Чтение 50–й страницы книги ~Река Хронос-1~

- По-моему, это стреляют, - сказал Ахмет. - По-моему, это не учебные
стрельбы.

- Значит, это не наш корабль?

Лидочка вскочила.

- Турецкий, да?

- А что же наши? Что же они смотрят? Этого не может быть. - Андрей
смотрел, как новое облачко образовалось возле силуэта корабля, и ждал
новой волны гула, ждал с любопытством, зная заранее, как человек, кинувший
камень с обрыва, что сейчас снова в Ялте поднимется черный взрыв. И
старался угадать - где. Он не угадал. Рвануло куда ближе к порту.

- Ну поехали, поехали же! - умоляла Лидочка.

- Может быть, переждать здесь? - спросил Коля. - С нами дама. И мы не
знаем, сколько продолжится обстрел.

Но его не слушали.

Когда они въехали в город, корабль уже скрылся за горизонтом.
Двухэтажный дом горел, и из него выносили вещи. В порту был разрушен склад
- над ним поднимался черный маслянистый дым. Лидочка попросила остановить
у здания порта. Они побежали внутрь. Там была бессмысленная суматоха,
звонки по телефонам, споры. Двое матросов ввели третьего, раненого, у него
была в крови щека, и он прижимал к груди кое-как обмотанную вафельным
полотенцем руку.

Кирилл Федорович был на месте, он велел Лиде спешить домой и
успокоить маму. От облегчения Лидочка начала плакать. Они повезли ее
домой. Ахмет сразу уехал.

Став свидетелем бурной сцены возвращения домой дочери, "которую уже
не ждали", Андрей хотел вернуться к себе, но Евдокия Матвеевна уговорила
его вынести топчан в небольшой сад сзади дома, и там он лег. Андрей был
благодарен Евдокии Матвеевне. Ему никого не хотелось видеть. Он лежал,
прищурив глаза, и смотрел сквозь осеннюю листву на солнце. Потом незаметно
заснул. А проснулся, когда уже был вечер.

После ужина он, помаявшись в нерешительности, спросил Лидочку:

- Ты не обидишься, если я сегодня попрошу у Евдокии Матвеевны твоей
руки?

Лидочка удивилась. Захлопала ресницами, как ребенок, которому обещают
поездку на рождественскую елку, а может, в цирк.

- Ой, что ты! - сказала она. - Сейчас?

- А ты возражаешь?

- Я совершенно ни капельки не возражаю, - сказала Лидочка решительно.
- Но сейчас такое время, что ничего неизвестно.

- Именно поэтому я не хочу откладывать.

Лидочка взяла его за руку и повела в залу, где мама накрывала на
стол.

- Мама, - сказала она, - папа уже встал?

- Иду, - отозвался Кирилл Федорович. - Иду, иду. - Он был в халате и
шлепанцах. - Это был немецкий линейный крейсер "Гебен", - сказал он. -
Прорвался из Босфора. Наши линкоры ведут преследование. Сегодня-завтра с
ним будет покончено.

- Папа, погоди, - сказала Лидочка, - Андрей хочет сказать важную
вещь.

Отец не заметил, что они стоят держась за руки. Но Евдокия Матвеевна
заметила. Она смотрела на сплетенные пальцы.

- Извините, наверное, вам покажется, что сейчас не время и я еще
очень молод, - сказал Андрей. - Но я прошу Лидиной руки.

- Я согласна, - быстро сказала Лида, будто боялась, что родители
откажут или, еще хуже, будут смеяться.

- Ну что ж. - Кирилл Федорович, к которому все обернулись, откашлялся
и сам посмотрел на жену. - Конечно, это неожиданно, но, с другой стороны,
если есть чувство? Правда, Дуся?

- Идите, я вас поцелую, - сказала Евдокия Матвеевна. - Вы - хорошие
дети.

Она поцеловала Андрея в лоб, потом Лиду. Кирилл Федорович ушел, и
Евдокии Матвеевне пришлось звать его. Он переодевался.

- Несолидно! - смущенно откликнулся он. - Надо в мундире.

Перекрестив их, Евдокия Матвеевна серьезно сказала:

- Я рада, что вы нашли друг друга. Я не желаю Лиде другого мужа, а
себе зятя. И дай вам Бог держаться друг дружки в наше жестокое время. Но
пока что о свадьбе и речи быть не может.

- Мы еще и не обсуждали, - сказала Лидочка. - Ты не беспокойся.

Здесь она была командиром, и в конце концов все получалось так, как
она хотела.

За ужином никто и словом не упомянул свадьбу. А Андрею в какой-то
момент показалось, что свадьба уже свершилась. Давно.

И он уже много, может, сотни раз сидел за этим столом в этой зале. И
даже то, что Кирилл Федорович стал говорить о политике, о наступлении в
Галиции и перспективах на Средиземном море, было привычным.

Потом Евдокия Матвеевна вдруг смутилась - где постелить Андрею. Но
Андрей напомнил, что ночует в доме отчима. Это привело его будущую тещу в
ужас.

Когда он шел по переулку, он тихо повторил слово: "Невеста". Это было
очень красивое слово.

Лидочка высунулась из окна:

- Приходи как можно раньше!

Спустившись на набережную, он увидел небольшую толпу. Толпа была
неподвижна и под светом фонарей казалась театральным хором.

Оказалось, что люди рассматривали воронку, которая осталась после
взрыва немецкого снаряда. Воронка была неглубока, но землю разметало
вокруг и розовый куст лежал на боку.

* * *

На этот раз дом отчима был не столь зловещ, как вчера.

Полицейский, узнавший Андрея, был добродушен. Он зашел в дом следом
за Андреем и, когда тот предложил напоить его чаем, сразу согласился, сам
разогрел самовар, а пока Андрей был у себя в комнатке, пошел в сад и
крикнул оттуда:

- Не возражаете, если я яблочек соберу? Все равно пропадут.

Яблоки у отчима были чудесные. Он сам выводил новые сорта, даже ездил
к одному чудаку в Козлов Тамбовской губернии, о котором был высокого
мнения. "Человек не признает Менделя, - говорил отчим, - но чутьем,
интуицией добивается сказочных результатов. Бербанк бы ему позавидовал. К
сожалению, Россия не страна для талантов. Талант у нас не только оценить,
но и использовать не умеют".

Когда обрадованный разрешением полицейский шумно полез в сад, Андрею
стало жалко, что тот погубит что-нибудь из трудов отчима, и он, не
решившись отказаться от непродуманного решения, вышел в сад за урядником,
полагая, что в его присутствии тот особенно не разгуляется. Тем более что
в саду уже было почти темно, и цепочка лампочек, зажженная Андреем,
придавала ему праздничный вид, словно сейчас с террасы послышатся голоса
гостей и звон бокалов. Полицейский оказался не нахальным, веток не ломал,
набрал разных сортов полную фуражку и, положив ее на столик в саду,
сказал, что, когда сменится утром, отнесет домой, у него трое хлопчиков,
пускай побалуются. Полицейский был усатый, грузный, говорил певуче и
вставлял в речь украинские слова.

Андрей вынес уряднику стул, чтобы тому не сидеть ночью на камне, но
тот сказал, что служба этого не дозволяет, после чего уселся на стул и тут
же задремал.

На второй этаж Андрей не поднимался. Когда они расставались на ночь,
полицейский сказал:

- Я вам, господин студент, туда ходить не советую.

- Почему?

- Я туда часом подымался - ну ровно вурдалаки... - Он не смог яснее
выразить мысль, но Андрей понял.

Было уже около двенадцати, и Андрей улегся спать у себя, не закрывая
дверь в коридор, чтобы услышать, если что-то произойдет снаружи. Он думал,
что долго не заснет. Он вновь и вновь повторял в памяти сцену официальной
помолвки в доме Иваницких, стараясь воспроизвести, как бы для истории,
каждое слово и жест действующих лиц, потом подумал, как он мало знает
Лидочку, у которой обнаружился решительный характер. Наличие у Лидочки
характера Андрея умилило, и в этом умилении он заснул.

Проснулся он оттого, что кто-то заглядывал в окно.

Странно, но спящее сознание Андрея пробудилось не от звука, а именно
оттого, что в прямоугольнике окна образовался темный силуэт, закрывший
луну.

Андрей открыл глаза и мгновенно сообразил, где он, почему он в этом
доме. Видно, и во сне он был настороже.

Андрей лежал неподвижно, стараясь разглядеть замершую у открытого
окна фигуру. Ему хотелось, чтобы это был отчим. И он даже дорисовал в
воображении фигуру человека, сделав ее выше, стройнее, и тогда же понял,
что ошибается.

Человек, стоявший в проеме открытого окна, не был отчимом.

"Сейчас он начнет перелезать через подоконник, - понял Андрей. - Вот
сейчас он протянет руку вперед... А что тогда должен сделать я? Я не успею
добежать до двери. Крикнуть? Услышит ли полицейский?"

Фигура стояла неподвижно, словно статуя командора, которая никак не
решит, умертвить дон Жуана или подождать... Это сравнение пришло Андрею в
голову куда позже. В тот момент он лишь стал подтягивать ноги, чтобы
сподручнее соскочить с кровати. Движение Андрея вызвало визг пружин,
громкий в тиши, как крик ночной птицы.

Силуэт качнулся вправо и исчез за рамой окна.