Чтение 41–й страницы книги ~Река Хронос-1~

ценности.

Андрей более не слышал тетю. Он уже знал, что рассказ ее - чистая
правда, потому что он, Андрей, видел этот тайник и даже знал, что в
шкатулке хранились драгоценности. Все это было правдой, глупой, нелепой -
так не бывает, - но правдой.

Больше тетя ничего рассказать толком не могла. Дядю ищут в
окрестностях Ялты, полицейские прочесали лес за верхней дорогой, но ничего
не нашли. Господин следователь Вревский уверен, что преступление - дело
рук дезертиров. В районе Ялты замечена банда дезертиров, которые
уклоняются от мобилизации и уже дали знать о себе дерзкими нападениями.

Сама Мария Павловна два дня провела в Ялте, но не в доме отчима -
"Боже меня упаси", - а в пансионате. Но далее ждать она не могла - в
Симферополе, в госпитале, ее ждали неотложные дела.

Было еще светло, и Андрей сказал, что он сразу едет в Ялту. Тетя
велела подождать. Андрей решил было, что она боится остаться одна, и
потому хотел пойти к Беккерам и попросить Нину побыть с тетей, но тетя
ждала совсем иного. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге появился
возмужавший усатый Ахмет. Ничего не говоря, он подошел к Андрею и обнял
его.

Потом сказал:

- Я позвал Нину Беккер, она побудет с вами. Вы, Мария Павловна, не
беспокойтесь. А мы поехали.

- С Богом, - сказала тетя, которой, оказывается, Ахмет еще утром
обещал отвезти Андрея в Ялту, если сможет освободиться.

У калитки стоял новый автомобиль, длинный, мощный, черный, как сама
ночь, и сверкающий металлическими деталями, как южное небо звездами.

- Это что такое? - спросил Андрей.

- Моя новая пролетка. Больше пока ничего не могу добавить, - сказал
Ахмет. - Поехали. С ветерком.

Автомобиль сразу взял с места. Ахмет вел его уверенно и лихо,
стараясь показать Андрею, чего он достиг в новом умении.

- Что в Ялте? А то тетя ничего толком не рассказала, - спросил
Андрей.

Ахмет повторил тетин рассказ. Ничего больше он не знал. Но в его
изложении не было тетиной надежды на благополучный исход, и потому все
было проще и трагичней.

- Ты тоже думаешь, что это дело рук дезертиров?

- Слушай, время изменилось, понимаешь? Война идет, жизнь стала
копейка. Только это не дезертиры. Я про них спрашивал. Они ни при чем.

- Откуда ты знаешь?

- Там мой брат двоюродный. Они не убийцы. Они за белого царя воевать
не хотят.

- Но их поймают и могут расстрелять. Странно...

- А ты кто? - спросил Ахмет. - Ты не дезертир? Твои товарищи
проливают кровь во славу империи. А ты сидишь в Москве и кушаешь пирожные.
Не морщись, я тоже дезертир. Мой папа большие деньги дал, чтобы от призыва
меня освободить. Плоскостопие у меня нашлось, представляешь, как смешно?

- Но нельзя же вечно сидеть в горах.

- А кто говорит - вечно? Эти люди - наша будущая армия.

- Какая армия?

- Армия моего народа, татарская армия Крыма. Ваш Суворов Крым у нас
отнял, а вы думаете, что он всегда русский был.

- Ну это было тысячу лет назад.

- Раньше мы тоже так думали. Если хочешь, я тебя на собрание
национальной партии свожу, только ты ничего не поймешь, там по-татарски
говорят. Ты мне скажи - Россия за что борется? За демократию и свободу,
да?

- Формально да.

- Вот именно, что формально, все-таки ты не дурак. Не зря я тебя
люблю. А на самом деле она хочет других славян освобождать, тех, которых
австрийцы обижают. А может быть, она лучше своих освободит? Поляков,
финнов, татар, чухонцев, а?

Не сами слова Ахмета звучали странно. Подобные речи Андрей уже слышал
в Москве, хотя собственного отношения к ним у Андрея не было. Империя
казалась настолько незыблемой, хоть и крайне несовершенной, что
прекращение ее выходило за пределы сознания. Это было все равно что
отменить христианство - Андрей мог читать о зверствах инквизиции, о
воровстве и прелюбодеяниях попов, мог месяцами не заглядывать в церковь,
но она оставалась естественной частью жизни, как воздух и море.

- Ну освободитесь, - сказал Андрей. - А дальше что? Сделаете свое
правительство, своих полицейских, а все равно Крым живет Россией. Кому вы
будете продавать виноград и сдавать квартиры?

- Можно подумать, что это ты извозчик, а я студент. Пускай все
приезжают. И русские, и турки, и англичане. Мы всем продадим виноград и
еще таких понастроим отелей, что из Америки приедут.

- У них есть Гавайские острова.

- Если тебе нравится приезжать, значит, им тоже понравится.

- А что вы сделаете со мной, с тетей Маней, с Беккерами?

- Кто хочет, пускай уезжает, кто хочет - пускай живет. Тетя Маня
останется, мы ее уважаем.

- Глупо это все и наивно, - сказал Андрей. - Хватит двух дивизий,
чтобы всю вашу независимость растоптать. Придут казачки, ударит из
крупного калибра "Императрица Екатерина", вот и кончилась ваша
независимость. Будет только лишняя кровь и жертвы.

- Любопытно бы тебя послушать Вашингтону.

- Кому?

- Вашингтону. Или лорду Байрону. Им бы сказать - у Англии есть
линкоры, а у Турции янычары. Пускай греки и американцы живут как жили,
иначе будет кровь и жертвы.

- В то время не было линкоров.

- Вот видишь, когда ответить нечего, придираются к мелочам.

- Но вас же мало! Среди татар почти нет политиков, адвокатов, ученых,
наконец! Кто создаст цивилизованное государство?

- А зачем нам цивилизованное государство? У тебя и у меня совсем
разное понимание цивилизации. Для меня мечеть - цивилизация, а для тебя
церковь. Для тебя пристав - цивилизация и казаки - цивилизация, а для меня
дворец в Бахчисарае и Коран.

- Ты тоже споришь не по существу. Оттого, что вы разрушите церкви, вы
не станете умнее.

- А может, и не разрушим. В Турции есть церкви.

- А погромы армян - это цивилизация?

- А погромы евреев - это цивилизация?

Они почти кричали, а мотор авто рычал спокойно, ровно, и, когда
наступила неловкая пауза, Андрей подумал, что за рулем сложной современной
машины, которую он сам водить не умеет, сидит татарчонок, с которым они
еще недавно дрались в гимназическом саду и который, может быть, прав,
потому что если империя не выдержит этой войны и рухнет, то на развалинах
ее, как на развалинах Римской империи, возникнут другие государства,
большие и маленькие, которые почитают себя вправе быть независимыми и
добьются этого права, а какое-то из них через пятьсот лет создаст новую,
свою, скажем мордовскую, империю. Какое право у него, Берестова, волей
судьбы жителя этой татарской страны, претендовать на владение этими
темными горами, этими золотыми октябрьскими лесами, этим крутым берегом?
Но такое понимание и примирение с историей вызывало в самом же желание
спорить и сопротивляться будущему, которое пугало, потому что никак не
исходило из установленного и упорядоченного прошлого.

- У нас выгодное положение, - сказал Ахмет. Он копировал кого-то,
своего наставника, вождя, который вложил в него эти слова и мысли. - Если
перекопать перешеек за Джанкоем и восстановить крепость у Арабатской
стрелки, Россия может кинуть против нас несколько дивизий, но они в Крым
не прорвутся. Финнам никогда не добиться независимости - у них с Россией
слишком большая общая граница - маленькому народу такую длинную границу не
защитить. А мы, татары, всегда этим пользовались. Помнишь, как царица
София посылала к нам своего любовника князя Гагарина?

- Голицына.

- Вот именно. Войско, обессиленное в степях, наталкивалось на
Перекоп. Вот и конец похода.

- У вас все рассчитано.

- Мы думаем, - сказал Ахмет.

- А каковы планы Турции? - спросил Андрей.

- Турки - наши старшие братья, - ответил Ахмет. - Скоро Турция
вступит в войну на стороне Германии. У меня точные сведения, прямо из
Стамбула. И мы можем рассчитывать на помощь.

- Как же ты себе это представляешь? Десант на турецких броненосцах?
Ты забыл о Черноморском флоте, который потопит все турецкие броненосцы за
полчаса. Я думаю, для турок будет страшной глупостью вступать в войну. С
их армией и флотом они тут же потеряют Карс и Трапезунд. И наши войска
наконец-то снова прибьют щит к вратам Царьграда.

- Тебе с такими мыслями надо сидеть в окопах, - сказал Ахмет. Он
рванул машину вперед, и она отчаянно завизжала шинами по гравию, чтобы не
слететь под откос.

- Осторожнее, - сказал Андрей. - Татарская революция потеряет своего
солдата!

- Турция не одна. За Турцией Германия. Ты об этом подумал?

- Честно говоря, мне сейчас обо всем об этом неинтересно думать.
Российская империя, татарская империя, Чингисхан. А через два-три часа я
увижу дом отчима. Мне даже страшно, честное слово.

Ахмет ответил не сразу. Дорога стала круче, и в наступившей темноте
Ахмету приходилось внимательно смотреть вперед, чтобы не проскочить
поворот.