Чтение 32–й страницы книги ~Марсианское зелье~

сняла с нее кольцо и старалась вскрыть сейф. С Риммы станется. Хотя за что
Римму винить? Она же Вандины интересы охраняет.

Ванда Казимировна стояла в кустах, где недавно Удалов напал на своего
сына Максимку, и горько рыдала. Много лет так не рыдала.

- Господи, - повторяла она. - Зачем мне эта молодость? В свой кабинет
зайти нельзя! Подчиненные не узнают...

Она еще долго стояла там, тщетно придумывая, как ей перехитрить
Римму. Но ничего не придумала. И пошла дворами и переулками к Елене,
потому что вспомнила - Савич оставлен там без присмотра.

Солнце клонилось к закату, тени стали длиннее, под кустом сирени
собрались, как всегда, любители поиграть в домино.

Во двор вошел мальчик с книжкой "Серебряные коньки" в руке. Мальчик
был печален и даже испуган. Он нерешительно остановился посреди двора и
стал глядеть наверх, где были окна квартиры Удаловых.

В этот самый момент кто-то из играющих в домино спросил громко:

- Как там, Ксения? Не нашелся еще твой?

Из открытого окна на втором этаже женский голос произнес сурово и
холодно:

- Пусть только попробует явиться! За все ответит. Его ко мне с
милицией приведут. Лейтенант такой симпатичный, лично обещал.

- Ксения! Ксюша! - позвал Удалов, остановившись посреди двора.

Доминошники прервали стук. Из окна напротив женский голос помог
Удалову:

- Ксения, тебя мальчонка спрашивает. Может, новости какие?

- Ксения! - рявкнул один из игроков. - Выгляни в окошко.

- Ксюша, - мягко сказал Удалов, увидев в окне родное лицо. - Я
вернулся.

- Что тебе? - спросила Ксения взволнованно.

- Я вернулся, Ксения, - повторил Удалов. - Я к тебе совсем вернулся.
Ты меня пустишь?

Доминошники засмеялись.

- Ты от Корнелия? - спросила Ксения.

- Я от Корнелия, - сказал мальчик. - Я и есть Корнелий. Ты меня не
узнаешь?

- Он! - закричал другой мальчишеский голос. Это высунувшийся в окошко
Максимка, сын Удалова, узнал утреннего грабителя. - Он меня раздел! Мама,
зови милицию!

- Хулиганье! - сказала Ксения. - Сейчас я спущусь.

- Я не виноват, - сказал Корнелий и не смог удержать слез. - Меня
помимо моей воли... Я свидетелей приведу...

- Смотри-ка, как на Максимку твоего похож, - сказал один из
доминошников. - Как две капли воды.

- И правда, - сказала женщина с того конца двора.

- Я же муж твой, Корнелий! - плакал мальчик. - Я только в таком виде
не по своей воле...

Корнелий двинулся было к дому, чтобы подняться по лестнице и принять
наказание у своих дверей, но непочтительные возгласы сзади, смех из
раскрытых окон - все это заставило задержаться. Мальчик взмолился:

- Вы не смейтесь... У меня драма. У меня сын старше меня самого. Это
ничего, что я внешне изменился. Я с тобой, Ложкин, позавчера "козла"
забивал. Ты еще три рыбы подряд сделал. Так ведь?

- Сделал, - сказал сосед. - А ты откуда знаешь?

- Как же мне не знать? - сказал Удалов. - Я же с тобой в паре играл.
Против Васи и Каца. Его нет сегодня. Это все медицина... Надо мной опыт
произвели, с моего, правда, согласия, и может, даже очень нужный для
науки, а у меня семья...

Ксения тем временем спустилась во двор. В руке она держала плетеную
выбивалку для белья. Максимка шел сзади с сачком.

- А ну-ка, - сказала она, - подойди поближе.

Корнелий опустил голову, приподнял повыше узкие плечики. Подошел.
Ксения схватила мальчишку за ворот рубашки, быстрым, привычным движением
расстегнула лямки, спустила штанишки и, приподняв ребенка в воздух, звучно
шлепнула его выбивалкой.

- Ой! - сказал Корнелий.

- Погодила бы, - сказал Ложкин. - Может, и в самом деле наука!

- Он самый! - радовался Максимка. - Так его!..

Неожиданно рука Ксении, занесенная для следующего удара, замерла на
полпути. Изумление ее было столь очевидно, что двор замер. На спине
мальчика находилась большая, в форме человеческого сердца, коричневая
родинка.

- Что это? - спросила Ксения тихо.

Корнелий попытался в висячем положении повернуть голову таким
образом, чтобы увидеть собственную спину.

- Люди добрые, - сказала Ксения, - клянусь здоровьем моих деточек, у
Корнелия на этом самом месте эта самая родинка находилась.

- Я и говорю, - раздался в мертвой тишине голос Ложкина, - прежде чем
бить, надо проверить.

- Ксения, присмотрись, - сказала женщина с другой стороны двора. -
Человек переживает. Он ведь у тебя невезучий.

Корнелий, переживавший и позор и боль, обмяк на руках у Ксении,
заплакал горько и безутешно. Ксения подхватила его другой рукой, прижала к
груди - почувствовала родное - и быстро пошла к дому.

Савич истомился. Он то выходил во двор, к Грубину, который возился с
автомобилем, то возвращался в дом, где было много шумных людей, все
разговаривали, и никому не было дела до Савича. Он вдруг понял, что
двигается по дому и двору не случайно - старается оказаться там, где Елена
может уединиться с Алмазом. Ее очевидная расположенность к Битому, и его
откровенные ухаживания все более наполняли Савича справедливым
негодованием. Он видел, что Елена, ради которой он пошел на такую жертву,
в самом деле не обращает на него никакого внимания, а старается общаться с
бывшим стариком. И это когда он, Савич, почти готов ради нее разрушить
свою семью.

Поэтому, когда Савич в своем круговращении в очередной раз подошел к
комнате, где Елена собиралась в дорогу, он застал там Алмаза, обогнавшего
его на две минуты. И, остановившись за приоткрытой дверью, услышал, как
Алмаз говорит:

- Хочу сообщить тебе, Елена Сергеевна, важную новость. Не помешаю?

- Нет, - сказала Елена. - Я же не спешу.

- Триста лет я прожил на свете, - сказал бывший старик, - и все
триста лет искал одну женщину, ту самую, которую полюблю с первого взгляда
и навсегда.

- И нашли Милицу, - сказала Елена. И хоть Савич не видел ее, он
уловил в голосе след улыбки.

- Милица - моя старая приятельница, - сказал Алмаз. - Она не в счет.
Я о тебе говорю.

- Вы меня знаете несколько часов.

- Больше. Я уже вчера вечером все понял. Помнишь, как уговаривал тебя
выпить зелья. Если бы дальше отказывалась, силком бы влил.

- Вы хотите сказать, что в пожилой женщине...

- Это и хотел сказать. И второе. Я тебя в Сибирь увезу. Если хочешь,
и Ванечку возьмем.

- А что я там буду делать?

- Что хочешь. Детей учить. В музей пойдешь, в клуб - мало ли работы
для молодой культурной девицы?

- Это шутка? - вдруг голос Елены дрогнул. Савич весь подобрался, как
тигр перед прыжком.

- Это правда, Елена, - сказал Алмаз.

В комнате произошло какое-то движение, шорох...

И Савич влетел в комнату.

Он увидел, что Елена стоит, прижавшись к Алмазу, почти пропав в его
громадных руках. И даже не вырывается.

- Прекратите! - закричал Савич. И голос его сорвался. Он закашлялся.

Елена сняла с плеч руки Алмаза, тот обернулся удивленно.

- Никита, - сказала Елена. - Что с тобой?

- Ты изменила! - сказал Никита. - Ты изменила нашим словам и клятвам.
Тебе нет прощения.

- Клятвам сорокалетней давности? От которых ты сам отказался?

- Я ради тебя пошел на все! Буквально на все! Я не позволю этому
случиться. Приезжает неизвестный авантюрист и тут же толкает тебя к
сожительству.

- Ну зачем ты так, аптека, - сказал Алмаз. - Я замуж зову, а не к
сожительству.

- Будьте вы прокляты! - с этим криком Савич выбежал из комнаты и
кинулся на двор.

Он должен был что-то немедленно сделать. Убить этого негодяя,
взорвать дом, может, даже покончить с собой. Весь стыд, вся растерянность
прошедших часов слились в этой вспышке гнева.

- Ты что, Никита? - спросил Грубин, разводивший в машине пары. -
Какая муха тебя укусила?

- Они! - Савич наконец-то отыскал человека, который его выслушает. -