потому что она стояла близко к нему и глаз его натолкнулся на линию бедер
и крепкие лодыжки, видные из-под короткого платья.
на Глашу? Наверное, я очень дурной, испорченный человек".
приблизился к ней.
смешной, Андрюша. Погоди, сейчас рыба согреется, поешь и спать пойдешь.
Поспать надо, хоть бы часок после обеда.
дымящаяся сковородка оказалась между ней и Андрюшей. Андрею пришлось
отступить.
бокалу вина и сказала:
лучше всех. И чтобы красавицу встретил, добрую. Выпьем.
неловким, неладным. "Она все понимает и посмеивается над мальчишкой. Мое
горе в том, что я непривлекателен для женщин и они сторонятся меня".
занавеска чуть колыхалась - поднялся ветерок. Шмель, залетевший в комнату,
бился о кисею, искал выхода. Где сейчас Лидочка? Они, наверное, пошли
обедать в ресторан на горе. Впрочем, нет, где Коле достать денег?
Интересно, а если бы у меня были деньги, дал ли бы я их ему? Наверное,
пришлось бы дать.
вырезе платья темную впадину между ее полных грудей. Он перехватил руку и
потянул Глашу к себе. Глаша молча вырвалась, положила письмо на столик, но
потом сама протянула руку, дотронулась до его щеки. Она присела на край
кровати и сказала:
потянулась, будто ей было щекотно.
позволила поцеловать себя в губы. Правда, губы ее были сухие,
неподатливые, и Глаша резко отдернула голову, так что окончание поцелуя
пришлось в щеку.
сильнее привлекая ее к себе, волосы Глаши разметались и закрывали свет, от
них уютно пахло то ли ванилью, то ли сдобным тестом.
усилия ее были половинчатыми, как будто понарошку, как будто она боролась
с Андреем так, чтобы не победить.
навстречу его усилиям, и поцелуй получился мягким, влажным, горячим...
Голова шла кругом, и мир перестал существовать... Рука Андрея нашла полную
мягкую грудь Глаши. Глаша вздохнула, как будто всхлипнула, и тут рванулась
так неожиданно, что Андрей отпустил ее.
стало темнее.
и, повернувшись спиной к нему, сказала: - Ты расстегни сзади, а то пуговки
тугие.
расходилась, чуть-чуть более обнажая спину.
будто он мог что-то объяснить...
оказалась рядом с Андреем, обнимая его, прижимая к себе, лаская сильными
пальцами его щеки, шею, плечи. И Андрей старался раздеть ее дальше, и это
не требовало трудов, потому что Глаша была одета по-домашнему, без корсета
и лифа.
бы сказать, потому что он утонул в Глаше, он пропал в горячей сладости, от
которой хотелось кричать, и Глаша все время почему-то уговаривала его,
будто жалела, и он все слышал: "Андрю-ю-юша, Андрю-юша... Ох, беда моя,
Андрю-юша... сладкий ты мой..."
сладости и желания, и он тоже что-то говорил, даже крикнул... И потом они
лежали рядом, совсем мокрые от пота, жутко усталые, и Андрей был полон
благодарности к Глаше, Глашеньке, его первой женщине. Хоть и было жарко,
Андрей никак не мог оторваться от Глаши, он гладил ее плечи и очень хотел
поцеловать ее розовый пухлый сосок, но теперь, когда все кончилось, было
неловко это сделать. А Глаша медленно-медленно гладила его по голове. Она
молчала.
плачет.
круглый лоб, небольшой точеный нос, красиво очерченные полные губы и
упрямый, выступающий вперед подбородок. Андрей никогда еще не разглядывал
ее так. Он приподнялся на локте.
взрослой, чистой женщине, которая открылась ему, впустила его в себя и
теперь лежала рядом, покорная и грустная.
пройдет. Ты опомнишься и будешь ненавидеть меня.
были большие, светлые и влажные. - Просто пришло твое время, а я оказалась
рядом. Два дня назад ты об этом и не думал.
права. Не два дня - три часа назад он не думал, что так будет. Он
любовался Лидочкой, никак не полагая, что и ее можно так же обнимать, как
Глашу. Любовался, но не желал.
чувство, которое ты испытываешь к ней, в тебе еще не связано с любовью
плотской. Ты разделил как бы любовь надвое. То, что тебе и помыслить
трудно с ней, ты испытал ко мне.
прочла его мысли.
поцелуи щекотали, и Глаши было слишком много, как будто Андрею дали
большой шоколадный торт, первый кусок которого поедаешь с жадностью, но
потом задумываешься - протянуть ли руку за вторым. Но сравнение с тортом,
так и не успев толком оформиться в голове Андрея, забылось, так как от
поцелуев Глаши и тесного прикосновения ее груди, ее бедер, живота в Андрее
возникла дрожь вожделения, и он стал отвечать на ее поцелуи, становясь все
настойчивее и грубее, и тогда Глаша стала уступать, обволакивать его,
раскрываясь навстречу, горячо и влажно...
горячему телу Глаши, она лениво поднялась с постели, подобрала с пола
брошенное платье и панталоны и сказала, будто ничего не было:
пальцем и благодарен Глаше, что она первой поднялась и ушла.
простучали по коридору. Андрей не знал, хорошо ему или плохо, да и не
желалось думать. Кровать тихо покачивалась, словно на волнах. Потом Глаша
заглянула снова, она была уже одета. Она принесла влажное махровое
полотенце и спросила: