оказалась предательницей. Она испугалась матери и хотела отвлечь ее.
предательница, я тебя очень люблю, и мне не стыдно, что я тебя так
люблю, и я лучше умру, чем пущу тебя в лес.
вытащила из-под стола мешок.
- Мать накачивала себя, вызывала гнев.
в чем дело, и сказал:
тебя ничего не выйдет, мы с Сергеевым договорились сегодня дежурить у
изгороди, а тебя от дежурства освободить. Так что мы бы все равно
заметили. Эх, глупость человеческая...
принести на руках Марьяну или приволочь на спине Дика.
сидел на бревне, на пустоши, ему не хотелось возвращаться, и он всей
шкурой ощущал, как за ним следят - следят из хижин. И Лиз, и мать, и
Старый, и Сергеев. И никто ему не верит.
домой. И предательское воображение начало строить картины того, как
Марьяна с Диком сидят в гостях у экспедиции и смеются и едят всякие
вкусные вещи... Это была не его мысль, ее придумала Лиз, но мысль
оказалась очень удобной, и было трудно ей не поддаться.
травой, которой она намазала ладони.
Это было сладко, но когда он заснул, ему снилось, что он обнимается с
Лиз, и он ничего не мог поделать с собой во сне, хотя понимал, как это
неправильно.
была утомительная, занудная работа, к тому же Казик и сменявший его
Дик были голодны.
обломка сука, который торчал из ствола. Обломок был крепкий. Казик
обрезал канавкой кору вокруг так, что можно было закрепить за обломок
веревку.
метров вниз. Дик мог бы спуститься, как и Казик, по ступенькам, но
Марьяну нужно было страховать веревкой, она была слабее их. Марьяна
говорила, чтобы они оставили ее на дереве и спускались без нее, а она
дождется, пока они сходят за помощью, но Дик отказался так сделать. Он
сказал, что может получиться, что никакой экспедиции нет или что она
улетит. Тогда придется возвращаться домой - а это значит, что Марьяне
придется жить одной на дереве, может быть, десять дней, может, две
недели. А за это время, как сказал он, Марьяна превратится в скелетик.
Он был прав, Марьяна с ним больше и не спорила. Когда она уговаривала
ребят оставить ее, она боялась, что они поддадутся на ее горячие
уговоры и оставят одну - а она бы умерла от страха и одиночества.
змею. Получилась еще одна станция - место, где можно укрепить веревку.
А требовалось еще три или четыре таких станции до земли: она была
очень далеко.
оттуда еще одну веревку. Заодно ему удалось убить древесного зайца, и
они более или менее сытно поели, а так как намаялись от голода, то
проспали часов десять. Прошла уже вечность с тех пор, как они покинули
поселок, а цель их пути была почти так же далека, как и в первый
день.
видно. Казик, прежде чем спуститься вниз, к своей работе, поточил нож,
который уменьшился вдвое - так сточился, потом Марьяна помазала ему
руки остатками мази - пальцы у Казика кровоточили и распухли, хорошо
еще, что прошел укус. Казик пошел на свой наблюдательный пункт
смотреть в сторону, где должен был быть лагерь экспедиции. Он сидел
там полчаса, но его никто не торопил, все и так понимали, что мальчик
трудится больше остальных. Он смотрел, пока не увидел, как поднимается
блестящий шарик - это Павлыш летел на вездеходе на тот берег озера.
Теперь они не сомневались, что знают, куда идти.
проложить дорогу метров на пятьдесят. Работы осталось еще дня на два.
наблюдательный пункт и ждала, когда что-нибудь поднимется над берегом
озера. Она видела, как Павлыш с Клавдией полетели на тот берег озера -
к золотой горе. Это было первое путешествие Клавдии по планете. Она
была напряжена и оживилась только, когда увидела самородки, вымытые
ручьем у горы, и толстые, как сверкающие канаты, золотые и кварцевые
жилы. Павлыш тоже был поражен этим зрелищем. Ему захотелось выковать
для Салли золотой браслет, только у него не было инструментов. Когда
они вернулись, Клавдия заставила его дважды пройти дезинфекцию -
Павлыш ворчал, его утешали только ветвистые самородки, которые он
разложил вокруг и любовался ими. Полет в горы снова пришлось отложить,
а может быть, Павлыш подсознательно находил дела, чтобы отложить его.
Полет в горы был праздником, елкой, вокруг которой можно будет
плясать. Но ведь после него снова наступят будни. К тому же он никак
не мог остаться наедине с Салли. Клавдия не выпускала их из поля
зрения. Салли к этой ситуации относилась с юмором, к тому же она
любила Клавдию и не хотела расстраивать ее.
на славу, соорудили такой праздничный стол с пирогом и свечами, что
Павлыш был растроган.
пятидесяти метрах от земли стволы расходились пирамидой, отсюда уже
можно было спуститься без веревки.
счастьем - иди куда хочешь. Земля мягкая, можно по ней кататься,
бегать - и никуда не упадешь. Казик побежал вокруг ствола, чтобы
поискать мешок с пищей, сброшенный неделю назад при крушении шара, но
не нашел - то ли его кто-то утащил, то ли он потерялся в подлеске.
Казик так отвык жить в лесу, что чуть было не попал в когти к шакалу,
еле от него убежал. Убегать от шакалов Казик не любил, но что
поделаешь, если от ножа остался лишь жалкий огрызок, таким даже шкуру
шакалу не пропорешь. Казику удалось набрать грибов, и он принес их
наверх, на развилку.
держась за веревку и упираясь ногами в неглубокие ступеньки,
спустилась до обломка сука и там остановилась. Казик был уже ниже, на
следующей станции. Затем Дик отвязал веревку и спустился по ступенькам
к Марьяне. Отдохнув, Марьяна начала спускаться ниже, к Казику.
Путешествие было очень медленным; Марьяна уставала, а отдых над
пропастью мало помогал. С каждым метром ее руки слабели и ноги все
больше дрожали, она не признавалась в этом, но и так было ясно.
норовя смыть людей-муравьишек с громадного ствола, и некуда было от
них укрыться. Веревка сразу набухла, стала тяжелой, скользкой, ноги
хуже держались в ступеньках.
невмочь было стоять, распластавшись под стегающими струями, которые
грозили ее смыть, и она стала спускаться дальше. Она миновала
предпоследнюю станцию, оставалось еще метров тридцать - сорок, а там
уже ствол расширялся и спускаться стало спокойнее. Казик, пока
спускался на землю и снова поднимался, не успел приготовить веревку, и
Марьяна сползала без нее, нащупывая ногами ступеньки и прижимаясь
исцарапанным животом к скользкой неровной коре.
сорвется, хотя понимал, что, если так случится, ему ее не удержать. Но
все равно он держался поближе и подсказывал ей, куда ставить ногу.