Чтение 2–й страницы книги ~Последняя война~

информации. Разыщи сектор три-один-шесть-четыре-восемь-семь.
Запомнишь? Или повторить?

Через сорок три минуты "Сегежа" начала торможение. К этому времени
содержание телеграммы было знакомо всему экипажу.

Некоторые особо деликатные операции Эмилия Кареновна никому не
доверяла, тем более роботам. К их числу относилось мытье и вытирание
голубого сервиза. Как-то, еще в прошлом рейсе, она поручила достать
его из шкафа Гришке, кухонному роботу. Тот одну чашку тут же разбил.
Не хватало и еще одной чашки: ее уронил Зенонас Кудараускас - поставил
мимо стола.

Иногда, если накатывало плохое настроение и надо было успокоиться,
отвлечься, тетя Миля осторожно извлекала тонкие фарфоровые чашки из
гнезд в шкафу, обдавала их теплой водой и насухо протирала чистым
махровым полотенцем.

За полуоткрытой дверью трепетали голоса; приглушенный, доносился
грохот из трюмов. Тетя Миля перетирала голубые чашки.

- В первом же порту расчет, - говорила она, глядя в белую стену
буфетной. - В первом же порту.

Крупная слеза сорвалась с ее ресницы и гулко щелкнула по тонкому
фарфору. Тетя Миля подставила чашку под кран, смыла слезу.

В коридоре заверещали роботы, и Глеб Бауэр прикрикнул на них, чтобы
не портили обшивку.

Снежина заглянула в буфетную, хотела напиться, увидела, что тетя
Миля перетирает чашки, заподозрила неладное, взмахнула большими
красивыми руками:

- Что-то случилось? Кто вас обидел, Эмилия Кареновна?

- Никто, - сказала тетя Миля. - Никто не обидел. Чего тебе, Снежка?

Снежина поправила волосы, самые пышные и самые черные волосы в
Космическом флоте, и села на вертящийся табурет. Она была дотошна и
обстоятельна. Она любила ясность.

- Я не верю. Рассказывайте.

Тетя Миля прижала чашку к груди. Поняла, что рассказывать придется.
Да и хотелось.

- Я их ждала, - начала она. - Как ждала! Вся команда свидетель.
Торт сделала со словами "Добро пожаловать" по самой середине... В
холодильнике стоит. Каравай был, ты сама видела. Соль на верхушке. Ты
же знаешь, я перегрузок совершенно не выношу, а пока тормозили, из
камбуза не вылезала фактически, даже Гришку моего отключила. Все сама.
Правда, Кирочка Ткаченко немного помогала, она это любит. Потом вышла
к тамбуру, а как увидела - каравай Кирочке, а сама сюда. Плохо мне,
просто не могу. Такое впечатление, словно в детстве снились, в
кошмаре.

- А вы их разве на Земле не видали? - удивилась Снежина.

- Там у нас, на базе, другие были, двигатели монтировали. Милые
такие, с тремя ногами, аккуратные, глазастые. А этих я как увидела -
каравай Кирочке сунула и бежать. Даже стыдно, но ничего с собой
поделать не смогла. Ой, идет...

Тетя Миля непроизвольно зажмурилась. Вцепилась пальцами в край
стола - даже суставы побелели.

Снежина обернулась. Мимо открытой двери прошла хвостатая жаба. У
жабы были длинные тонкие руки. Она жестикулировала ими, об(r)ясняя
что-то семенившему рядом Малышу.

- Ты иди, - произнесла тетя Миля тихо, не открывая глаз. - Мне
самой стыдно, ты не думай. Только пирожок сверху возьми, из белой
кастрюли. С рисом и яйцами.

Снежина вздохнула, мотнула головой, рассыпав по плечам чудесные
волосы, открыла шкаф и взяла из белой кастрюли пирожок.

- Это очень крупные ученые, - сказала она.

- Я знаю, - согласилась тетя Миля. - Во мне животный атавизм
пробудился.

- Вы к ним обязательно привыкнете, - утешила ее Снежина. - Можно
еще один пирожок?

- Возьми. Только один. Скоро обед.

В буфетную заглянул Христо.

- Извините, - сказал он. - Снежина за схемой пошла, а я жду.
Извините. - У Христо печальные карие глаза и подвижные брови,
движущиеся в такт губам. - Извините, - повторил он еще раз.

- Мы пошли. - Снежина отломила практиканту половинку пирожка. - Все
будет хорошо.

В коридоре Снежина вспомнила, что хотела пить, но возвращаться не
стала.

В два тридцать громыхнул гонг. Загребин купил его в Рангуне, когда
был в отпуске. Такого гонга не было больше ни на одном корабле. С
боков его поддерживали хоботами слоны из тикового дерева. В гонг
любили бить роботы. Даже чаще, чем нужно.

Снежина подошла к зеркалу. Зеркало у нее в каюте было похоже на
грушу или на голову императора Франции Луи-Филиппа, каким его рисовал
Домье. Зеркало придумал какой-то умник из Института интерьеров.
Снежина предпочла бы самое обычное, круглое или четырехугольное.

Снежина поглядела в зеркало и понравилась себе. Она не была
самовлюбленной. Просто Снежина настолько красива, что даже сама это
признавала. Причесываясь, она вдруг улыбнулась. "А ведь и мы им не
нравимся, - подумала она. - И я тоже для них уродлива".

Вошла Кирочка Ткаченко. Кирочка ниже Снежины на две головы,
беленькая и почти прозрачная. На медкомиссии она тратит втрое больше
времени, чем любой космонавт. Врачи не могут поверить, что она
здорова, настолько здорова, чтобы работать третьим механиком на
"Сегеже".

- Идешь обедать, Снежка? - спросила она.

- Иду. Сейчас. Заколоть волосы или так?

- Так, - сказала Кирочка. - А я одна боюсь в кают-компанию идти.
Вдруг они уже все за столом сидят, я вхожу, а мастер скажет: "Вот наш
третий механик, вы не думайте, что она у нас такая маленькая и
тоненькая..." Ну знаешь, как он всегда гостям говорит.

- Чепуха, - сказала Снежина, закалывая волосы на затылке. - Он тебя
очень уважает.

- Я не об этом. Это же не обыкновенные гости. С тобой спокойнее.

- Тетя кончила расстраиваться?

- А что?

- Испугалась корон.

- По-моему, ничего особенного.

- Ну, а как теперь? - Снежина обернулась к Кирочке.

- Я же говорю: ты как ни причешешься...

- А мне они сначала тоже страшными показались, - призналась
Снежина. - Мир полон неожиданностей.

- Пошли, и в самом деле сегодня опаздывать не стоит.

Девушки спустились по трапу. У экспериментального номера
стенгазеты, полностью сделанного роботами, стоял доктор Павлыш.

- Жуткое зрелище, - сказал он. - Все правильно. Даже есть анонимное
письмо в редакцию: "Долго ли гонг будет звенеть в неположенное
время?".

Доктор Павлыш церемонно предложил дамам обе руки, и двери в
кают-компанию раскрылись.

- С вашего разрешения, - кивнул Павлыш старшему штурману.

- Пожалуйста, - ответил Баков.

Его казачий чуб и усы были тщательно расчесаны. Старпом был в
парадной форме. Знак космонавта дальнего плаванья вбирал в себя свет
люстры и разбрасывал его зайчиками по углам кают-компании.

Все свободные от вахт члены экипажа уже сидели за столом. Снежина
прошла на свое место между Павлышом и Кудараускасом.

Кухонный робот Гришка в кокетливом белом передничке (тетя Миля
сшила для уюта) раскладывал приборы.

- А где тетя Миля? - спросил Малыш.

- Эмилия Кареновна, - позвал Баков. - Мы вас ждем.

- И праздничный торт тоже, - вставил Малыш.

- Эмилия Кареновна не придет, - быстро сказала Снежина. - Она себя
плохо чувствует.

- Как так? - Старпом строго посмотрел на Павлыша.

Павлыш густо покраснел - румянец мгновенно разбежался по щекам,
подобрался к голубым глазам и даже залил лоб.

- Она ко мне не обращалась, Алексей Иванович.

- Ничего особенного, - сказала Снежина. - Медицинская помощь не
требуется.

Как-то все одновременно замолчали, и затянувшаяся пауза заставила
всех обернуться к двери. "Сейчас они войдут, - подумала Снежина. -
Может быть, им тоже немножко не по себе. Они войдут, увидят длинный
стол: на одном конце место капитана, на другом - старшего помощника.
Нам этот стол уже настолько знаком, что мы его и не замечаем. А их
может удивить. Допустим, у них вовсе столов нет. А там дальше, за
полураздвинутой зеленой портьерой, полукругом диван, перед ним
шахматный столик, одной пешки не хватает; нарды: в них играют Малыш с
доктором. На стене по обе стороны от двери - картины. Одна - отчаянный