Стендаль. Миша Стендаль. Я кончал истфак.
Простой получается.
посмотреть, куда землю сыпать. Да и физическая сила может пригодиться.
никогда не везет.
Ухнул и пропал.
голос.
упершись пухлыми ладошками в асфальт, и голос его прозвучал глухо,
отраженный невидимыми стенами провала.
близостью тайны. В людях зашевелились древние инстинкты кладоискателей,
которые дремлют в каждом человеке и только в редких деятельных натурах
неожиданно просыпаются и влекут к приключениям и дальним странствиям.
кляксой. Она наблюдала за событиями из окна второго этажа. Пододвинула
качалку к самому подоконнику и положила на подоконник розовую атласную
подушечку, чтобы локтям было мягче. Подушечка уместилась между двумя
большими цветочными горшками, украшенными бумажными фестончиками.
тяжело вспрыгнула на подоконник. Она тоже смотрела на улицу в щель между
горшками.
когда улица не была мощеной и звалась Елизаветинской. Тогда напротив дома
Бакштов, рядом с лабазом Титовых, стоял богатый дом отца Серафима с
резными наличниками и дубовыми колоннами, покрашенными под мрамор. Дом
отца серафима сгорел в шестидесятом, за год до освобождения крестьян, и
отец Серафим, не согласившись в душе с суровостью провидения, горько
запил.
Бакштов с визитом, ибо обучался со вторым супругом Милицы Федоровны в
пажеском корпусе. Хозяйка велела в тот вечер не жалеть свечей, и его
высокопревосходительство, презрев условности, весь вечер провел у ее ног,
шевеля бакенбардами, а господин Бакшт был польщен и вскоре стал
предводителем уездного дворянского собрания.
Она отказывалась удерживать события последних лет и услужливо подсовывала
образы давно усопших родственников и приятелей мужа и даже куда более
давние сцены: петербургские, окутанные дымкой романтических увлечений.
ходила компаньонка из монашек. С тех лет ей почему-то врезалось в память
какое-то шествие. Перед шествием молодые люди несли черный гроб с белой
надписью "Керзон". Кто такой Керзон, Милица Федоровна так и не сподобилась
узнать.
сдал, ходил с клюкой, и борода его поседела. Задерживаться в городе он не
смог и вынужден был покинуть гостеприимный дом вдовы Бакшт, не исполнив
своих планов.
привычных мыслей. Она даже запамятовала, что ровно в три к ней должны были
прийти пионеры. Им Милица Федоровна обещала рассказать о прошлом родного
города. Задумала этот визит настойчивая соседка ее, Шурочка, девица
интеллигентная, однако носящая короткие юбки. Милица Федоровна обещала
показать пионерам альбом, в который ее знакомые еще до революции
записывали мысли и стихотворения.
На зрение госпожа Бакшт не жаловалась: грех жаловаться в таком возрасте.
Нечто необъяснимое волновало ее. Ей привиделся Любезный друг, грозивший
костлявым пальцем и повторявший: "Как на духу, Милица!"
известная ей Елена Сергеевна Кастельская, худая дама, работавшая в музее и
приходившая лет десять-пятнадцать назад к Бакшт в поисках старых
документов. Но Милице Федоровне не понравилась сухость и некоторая
резкость музейной дамы, и той пришлось уйти ни с чем. При этом
воспоминании Милица Федоровна дозволила улыбке чуть тронуть уголки ее
сухих, поджатых губ. Раньше губы были другими - и цветом, и полнотой. Но
улыбка, та же улыбка, когда-то сводила с ума кавалергардов.
и отъехала на кресле в угол, в уютную темную полутьму у печки.
Федоровна, но так и не вспомнила, кто же придет в три часа, а вместо этого
опять увидела Любезного друга, который был разгневан и суров. Взор его
пронзал трепетную душу Милицы Федоровны и наэлектризовывал душный,
застойный воздух в гостиной - единственной комнате, оставленной после
революции госпоже Бакшт.
почти не проветрилось. Вековая прохлада наполняла его, как старое вино.
Миша Стендаль оперся на протянутую из тьмы квадратную ладонь
экскаваторщика, прижал к груди фотоаппарат и сиганул туда, в
неизвестность.
глохло у невидимых стен.
превышающий размером человеческую голову. Из предмета донесся голос:
поставила на место старуха Кастельская из музея. Предмет был соломенной
шляпой, скрывавшей лицо Удалова.
Миши.
Голоса были далеки и невнятны.
экскаваторщика. Спина была жесткая. Глаза начали привыкать к темноте. В
той стороне, куда двигался Грубин, она была гуще.
уперлись во что-то - испугались, отдернулись, сжались в кулак.
темноте.
Комната получалась длинная, потолок к углу провалился. Дальняя стена, у
которой стоял Грубин и шарил лучом, была кирпичной. Кирпичи осели, пошли
трещинами. Посреди стены - низенькая, перетянутая, как старый сундук,
железными ржавыми полосами дверь.
тяни не тяни - не поддается.
нет открытого листа. Надо хотя бы сфотографировать.
гробница Тутанхамона. Там тоже была дверь и исследователи перед ней. И
момент, вошедший в историю.
конец нашему путешествию.
посмотрим. Все равно Удалов своего добьется. Засыплет, и поминай как звали
- у него план.
студент-практикант, человек без пользы делу.