старался это делать ради твоего же блага.
продолжал:
впереди, обязательное расставание. Даже если ты можешь отчасти управлять
этим потоком, поправляя курс лодки хрупким веслом, даже если тебе дано
убежать от времени, оно все равно догонит тебя и сожрет. У Хроноса
ненасытная пасть. Если бы ты знал, сколько мне довелось пережить...
Впрочем, тебе это неинтересно, потому что пока ты не замечаешь, как
стремителен этот поток. Ты видишь лишь искры, что отражаются от золотых
рыбок в глубине... Иди, тебе пора спать.
согласию пасынка, потом протянул руку, и Андрей пожал ее. Рука была
сильной, прохладной и сухой.
* * *
мошкара. Андрей задул ночник и думал, что заснет, но сон не шел. В
закрытые глаза било солнце, оно ореолом окружало профиль Лидочки.
"Господи, до чего я несчастен и одинок!"
кабинет. Потом за стеной звякнуло, словно ложка о стакан. Значит, Глаша
еще не спит. Вдали забрехала собака.
звуки, доносившиеся оттуда, были непонятны... Все стихло.
билось, как после бега. Надо было толкнуть дверь, но рука была тяжелой и
не подчинялась. Андрей мысленно уговаривал Глашу: ведь ты знаешь, что я
здесь, ты должна открыть дверь...
невозможно, Андрей толкнул дверь ладонью. Дверь была заперта. Он удивился
- от кого бы заперлась Глаша? Потом постучал костяшками пальцев. Никакого
ответа. Он постучал снова.
зашлепали к двери.
сладко оттого, что она догадалась, кто именно пришел к ней ночью, и не
сердится.
знает, что надо сказать и что положено говорить в таких случаях.
совсем черными. "Странно, - подумал Андрей. - Здесь совсем темно, а я ее
вижу".
прикрывая ее.
нажимал на нее, норовя войти, словно в этом была его основная цель. - Иди
спать, ты с ума сошел.
руку от груди и толкнула Андрея. Он перехватил ее полную горячую руку и
потянул к себе. Но в этот момент наверху скрипнула дверь - то ли от
сквозняка, то ли Сергей Серафимович не спал и, услышав шум снизу, вышел из
кабинета. Андрей замер, а Глаша, воспользовавшись этим мгновением,
захлопнула дверь. Звякнул крючок. Андрей стоял затаив дыхание. Но сверху
не доносилось ни звука. А по ту сторону двери стояла Глаша. Андрей знал,
что она не уходит.
нем усмешка.
остановился у окна. Как все неловко и глупо вышло! Он, как барин Нехлюдов
в "Воскресении", пытался овладеть горничной. Это же низко! В нем не было
злости на Глашу - только раздражение против своей необузданной плоти - вся
унизительность его положения обрушилась на него. Он не должен был так
поступать - не имел права. Если бы вчера ему сказали, что он будет
ломиться в дверь служанки отчима, он с оправданным презрением взглянул бы
на того человека. Что же происходит с ним? Неужели зверь, заточенный в
нем, столь силен и бесстыден, что заставляет забыть о высоком чувстве,
посетившем его недавно?
замолкли. "Глупо, глупо, глупо", - повторял Андрей, забираясь под легкое
покрывало и накрываясь с головой, чтобы скорее заснуть и забыть обо всем.
Ужасный день, постыдный день... Завтра с утра он уедет в Симферополь.
* * *
далекие голоса, квохтанье кур, звон ведра... Открыл глаза, увидел белый
потолок, по которому пробежала замысловатая, похожая на Волгу трещина, и
вспомнил ее - вспомнил, как в прошлом году так же просыпался в этой
комнате и так же смотрел на эту трещину... Он потянулся, понимая, как
хороша жизнь, и тут же зажмурился, потому что утро таило в себе обман -
оно, такое светлое и невинное, сохранило память о вчерашнем. Скорее
уехать... Может, выскочить через окно и, не прощаясь, покинуть дом, только
бы не видеть укоризны в глазах Глаши, а то и презрительного выговора. А
что, если отчим тоже услышал его ночные мольбы... "Господи, за что ты так
наказываешь меня?"
копейки? Искать Беккера? У него ничего нет, да и не хочется видеть его.
Ахмет наверняка катает князей по горам...
проспишь. Я уж два раза самовар ставила.
розовом платье с короткими рукавами и переднике, волосы собраны в
темно-золотой пук.
И в этом было возвращение счастья.
белые зубы. - Одна нога здесь, другая там!
натягивает брюки.
благодарность Глаше за то, что она так легко отпустила ему ночные грехи.
обидишься?
может, от белых плиток, которыми были покрыты стены, серебряного блеска
кастрюль и золотого сияния тазов. Глаша застелила белой салфеткой край
кухонного стола.
там какие-то профессора из Парижа собрались поспорить, чей виноград лучше.
Ты же знаешь, он у нас большой ботаник.
сверху, с Ай-Петри привозят. Там травы особенные, горные...
обыкновенная, крепкая, налитая силой и здоровьем Глаша, совсем не та
желанная, таинственная женщина, столь смутившая Андрея, когда он увидел ее
за пианино в полутемном, наполненном жгучим пряным ароматом кабинете
отчима.
понимаешь, все без исключения снеслись. Ты только посмотри.
привезу.
голубыми розами и щербинкой на носике. Андрею чайник был знаком уже много
лет.