она могла пройти километров двадцать.
Марьяшка сама найдет козу. Ты же ее убьешь.
сейчас уходить. Томас болен, а за Олегом надо следить.
головой и, не оборачиваясь, быстро и легко пошел по следам козы вниз,
откуда они пришли вчера.
ее убьет.
становился все более зыбким и ненадежным, все еще сохранял способность
думать. Он сказал:
быстро. Мы будем там послезавтра. Мы дотянем и без мяса. Ведь дотянем?
А за перевалом пища. Дик, я обещаю!
разносились над снежным склоном, но шага не замедлил.
Но но надо убивать. В этом нет смысла... Что-то меня жжет. Как
жарко... Почему так болит печень? Это нечестно. Мы уже рядом.
Ди-и-ик! - Марьяна обернулась к Олегу и Томасу: - Ну что делать, ну
скажите, вы же умные, вы же все знаете! Ну как его остановить?
не авторитет.
успею до припадка, может, я успею?
вернулась, посмотрела на Томаса, на Олега:
склону, туда, где уже исчез Дик.
бываете толстый и потом совсем тонкий, как спичка.
яд действует на зрение. Я помню, меня раза три она кусала. Но не
бойся, побочных эффектов практически не бывает. Не бойся.
сейчас это я, а скоро меня не будет.
поверхности воды, потому что ноги были спутаны водорослями и надо их
освободить, надо вырвать их, а то утонешь.
у стены и упал на снег. Глаза его были закрыты, губы шевелились, лицо
потемнело от напряжения, от желания разорвать путы. Томас хотел помочь
Олегу, накрыть его или хотя бы положить голову себе на колени. Это
полезно делать в таких случаях - держать голову. Томас постарался
подняться, но ноги отказывались его держать. Олег выгнул спину и
буквально взлетел в воздух, оттолкнулся кулаками от земли и покатился
вниз по откосу. Он перевернулся несколько раз, ударился о торчащую из
снега глыбу и замер. Его куртка разорвалась, снег не таял на голой
груди.
Чертова коза, чертов Дик с его комплексом сильной личности. А ведь Дик
уверен, что прав, и уверен, что им владеет лишь забота обо всех. И с
его дикарской точки зрения, он прав, с его дикарским неумением
посмотреть в будущее... Не слишком ли скоро человек коллективный, гомо
цивилизованный, становится дикарем? Может, мы ошиблись, позволяя детям
вырасти в волчат, чтобы им легче было выжить в лесу? Но у нас не было
выбора. За шестнадцать лет мы, взрослые, так и не смогли дойти до
перевала. И надежда на это не возникла бы, если бы не выросли Дик и
Олег. Сколько у меня сейчас? Наверное, за сорок. Очень больно дышать -
двусторонняя пневмония, для такого диагноза не надо быть врачом. Если
я не доберусь до корабля, моя песенка спета. Никакое мясо козы мне не
поможет. И идти надо самому - ребятам не дотащить меня до перевала...
Что же Олежка? Блоха - это крайняя степень невезения, словно рок,
притаившийся в скалах, не хочет отпускать нас к человечеству, словно
лес хочет превратить нас в своих детей, в шакалов на двух ногах, он
согласен терпеть наш поселок, но только как свое собственное
продолжение, а не как отрицание. Там, за глыбой, темнеет обрыв, вроде
бы невысокий обрыв, но если Олег сейчас упадет вниз, он разобьется.
Где веревка, где вторая веревка, надо примотать его к тому камню...
снег - почему-то снег умудряется проникать всюду и очень жжет грудь.
Когда кашляешь, то тихонько, чтобы не разорвать легкие, а кашель
накапливается и рвется из груди, и его ничем но удержишь.
невероятно тяжелой, свинцовой, веревка разматывалась и волочилась как
змея. Олег забился по-птичьи, стараясь разорвать путы, затылок его
колотился о камень, и Томасу физически передавалась боль, владевшая
Олегом, владевшая им в кошмаре, но тем не менее реальная,
трансформировавшаяся в видение. Олегу в этот момент казалось, что на
него упала крыша дома. До Олега оставалось метров десять, но больше.
Томас понимал, что тот его но слышит, но твердил:
не возвращаются ли Марьяна с Диком.
тогда будет поздно...
сознание, все силы ушли на то, чтобы доползти. Тело, движимое только
этим отчаянным желанием, отказалось более подчиняться, как бы выполнив
все, на что было способно.
может, невнятный шепот Олега и его хриплое дыхание. Томасу больше
всего на свете хотелось закрыть глаза, потому что вот так лежать,
ничего но делать, ни о чем не думать - это и было теплой, уютной
сказкой, исполнением желаний.
веревок, отталкивался связанными ногами от глыбы. Томас подтянул к
себе веревку, стараясь сообразить, как ему примотать Олега надежнее к
скале, и никак не мог понять, как это делается, а потом оказалось, что
его рука пуста - веревку он выпустил, ее конец остался в нескольких
метрах сзади и вернуться к нему не было сил. Томас подтянулся, чтобы
уцепиться за ноги Олега, но тот дернулся и отбросил Томаса, тело
которого не почувствовало боли.
связанный, куда сильнее его, и потому Томас возобновил свое медленное
путешествие к обрыву, чтобы оказаться между ним и Олегом, превратиться
в барьер, в препятствие, в неподвижную колоду. Томасу казалось, что он
ползет несколько часов, и он умолял, уговаривал Олега потерпеть,
полежать спокойно, и все же, когда ему удалось наконец доползти до
узкой полки, отделявшей Олега от обрыва, Олег сполз уже так низко, что
Томасу пришлось протискиваться между телом Олега и острыми камнями на
краю.
безопасности, если бы сам он мог удержаться на зыбком краю сознания.
отсутствовала несколько минут, на самом деле ее не было больше часа.
Она бежала прямо к палатке и потому не сразу поняла, что произошло.
Она увидела только, что лагерь пуст, и сначала даже откинула край
палатки, решив, что Томас с Олегом прячутся там от снега, хотя палатка
лежала плоско на земле и спрятаться под ней никто бы не мог.
уходил вниз к скале, след такой, будто кто-то тащил по снегу тяжелый
груз, и ей сразу почудилась страшная картина: животное, которому
принадлежали круглые, как от бочки, следы, тащит обоих мужчин, и
виновата в этом только она, потому что побежала спасать козу и забыла
о людях, о больных людях в снежной пустыне, чего делать нельзя. И все
получилось ужасно и глупо, потому что она не догнала Дика и не нашла
козу, а оставшись одна среди скал, испугалась, что не найдет пути к
лагерю, испугалась за Томаса с Олегом, которые беспомощны, побежала
обратно - и вот опоздала.
Акунин Борис
Василенко Иван
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Круз Андрей