ли этот процесс?
произошло. Она босиком подошла к шкафу, зажгла лампу на столе рядом и
присмотрелась. Никаких изменений. Правда, покраснели веки, но это потому,
что день был долог и утомителен...
заснуть. За окном уже почти рассвело, и часа через три проснется Ваня.
темноту, а уже Ваня трясет ее за плечо:
сени, где стоит горшок, и засядет там минут на десять. За эти минуты надо
окончательно проснуться, встать, накинуть халат и вымыться. И еще зажечь
плиту.
мере того как просыпался мозг, очнулись другие мысли, вылезли на
поверхность.
посмотреть в зеркало. Почему?
неудобно, боком, зеркало казалось узкой щелью, голубой от неба,
отраженного в нем.
Даже страшно. И, глядя не отрываясь на голубую щель, Елена Сергеевна
сделала эти два шага...
пока она спала, не было никакой науки, никакого ровным счетом
гормонального воздействия. И не разглаживались морщины, и не усиливалось
кровообращение. А было чудо, антинаучное, необъяснимое, от которого никуда
не денешься и которое влечет за собой множество осложнений, неприятностей
и тяжелых объяснений. Первой неприятностью, думала Елена Сергеевна, глядя
в зеркало, узнавая себя, знакомясь с собой заново, станет встреча с Ваней,
который в любой момент может выйти из сеней. Ребенок остался без бабушки.
Кто она теперь ему? Мать? Нет, она слишком молода для матери. Сестра?
Елена Сергеевна провела рукой по лицу, дивясь забытому ощущению свежести и
нежности своей кожи.
положил медленно и задумчиво в рот палец и замер. Замерла и Елена
Сергеевна. Она ощущала глубокий стыд перед внуком. Она мечтала о том,
чтобы чудо кончилось и она проснулась. Это был тот сон, прерывать который
очень жалко, но прервать необходимо для блага других. Елена Сергеевна
больно ущипнула себя за ухо.
Подняла к потолку и закружилась с ним по комнате.
настроение, кричал сверху:
легко переступала сухими стройными ногами, пушистые молодые волосы
закрывали глаза, взвихряясь от движения.
доме гость - Удалов. Спит еще, наверно, подумала она. Каков он? Елена
осторожно приоткрыла дверь в маленькую комнату.
стула. Сброшенным коконом лежал на полу белый гипсовый цилиндр - оболочка
сломанной руки.
ее возрасте, но она не хотела упустить возвращение молодости. Она совсем
запамятовала прошлое омоложение, а будет ли еще одно, не знала.
к полутьме комнаты, тусклой лампе под абажуром с кистями.
быстролетном кошмаре полетела вниз, к далекой земле, домикам с острыми
крышами, открыла глаза, чтобы прервать страшный полет, и встретила в
зеркале взгляд двадцатилетней красавицы Милицы. И было неудобно в тесном
старушечьем платье. Жало в груди и в бедрах, и было стыдно за это платье и
за собственную недавнюю старость.
накинула крючок, чтобы кто не вошел, и, торопясь, смеясь и плача,
сдернула, разорвала старушечьи обноски, зашвырнула высокие, раздутые
суставами ботинки за ширму, сорвала с волос нелепый чепец. И встала перед
зеркалом, нагая, прекрасная.
собой, и хозяйкой.
Милица к окну и растворила его. Взлетела пыль и клочья желтой, ломкой
бумаги, налепленной бог весть когда на рамы, бабочками-капустницами
расселись по комнате. Скрип окна был слышен далеко по рассветному городу,
но никто не проснулся и никто не увидел голубую от рассветного воздуха
обнаженную красавицу в окне на втором этаже старого дома.
голос старухи Бакшт проснулся в ней и обеспокоился, не простудится ли она
с непривычки. Надо беречь себя. Еще столько лет впереди. Но беззаботная
молодость взяла верх.
Мне же не сто лет. - Накинула халатик, засмеялась в голос и добавила: -
Куда больше.
деликатному обхождению.
кресле. И не видела снов, потому что спала крепко и даже весело.
ощутили власть зеркал. Верили они в то, что станут моложе, или относились
к этому скептически, все равно старались от зеркал не отдаляться.
Он зеркала презирал и никогда в них не смотрелся, даже при бритье и
причесывании. Но все-таки Грубин был прежде всего исследователем,
участником эксперимента и потому счел своим долгом этот эксперимент
пронаблюдать.
меньше клонило ко сну. Грубин подключил вечный двигатель к патефону -
крутить ручку - и поставил пластинку. И патефон, и пластинки были старыми,
добытыми на работе среди старья и утиля. Если бы не вечный двигатель,
Грубин бы музыку и не слушал - уж очень утомительно прокручивать тугую
патефонную ручку. Подбор пластинок также был случаен. Одна была старой и
надтреснутой. На ней некогда популярные комики Бим и Бом рассказывали
анекдоты. Про что, Грубин так и не узнал за шипением и треском. Была также
песня "Из-за острова на стрежень" в исполнении Шаляпина, но без начала.
"Песнь о вещем Олеге". Он занимался этим натужным делом второй год и дошел
лишь до третьей строфы. Он уже понял, что последним строкам места не
хватит, но работу не прекращал, потому что был самолюбив и полагал себя
способным превзойти любого умельца.
Зеркало стояло прямо перед ним, чтобы можно было время от времени бросать
на него взгляд в ожидании изменений.
Грубин мурлыкал под нее различные песни, жужжала микродрель, ворон терся о
скрипучую ножку стола, возились под кроватью мыши, сонно всплескивали
золотые рыбки.
кольнуло в сердце, произошло мгновенное затуманивание сознания, дурнота.
Почувствовав неладное, Грубин взглянул в зеркало. Он опоздал.
глазами, но молод так, как не был уже лет двадцать пять.
приглянулся.
десять тысяч рублей. Вот они, деньги, лежат, принесенные из сберкассы,
Акунин Борис
Муркок Майкл
Якубенко Николай
Бажанов Олег
Куликов Роман
Володихин Дмитрий