
дверью и принимая задумчивый вид, - главное - отыскать, где она спрятала
баул. Вот вам задание, Лидия.

- Какой баул? - не сразу сообразила Лидочка.

- Баул Полины. Если она была убита, то ее баул должен остаться здесь.

- Но если она убита, лучше, наверное, найти ее труп, - сказала Лидочка.

- Заблуждение, - сказал профессор. - Ее труп уже лежит на дне пруда или
закопан в лесу. А вот баул... баул преступник не стал топить.

Профессор был убежден в том, что он - Шерлок Холме. Лидочка не стала с
ним спорить, хотя была убеждена, что если ты собрался закапывать или топить
труп, то добавить к этому грузу и баул вовсе не трудно.

- Так все-таки, что вы думаете, - не выдержала Лида, - что случилось с