Чтение 20–й страницы книги ~Марсианское зелье~

того и ждали.

В комнате было солнечно и прохладно.

- Сначала выкину всю эту рухлядь, - говорила Милица. - Вы мне
поможете, Александр Евдокимович? Я давно собиралась, но, когда так стара и
немощна, приходится мириться с вещами. Они с тобой старились и с тобой
умрут. Теперь все иначе. Я неблагодарная, да?

- Почему же? - удивился Грубин. - У меня вообще никогда вещей не
было. А это правда, что Степан Разин вас чуть не кинул в реку?

- Не помню. Только по рассказам Любезного друга. Я думаю, что не стал
бы.

- Наверно, не хотел, - сказал Грубин, стесняясь в присутствии такой
красавицы своей неприглядности и лохматого вида. - Его казаки заставили.

- Ревновали, - поддержала его Милица. Она, проходя по комнате, не
забывала поглядеть в зеркало. Очень себе нравилась.

Грубин очистил ногтем застарелое пятно на брюках, отхлебнул крепкого
кофе из старинной чашечки и заел коржиком. Есть он тоже стеснялся, но
очень хотелось. Милица, как ящерка, за столом усидеть не могла. Она
вскакивала, поправляла что-то в комнате, составляла на пол горшки с
цветами, потом распахнула комод и вывалила на пол платья, салопы, пальто,
платки. На минуту комнату окутал нафталиновый чад, но его быстро вытянуло
на улицу.

- Это выкинуть и это выкинуть, из этого еще что-то можно сделать. А
когда откроются газетные киоски, вы мне купите модный журнал?

- Конечно, хоть сейчас пойду, - сказал Грубин.

Грубина удивляло, что в Милице начисто нет прошлого. Будто она
никогда не ходила в старухах. Сам он груз лет ощущал. Не сильно, но ощущал
в душе. А Милица словно вчера родилась на свет.

- Я вам нравлюсь? - спросила она.

- Как? - Грубину давно никто не задавал таких вопросов.

- Я красивая? Я привлекательная женщина?

- Очень.

- Вы пейте кофе, я еще налью... Я за ширму пойду и примерю платье. Вы
не возражаете?

Грубин не возражал. Он был в трансе, в загадочном сладком сне, в
котором поят горячим кофе с коржиками.

Из-за ширмы Милица, роняя вещи и шурша материей, продолжала задавать
вопросы:

- Александр Евдокимович, вы бывали в Москве?

- Вы меня Сашей зовите, - сказал Грубин. - А то неудобно.

- Очень мило, мне нравится этот современный стиль. А знаете, несмотря
на то, что мы с Александром Сергеевичем Пушкиным, поэтом, были очень
близки, он всегда обращался ко мне по имени-отчеству. Интересно, правда? И
вас тоже Сашей зовут.

Грубин мысленно проклял себя за невоспитанность. Даже не так
поразился знакомству Милицы Федоровны, ибо знакомство было давним, и
ничего удивительного при ее возрасте и красоте в этом не было.

- Надо будет, Милица Федоровна, - сказал он официальным, несколько
обиженным голосом, - пойти к Елене Сергеевне. Посоветоваться.

- Правильно, Сашенька, - засмеялась серебряным голосом из-за ширмы
Милица. - А вы меня будете называть Милой? Мне так больше нравится. Ведь
мы живем в двадцатом веке.

- Конечно, - сказал Грубин. Он продолжал еще обижаться, и это было
приятно - обижаться на столь красивую женщину.

- Я только кое-что подгоню по себе. Ничего не годится, ну ровным
счетом ничего. Потом поедем.

- Чего уж ехать, - сказал Грубин. - Десять минут пешком.

- А вы, Сашенька, инженер?

- Почему вы так решили? У меня образования не хватает. Я в конторе
работаю.

Грубин говорил неправду, но эта неправда относилась к прошлому. Он
знал, что с сегодняшнего дня он уже не руководит точкой по сбору вторичною
сырья. Он скорее инженер, чем старьевщик. Прошлое было его личным делом.
Ведь Мила тоже была старухой-домохозяйкой. А это ушло.

Милица вышла из-за ширмы, неся на руках платье. Она разложила его на
столе, оттеснив Грубина на самый край, достала ножницы и задумалась. Потом
сказала:

- От моды я отстала. Придется будить Шурочку.

- Да, Шурочка, - вспомнил Грубин. - Она за вас обрадуется.

Грубин остановился за дверью Родионовых, позади Милицы. Та позвонила.

- Они рано встают. Я знаю, - сказала Милица.

- Вам кого? - спросила, открыв, женщина средних лет, чертами лица и
голосом весьма схожая с Шурочкой, из тех женщин, что сохраняют стать и
крепость тела на долгие годы и умеют рожать таких же крепких детей. Более
того, отлично умеют с ними обращаться, не создавая лишнею шума, волнений и
не опасаясь сквозняков.

За ней стояли двое парнишек, также схожих с Шурочкой чертами лица.

- Вы к Шурочке? - спросила женщина. - Из магазина?

- Здравствуйте, - сказала весело Милица. - Вы меня не узнаете?

- Может, видела, - согласилась Шурочкина мать. - Заходите, чего в
коридоре стоять. Шурка вчера под утро прибежала. Я на нее сердитая.

- Спасибо. Мы на минутку, - сказала Милица. Ей было радостно, что ее
не узнали.

- Ваша дочь здорова? - спросил из полутьмы коридора Грубин.

- А что с ней станется? Шура! К тебе пришли!

Женщина уплыла по коридору, и за ней, как утята, зашлепали Шурочкины
братья.

- Она меня не узнала! - сказала торжественно Милица Федоровна. - А я
только позавчера у нее соль занимала.

Шурочка, заспанная, сердитая после домашнего выговора, выглянула в
коридор, приняла при плохом освещении Милицу за одну из подруг и спросила:

- Ты чего ни свет ни заря? Я еще не проснулась.

- Не узнала, - сказала Милица. - И мама твоя не узнала. А его
узнаешь? Пойдите сюда, Сашенька.

Грубин неловко ухмыльнулся и переступил раза два длинными ногами.

- Мамочки мои родные! - ахнула Шурочка. - Товарищ Грубин! Неужели в
самом деле подействовало?

- Как видите, - сказал Грубин и повернулся, медленно и нескладно, как
у портного.

- А как остальные?

Шурочка говорила с Грубиным, а на Милицу даже не смотрела.

- Остальные? - Грубин хихикнул и подмигнул Милице. - Про всех не
скажу, а вот одна твоя знакомая рядом стоит.

- Какая знакомая?

Шурочка наморщила лоб, поправила челку, приглядывалась пристально к
Милице. Но все равно угадать не смогла.

- То ли меня разыгрываете, то ли я совсем дурой стала, - сказала она.

- Я твоя соседка, Бакшт, - прошептала Милица. - И ты мне нужна. Как
сверстница.

- Ой, мамочки! - сказала Шурочка. - Этого быть не может, я сейчас
умру, если вы меня не разыгрываете.

- Полно, душечка, - сказала Милица. - У меня на стенке висят
акварели. Я там очень похожа. Пошли, время не ждет. Надо уходить, а я без
платья. Не в салопе же мне ходить по улицам. Мне придется сообразить
что-нибудь из обносков.

- Чудеса, да и только, - говорила Шурочка. - Пойдемте на свет.

Тут она от волнения совсем перестала выговаривать знаки препинания.

- Мы сейчас у меня какое-нибудь платье возьмем, - сказала она, входя
в комнату с Бакшт и подводя ее к окну, чтобы разглядеть получше. - Конечно
это вы и я отсюда вижу что на акварели это тоже вы но с товарищем Грубиным
меньше изменений теперь наука сделает громадный шаг вперед и стариков
вообще не будет а с платьем мы что-нибудь придумаем мое возьмете вы тут
подождите а я утащу одно наверно подойдет чего возиться только чтобы мама
не увидела...

И Шурочка испарилась, исчезла, только слова ее еще витали несколько
секунд в комнате.

- Ну вот, - сказала Милица. - Разве она не прелесть?

- Вы обе прелесть, - сказал Грубин, смутился и подошел к окну.

Он вдруг вспомнил, что Мила как-никак персидская княжна и была
знакома с Александром Сергеевичем Пушкиным.

Савич сидел за столом, слушая, как щебечет Ванда.

Он уже все осознал и готов был себя убить. И Ванду, разумеется, тоже.

Не прожив и часа молодым, он уже изменил Елене вновь. И снова с
Вандой. Как же это могло случиться? Он же специально пил зелье для того,
чтобы жизнь пошла по иному пути.

- Никитушка, - Ванда подкралась сзади и поцеловала его в затылок, - я
так соскучилась по твоим кудрям, лет тридцать их не видала. Тебе кофе со
сливками?

- Все равно, - сказал Савич.

- Сейчас гренки будут готовы. Ах ты мой донжуанчик! А я просыпаюсь -
в кровати насильник. С ума можно сойти. А никому не расскажешь. Вот бы