вверх. Дик окопал снег вокруг, чтобы вытащить куртку, а Олегом вдруг
овладело болезненное нетерпение.
понимаешь, мы правильно идем!
Марьяна надевать ее не стала, сказала, что куртка мокрая и холодная.
Но главное было то, что куртка чужая и ее кто-то носил. И если снял и
бросил, то, значит, погиб. Всем известно, что с перевала вышло
семьдесят шесть человек, а до леса дошло чуть больше тридцати.
что перевал будет вот-вот, - сейчас обойдем этот язык ледника, и будет
перевал, сейчас минуем осыпь, и будет перевал... И под(r)ем становится
все круче, а воздуха все меньше.
клубок, закутавшись всеми одеялами и накрывшись палаткой. Все равно не
заснешь от холода, они только проваливались в забытье и снова
просыпались, чтобы поменяться местами. От Марьяны, которая лежала в
середине, почти не было тепла - она стала какой-то бестелесной и
острой - птичьи кости. Они поднялись с рассветом, над ними было синее
звездное небо, но они не смотрели на небо.
сквозь них светило солнце, холодное, яркое, которого они тоже никогда
не видели, но они не смотрели и на солнце. Они брели, обходя трещины
во льду, осыпи и карнизы. Дик упрямо шагал впереди, выбирая дорогу,
падая и срываясь чаще других, но ни разу не уступив первенства. И он
первым вышел на перевал, не сообразив, что это и есть перевал, потому
что склон, по которому они карабкались, незаметно для глаз выровнялся
и превратился в плоскогорье, и потом они увидели впереди зубцы
хребтов. Хребет за хребтом, цепи снежных гор, сверкающие под солнцем,
а еще через час внизу открылась котловина, посреди которой, громадный
даже отсюда, с километровой высоты, лежал круглый диск темного
металлического цвета. Он накренился и вдавился в снег точно посреди
котловины. До этой котловины капитан смог дотянуть корабль, когда
после взрыва в двигательном отсеке отказали приборы. Он посадил
корабль здесь в метель, ночь и туман здешней злой зимы.
плечах, мешки из звериных шкур за спинами, оборванные, обожженные
морозом и снегом, черные от голода и усталости, три микроскопические
фигурки в громадном, пустом безмолвном мире, и смотрели на мертвый
корабль, который шестнадцать лет назад рухнул на эту планету. И
никогда уже не поднимется вновь.
камни, стараясь не бежать по неверным осыпям, все скорее, хотя ноги
отказывались слушаться.
еще не было на свете. И они не помнили, как опустился здесь, в горах,
исследовательский корабль "Полюс". Их первые воспоминания были связаны
с поселком, с лесом; повадки шустрых рыжих грибов и хищных лиан они
узнали раньше, чем услышали от старших о том, что есть звезды и другой
мир. И лес был куда понятнее, чем рассказы о ракетах или домах, в
которых может жить по тысяче человек. Законы леса, законы поселка,
возникшие от необходимости сохранить кучку людей, не приспособленных к
этой жизни, старались вытолкнуть из памяти Землю и вместо памяти
возродить лишь абстрактную надежду на то, что когда-то их найдут и все
это кончится. Но сколько надо терпеть и ждать? Десять лет? Десять лет
уже прошло. Сто лет? Сто лет значит, что найдут не тебя, а твоего
правнука, если у тебя будет правнук и если он, да и весь поселок
смогут просуществовать столько лет. Надежда, жившая в старших, для
второго поколения не существовала - она бы только мешала жить в лесу,
но не передать им надежду было невозможно, потому что даже смерть
человеку не так страшна, если он знает о продолжении своего рода.
Смерть становится окончательной в тот момент, когда с ней пропадаешь
не только ты, но и все, что привязывало тебя к жизни.
воспитать в детях ощущение принадлежности к Земле, мысль о том, что
рано или поздно отторженность прервется. А на более реальной ступени
связи с миром оставался корабль за перевалом. Он существовал, его
можно было достичь если не в этот тысячедневный бесконечный холодный
год, то в следующий, когда дети подрастут и смогут дойти до перевала.
веществен и громаден, но оставался легендой, чашей Грааля, и никто из
них не удивился бы, если бы при прикосновении он рассыпался в прах.
Они возвращались к дому своих отцов, который пугал тем, что перешел в
эту холодную котловину из снов и легенд, рассказанных при тусклом
светильнике в хижине, когда за щелью окна, затянутого рыбьей кожей,
рычит снежная метель.
смысл и привязав картины, рожденные воображением и потому неточные, к
реальности этого гиганта. Подобного противоречия старшие не понимали -
ведь для них за повестью о том, как грянула катастрофа, как пришел
холод и тьма, за рассказом о пустых коридорах, в которых постепенно
гаснет свет и куда прорываются снаружи сухие снежинки, - за всем этим
скрывались зримые образы коридоров и ламп, молчание вспомогательных
двигателей и щелканье счетчиков радиации. Для слушателей - Олега и его
сверстников - в рассказе понятны были лишь снежинки, а коридоры
ассоциировались с чащей леса или темной пещерой - ведь воображение
питается лишь тем, что видено и слышано.
раненых, хватали в спешке те вещи, которые должны понадобиться на
первое время, в тот момент никто еще не думал, что им придется жить
всегда и умереть в этом холодном мире, - гигантские масштабы и
невероятная мощь космической цивилизации даже здесь вселяли ложную
уверенность, что все случившееся, как бы трагично ни было, лишь
временный срыв, случайность, которая будет исправлена, как
исправляются случайности всегда.
лестницу, по которой спускались на снег, отнесли в сторону, под
нависшую скалу. Это место было отмечено на карте, но искать лестницу
не пришлось - снег подтаял, и она лежала неподвижно, голубая краска
кое-где облезла, а когда Дик поднял лестницу, то отпечаток ее остался
голубым рисунком на снегу.
головы, разглядывали округлое брюхо корабля. Корабль казался
совершенно целым, хоть сейчас лети дальше. И Олег даже представил
себе, как он отрывается от котловины, поднимается все быстрее к синему
небу и становится черным кружочком, точкой в синеве...
можно скорее заглянуть внутрь чудовища смешивалось со страхом навсегда
исчезнуть в замкнутой сфере корабля.
Олегу: "Аварийный люк не заперт, понимаешь, мы его только прикрыли. Ты
поднимаешься к нему по лесенке и первым делом замеряешь уровень
радиации. Ее быть не должно, шестнадцать лет прошло, но обязательно
замерь. Тогда радиация была одной из причин, почему нам пришлось так
спешно уходить, мороз и радиация. Сорок градусов мороза, системы
отопления не функционируют, и радиационный фон - оставаться было
нельзя".
многие вещи вытащили из корабля, но их пришлось оставить.
сам поднялся по ней, сунул в щель нож Томаса, нажал, нож сломался.
толкаем, как дома? А если дверь в корабле открывалась иначе?
обшивку. А что, если попробовать толкнуть ее вбок? Так не бывает, но
если корабль летит, лучше, чтобы дверь сама случайно не открывалась.
Олег сказал Дику:
Шилова Юлия
Мороз Александра
Василенко Иван
Шилова Юлия
Аникина Наталья
Шилова Юлия