толстая пачка из красных десятирублевок. Их слишком много, чтобы купить
новый костюм или погасить задолженность по квартирной плате. Их так много,
что вряд ли можно истратить сразу на какую-нибудь одну крайне ценную вещь.
Правда, дома немало расходов, срочных и неотложных, на которые можно
пустить часть выигрыша. Но в том-то и заключается психологическая каверза
круглой суммы, что дробить ее на мелкие части унизительно и непристойно.
Купить дом? Поехать в круиз вокруг Европы? А зачем новый дом? Зачем ему
Европа? А что потом? И начинает охватывать безысходная жуть. Деньги давят,
гнетут и порабощают свободного человека.
что истратить эти свалившиеся с неба годы? Написать на рисовом зерне
"Слово о полку Игореве"? И о том сообщат в журнале "Огонек"? Да, три года,
пять лет можно истратить на такое занятие. И только подумав об этом,
Грубин ощутил всю его бессмысленность, да так явственно, что выхватил
из-под микроскопа исписанное зернышко и метко запустил им в открытую
форточку. И нет зернышка. Склюют его куры, не прочтя написанного
стихотворения. Что делать!
спокойно и мудро: если он получит эти годы, то потратит их на творческую
изобретательскую деятельность. Не будет ничего менять в образе жизни, лишь
удлинит ее.
человека, Грубин осознавал, что преступно предоставить жизни течь по
старому руслу. Если жизнь дается человеку дважды, надо начать ее сызнова.
И начать красиво, гордо, с учетом всех совершенных когда-то ошибок. И
подняться до высот. Правда, как он это сделает, Грубин не придумал, но
томление, терзавшее его сердце, не позволяло дольше сидеть в пыльной
комнате перед пыльным зеркалом. Надо действовать.
чистую праздничную рубашку, запасную майку и полосатые носки. Одежда,
употребляемая им ранее, казалась уже неприятной, а главное, нечистой.
Удивительно, как Грубин мог не замечать этого раньше.
строен и преследует по кустам кудрявую нимфу. Вот-вот он настигнет ее,
пальцы уже дотронулись до атласной кожи. Нимфа оборачивается, совсем не
страшась преследователя, даже улыбается и неожиданно для себя спотыкается
о розовый куст, что позволяет Савичу дотянуться до ее плеч и охватить
надежно, повелительно. Нимфа задыхается от беззвучного смеха, готова уже
сдаться и губы ее раскрываются для нежного поцелуя. Савич запутывает
пальцы в густых кудрях нимфы и думает, на кого же похожа эта хозяйка
сказочного леса? Ладно, потом разберемся, решает он и прижимает к себе
трепещущее тело.
комнате и потому ему показалось, что сон продолжается, потому что в его
сильных руках билась, как золотая рыбка, прекрасная нимфа. Только дело
происходило не в лесу, а в его собственной постели, что было еще
удивительней.
обнимать нимфу и постарался сообразить, что же происходит.
широкой постели.
Казимировна, директор универмага, помолодевшая лет на сорок.
обнаружила, что голова покрыта густыми встрепанными волосами. И другая
рука метнулась к животу и обнаружила, что толстого, мягкого живота нет, а
есть на том месте впадина.
допустить, чтобы она в одной ночной рубашке бежала за милицией. -
Вандочка, это я, Никита. Мы с тобой стали молодыми.
глазах теряло силу, потому что Ванда Казимировна была женщиной быстрого
решительного ума - иначе не удержишься на посту директора универмага.
кровати, и посмотрелась в него.
забыть скромную Елену...
выходящей на охоту, она соскочила с кровати, пробежала, стуча босыми
пятками, к окну и опустила плотную штору, что забыли опустить вчера, после
волнений сумасшедшей ночи.
мой.
к нему.
вспыхнувшей страсти. - Разве можно, так сразу...
полосатых носках и свежей белой рубашке, шел Грубин по рассветным улицам
Великого Гусляра и радовался прохладному воздуху, прозрачным облакам над
рекой, гомону ранних птиц, скрипу телег, съезжавшихся на базар, и далекому
гудку парохода.
поделиться ими с другими людьми, сделать нечто хорошее, что достойно
отметило бы начало новой жизни.
которой возникла столь недавно его новая жизнь, и даже присвистнул, дивясь
собственному везению. Не пошел бы Удалов в универмаг, не испугался бы
одиночества, сидел бы Грубин сейчас дома и, ни о чем не подозревая, пилил
бы себе "Песнь о вещем Олеге". Грубину даже гадко стало от мысли, что
существуют люди, грабящие себя и человечество столь бездарным способом. И
он пожалел на мгновение, что не выкинул заодно и микроскоп, но потом
сообразил: микроскоп еще может пригодиться для дела. Для настоящего дела.
с цветами сидела элегантная сиамская кошка и умывалась.
не только с ним одним. Ведь этой же ночью помолодели и его друг Удалов (а
как же с его женой?), и Елена Сергеевна, и старуха Бакшт, которой он помог
доплестись ночью до дома. И сзади, вспомнил он, семенила старая сиамская
кошка. Теперь на подоконнике сидит молодая сиамская кошка, и также с
разными глазами. Маловероятно, что в Великом Гусляре есть две сиамские
кошки с разными глазами, тем более в одном доме.
терзало любопытство: что с нею произошло за ночь, сколько лет ей удалось
скинуть? А вдруг на нее и не подействовало? Грубину стало искренне жаль
бабушку, находящуюся на пороге смерти.
свернул в тугой комок и сильно запустил в открытое окно.
горшок свалился внутрь и произвел значительный шум.
бы в окне не показалась прелестная, сказочной красоты девушка. Длинные
волосы цвета воронова крыла спадали волнами на ее плечи, глаза были
огромны и лучезарны, нос прям и короток, губы полны и смешливы.
глазеет косматый молодой человек в белой рубашке. Она смущенно запахнула
старенький халатик и вдруг захохотала звонко, не боясь разбудить всю
улицу. - Глупец... - смеялась она. - Этот горшок простоял сто лет. Но мне
его не жалко, Вы же Грубин. Поспешите ко мне в гости, и мы будем пить чай.
через улицу к двери, потому что у него были сильные руки и когда-то он
имел первый разряд по гимнастике.
вкусными, домашними, старушечьими. Забывала, где что лежит, и смеялась над
собой. Многолетние запахи комнаты умчались в открытое окно, будто только
Свержин Владимир
Пехов Алексей
Самойлова Елена
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Каменистый Артем