Чтение 38–й страницы книги ~Рассказы о Великом Гусляре~

танусь.

И видя тут, что человечек в сумке засуетился, осознавая, наконец,
масштаб беды, в которую угодил, Ксения заговорила ласковым голосом:

- Корнюша, для твоего же блага! Это все любовь моя виновата. Век бы с
тобой не расставалась, ласкала бы тебя, нежила.

К Удалову сверху свесился палец ростом с него самого, и этот палец
нежно погладил Удалова по макушке, чуть не содрав с нее последние воло-
сики. Удалов изловчился и укусил кончик пальца.

- Ну что ты, лапушка, ну что ты волнуешься, - огорчилась Ксения. -
Посидишь немножко, придешь в себя. Поймешь, что так полезнее. Потом те-
левизор посмотрим. Я тебя в канареечную клетку посажу. Все равно пусту-
ет. Детишки не увидят. Детишек я на первый вечер к мамаше послала, пото-
му что ты с непривычки можешь чего-нибудь лишнего натворить.

- Прекрати! - крикнул Удалов. - Немедленно прекрати. Ты что, с ума
сошла со своим Львом Христофоровичем? Да я вас по судам загоняю! Мне на
работу в понедельник.

Ксения только покачала сокрушенно головой, и ее волос канатом упал
рядом с Удаловым.

- Завтра к вечеру, - сказала Ксения, - будешь как прежде. Ты кушать
хочешь?

Удалов рухнул на вату и уткнулся в ее жесткие толстые волокна лицом.
Положение было обидное. Рыбалка погибла. Ксения полагала, что протест
Корнелия вскоре иссякнет и тоща можно будет поговорить с ним по-хорошему
и даже добиться его согласия проводить в канареечной клетке выходные
дни. Тут же подумалось и об экономии: маленький Удалов съест, что птич-
ка. Нет. Ксения, как вам известно, женщина не жестокая. И она честно по-
лагала, что как только проучит мужа, как только добьется от него обеща-
ния уделять больше внимания семье, согласия ходить в гости к Антонине и
другим родственникам, она его сразу выпустит на волю. Ведь должен же
Удалов понять, что иного выхода нету. Если будет упрямиться, всегда мож-
но снова подложить желтую крупинку. Не откажется же Удалов от домашней
пищи - к другой он не приучен.

Но Удалов думал иначе. Он не смирится. Он собирался продолжать
борьбу, потому что был глубоко оскорблен и кипел жаждой мести - от раз-
вода с женой до убийства изобретателя Минца.

Ксения закрыла сумку на молнию и на замочек. Удалов, нащупав в кро-
мешной темноте толстый и длинный Ксюшин волос, принялся плести из него
лестницу, чтобы выбраться на волю.

Ксения приготовила манной кашки и налила ее в блюдечко для варенья.
Туда же капнула меда и отломила кусочек печенья. Пускай Корнюша побалу-
ется, он так любит сладкое.

- Тебе хорошо, цыпочка? - спросила Ксения. Маленький муж ей нравился
даже больше, чем большой. Она с удовольствием носила бы его в ладонях,
только боялась, что он будет царапаться. Удалов лежал недвижно на дне
сумки.

- Корнелий, - сказала Ксения, - не притворяйся. Корнелий не ше-
вельнулся.

- Корнелий... - Ксения потрогала мужа пальцем, и тот безжизненно и
податливо перевернулся на спину.

Ксения попыталась было нащупать пульс, но поняла, что так недолго
сломать мужу ручку.

Обливаясь нахлынувшими слезами, Ксения вытащила мужа из сумки и поло-
жила на диван. Сама же бросилась к Минцу. Того не было дома. Метнулась
обратно в комнату, и Удалов, который к тому времени уже вскочил и бегал
по дивану, ища места, чтобы спрыгнуть, еле успел улечься снова и принять
безжизненную позу. Ксения не обратила внимания на то, что ее муж лежит
не там, где был оставлен. Она вслух проклинала Минца, который погубил ее
Корнелия, и собралась уже бежать в неотложку, во спохватилась - неотлож-
ка приезжает за людьми, что ей делать с птенчиком?

Удалов сам себя погубил. Ему показалось, что жена отвернулась, и он
легонько подпрыгнул и сделал короткую перебежку к диванной подушке. Ксе-
ния увидела его притворство и ужасно оскорбилась.

- Ах так! - сказала она. - Притворяешься? Пугаешь самого близкого те-
бе человека, любящую тебя жену? Просидишь до завтрашнего вечера в сумке.
Одумаешься.

И она бросила его в сумку, брезгливо держа двумя пальцами, словно гу-
сеницу.

Удалов немного ушибся и проклял свое нетерпение. И снова принялся
плести лестницу из волоса Ксении.

Ксения отказалась от мысли кормить Удалова. Пускай помучается. Прав-
да, поставила ему в сумку свой наперсток и пояснила:

- Это тебе как ночной горшок. Понял?

- Я тебя ненавижу, - ответил Удалов с горечью. И тут же его охватило
бессильное озлобление, он начал бегать, проваливаясь по коленов вату, и
махать кулачонками.

- Ах так, - сказала Ксения и села к телевизору, включив его на полную
громкость, чтобы не слышать упреков и оскорблений. А если до нее доно-
сился голосок мужа, то она отвечала однообразно:

- Для твоего блага. Для твоего перевоспитания. Но спокойствия в душе
Ксении не было. Она приобрела то, что не смогла приобрести ни одна жен-
щина на свете, - карманного мужчину. Но торжество ее было неполным.
Во-первых, мужчина не желал быть карманным, во-вторых, ей не с кем было
поделиться своим триумфом. И тогда Ксения решилась.

Она выключила телевизор на самом интересном месте, застегнула сумочку
и собралась в гости к Антонине.

В пути Удалова укачало. Он перестал буянить и только заткнул уши,
чтобы не слышать, как Ксения размышляет вслух об их будущей счастливой
жизни.

Антонина не ожидала поздних гостей.

- Ксюша, - сказала она. -А я вас завтра звала. Антонина отличалась
удивительной бестактностью.

- Ничего, - ответила Ксения. - Мы ненадолго.

- А Корнелий придет? - спросила Антонина. - Мой-то дрыхнет. На футбол
ходил. Вот и дрыхнет. Только пирога не жди. Пирог я на завтра запланиро-
вала. Придется кого-то еще звать на завтра вместо тебя. Как здоровье,
Ксения? Ноги не беспокоят?

Ноги болели не у Ксении, а у ее двоюродной сестры Насти. Но Ксения
спорить не стала, да и не было никакой возможности спорить, если ты
пришла к тетке Антонине.

- Ты проходи, - пригласила Антонина, - чего стоишь в прихожей?

Ксения послушно прошла в комнату, тесно заставленную мебелью, потому
что Антонина любила покупать новые вещи, но не могла заставить себя
расстаться со старыми.

На тахте, зажатой между двумя буфетами - старым и новым, лежал Анто-
нинин муж Геннадий, такой же сухой, жилистый и длинноносый, как Антони-
на, и, закрыв голову газетой, делал вид, что спит, надеялся, что его не
тронут и уйдут в другую комнату.

- Вставай, - сказала строго Антонина. - Развлекай гостей. Я пойду чай
поставлю. Нет хуже, чем гость не ко времени. А твой-то где?

- Со мной, - лукаво ответила Ксения.

- А, - согласилась Антонина, которая, как всегда, слушала плохо и бы-
ла занята своими мыслями. - Никогда он ко мне не приходит. Брезгует. Ты
вставай, Геннадий, вставай.

И Антонина ушла на кухню, оставив Ксению на попечение мужа, который
так и не снял с лица газету.

В другой раз Ксения, может быть, и обиделась бы, ушла. Но сейчас по-
нимала, что явилась к людям, когда не звали, а потому сама виновата. Но
желание удивить родственников подавило все остальные чувства, так что
Ксения послушно уселась за стол, поставив сумку рядом с собой на ска-
терть.

Минут через пять, в течение которых в комнате царило молчание, нару-
шаемое лишь демонстративным посапыванием Геннадия, вернулась Антонина.

- Так и знала, - сказала она. - Ты, глупая, сидишь, словно клуша, а
мой изображает из себя спящую красавицу. Ну, уж это слишком.

Антонина, быстро и споро накрывая на стол, выкроила секунду, чтобы
потянуть мужа за ногу.

- А, племянница, - произнес Геннадий, словно и в самом деле только
проснулся. - А где Корнелий?

- Здесь он.

- Ага. - Геннадий в одних носках подошел к столу и сел напротив. Ксе-
нии. - Я тоже по гостям ходить не терплю. Все это сплошные бабские раз-
говоры. Нет, меня не затянешь. А Корнелия за его упрямство даже уважаю.

Корнелий пошевелился в сумке, отчего та вздрогнула, а Ксения подвину-
ла ее к себе.

- Шшшш! - велела она строго.

- Чего? - удивился дядя Геннадий.

Не тебе, - сказала Ксения. - Это я Удалову.

Удалов больше не двигался. Он испугался, что его будут показывать, а
это было унижение хуже смерти. Тут Антонина принесла самовар. Сели пить
чай.

- Ты сумку со стола убери, - сказала Антонина племяннице. - Не дело
сумку на столе держать.

Ксения улыбнулась, но сумку убрала, поставила на пол, между туфель,
чтобы кто случайно не задел, потому что очень любила своего Корнелия.

От толчка Корнелий пискнул: "Ой!"

- Все-таки, - сказала Ксения сладким голос ом, чтобы заглушить крик
мужа, а также навести разговор на нужную тему, - все-таки, будь моя во-
ля, я бы мужиков далеко не отпускала. Ну, отработал, пришел домой, а
дальше - никуда.