понимали. Я сказала, что ты женат на племяннице государя. Оказывается, он
об этом знает.
обо всех. Ему лестно знакомство со мной.
подбежавших под его благословение, как гимназистки.
портретах. Но одна черта, не увиденная на фотографиях, привлекла внимание
Феликса. Это были его глаза.
углублены в череп, так затенены бровями, что терялись в орбитах и
поблескивали оттуда, как два холодных хрусталика. Даже трудно было порой
понять, открыты глаза или нет, но чувство, подобное пронзающей тебя игле,
заставляло держаться настороже. Во взгляде, как понял Феликс, таилась
нечеловеческая сила.
сбивчивый разговор.
его речи, он не договаривал фразу, бросал на половине, начинал новую. Он
пересыпал речь неопрятными словечками и стремился приставить к словам
уменьшительные суффиксы, что в его речи не давало комического эффекта,
потому что он оставался личностью значительной и даже страшной.
к нему с кинжалом?
не слышать. Но Головины слушали его так, словно он открыл им глаза на
правду жизни.
завистники, а он знает все травки. И тут Феликс догадался, каким образом
он сможет приблизиться к Распутину, не вызывая подозрений.
теряю способность двигаться.
сознание.
ожидали, что он сейчас превратит гадкого утенка Феликса в лебедя.
моем влиянии. Придешь ко мне, не бойся, зла я еще никому не сделал.
Поможем. А теперь еще по чашке чаю, и мне идти надо. Государственные дела
призывают.
легковерными дамочками или гусарами с перепою, тебе бы цены не было. Но
твои государственные дела и есть страшный вред для России.
ему свыше... Вот он, сидит передо мной, дьявол во плоти, губитель моей
России. А я, как белый жертвенный паладин, выхожу на открытый бой с
обнаженным мечом.
мной робеть не след. Ты лучше скажи, умеешь на гитаре играть и петь? Или
врут про тебя?
мотором, чтобы не заглох. Шофер был в шубе и меховой шапке. У Феликса авто
не было - ему идти от Головиных до своего дворца - два шага. Но он
почувствовал укол ненависти к этому мужику, который осмелился приехать на
собственном авто, тогда как он, Юсупов, таится даже от собственных слуг.
бороде. - К цыганам поедем.
закроем, всех вышвырнем. Меня ждут.
жертвы, вряд ли стоит останавливаться на полдороги. Да и любопытно
поглядеть - что же такое распутинский кутеж. О них в Петербурге чего
только не говорили.
воспоминания и память о чувстве постоянного страха - а вдруг появится
кто-то из знакомых?
камер-пажу. Несмотря на слухи, Григорий Ефимович не был склонен к
содомскому греху, впрочем, как сам признавался, по пьяному делу баловался
и мальчиками. Но любил баб.
он князя трогал, оглаживал, чуть не слюнявил, но знал меру и предел.
многокомнатной, но тесной и неуютной квартире на Фонтанке.
мешком из лисьих хвостов, - подарок, как сказал старец, от Анны Вырубовой,
его главной покровительницы и почитательницы. Напротив кровати стоял
громадный сундук, в нем можно было упрятать медведя, а опершись о него
спинкой, раскинуло лапы подлокотников старое продавленное кожаное кресло -
в нем-то и полулежал Феликс, пока старец совершал над ним свои действия.
рамках, а то и без - прикнопленные, висели портреты государя, государыни и
их детей, а также лубочные картинки, изображавшие сцены из Священного
Писания, - такие листки можно было купить на базаре по пятаку.
сеанса обязательно надо горячим настоем жилы разогреть.
накрыт скатертью, на ней расставлены блюда и тарелки со сладостями, до
которых Распутин был большой охотник. Полюбившемуся Феликсу он подвигал
тарелки и хвалил халву, конфеты и печения. Феликс глядел на толстые,
расплющенные на концах пальцы - под ногтями черно - и холодно, разумно
радовался решению - он отравит Распутина. Он подсыпет яда в пирожные. Где
бы отыскать надежного доктора?
собой. Сам отобрал гитару, встретив у черного хода, - на секретности
визита настоял князь.
воображение диктовало ему сцены смерти Распутина, пел задумчиво, негромко,
в основном цыганские романсы, которыми прославился в Оксфорде.
твердил, что пение Феликса - ангельское. И что он ни попросит - старец ему
сделает. Хочешь любую бабу, даже великую княгиню? И тут же спохватился,
захохотал, вспомнил, что у Феликса уже есть великая в женах.
нраву? Ведь ты будешь получше министром, чем эти старые грибы? Ты орешка
попробуй, в сахаре орешек, а потом еще нам сыграешь.
ему. Это наваждение, от которого надо избавиться. Если не избавишься,
Распутин разоблачит тебя и убьет. И Феликс радовался тому, что осознает
опасность и потому будет в силах с ней бороться.
привел с собой красавицу жену. Обещал, что посмотрит, здорова ли она, а
если нужна помощь, то помолится за нее. Он говорил вроде бы серьезно и
доброжелательно, но глазки пронзали страхом, а по лицу блуждала гадкая
ухмылка - может, она и привиделась князю.
мобилизации - все члены императорской фамилии, ее младшего поколения были
на фронте. Впрочем, удивляться тому не приходилось - по традиции все без
исключения, даже хронически больные принцы, с раннего детства были
приписаны к полкам, кончали кадетские корпуса и офицерские училища. Это
тоже сыграло плачевную роль в истории России - ее правящая верхушка, если
не считать наследника престола, который получал более широкое образование,
состояла из кадровых офицеров армии или флота, то есть к современной
политической жизни была не приспособлена. Впрочем, и сам Николай II лучше
всего чувствовал себя во главе полка, на параде или на учениях. Но уже в
штабной комнате он терялся, потому что офицером был старомодным,
бесталанным, для парадов, а не для танковых сражений. Беда русского
командования, когда все определяла близость к престолу, была связана,
разумеется, с деградацией самой империи. Ведь в наполеоновских войнах
император не смел после первых неудачных попыток командовать Кутузовым и
Барклаем. А вот Плевну в 1877 году штурмовали долго и неудачно -
августейшие полководцы на роль Наполеонов не годились.
по крови к царской семье, и никто не мешал его отцу дать сыну гражданское
образование. Отец полагал, что Оксфорд откроет сыну истинную карьеру в
современном государстве. Оксфорд ничего не открыл, только прибавил
сплетниц и врагов. И Феликс, уже по собственному разумению, резко сменил
карьеру и по возвращении из Лондона отправился в Пажеский корпус. Он стал
камер-пажом, правда, с опозданием. Но теперь после трех лет войны
камер-пажей стали отправлять на фронт.